Записки паломницы – эпилог: прогулки по Кракову

Наш внештатный корреспондент Ольга Дубягина, совершившая этим летом паломничество в Ченстохову, завершает серию своих путевых очерков рассказом о посещении Кракова непосредственно перед возвращением на родину…

Краков – это конечный пункт моего путешествия в Польшу. Позади останутся три дня в Варшаве и пятнадцатидневный многокилометровый пеший переход в Ченстохову. И вот, сев на поезд в Ченстохове, я через два часа буду стоять на перроне Краковского вокзала. В пути, наблюдая как сменяют друг друга маленькие и большие станции, такие уже знакомые поля с кукурузой и леса, которые напомнят мне среднюю полосу России, я вдруг задумаюсь, почему это все мои польские знакомые и друзья, коим я сообщила, что намереваюсь посетить Краков, будут произносить название этого города с таким пиететом и восхищением? А некоторые из них еще и поспешат добавить, что мне никогда не забыть встречу Краковом и что, познакомившись с Краковом, я навсегда полюблю Польшу как таковую.

Итак, я стою на привокзальной площади, и меня окружают как современные здания, так и исторические постройки, однако же такого резкого контраста между «старым» и «новым» как в Варшаве не ощущается. Автомобиль забирает нас от вокзала и везет в семинарию, которая гостеприимно примет меня и моих подруг на эти два дня. Именно с прогулки по двору семинарии и начнется мое первое знакомство с Краковом. А нашим первым гидом станет хороший знакомый – клирик Гжегош, бок о бок с которым мы прошли весь путь паломничества, тот самый, кто был бессменным ведущим нашего паломнического радио «Dzban». Под его водительством мы осматриваем местную достопримечательность: небольшой садик во дворе семинарии. Это своеобразная «Библия в картинках»: виноградная лоза, рядом с которой растут небольшие деревца, названные именами апостолов, смоковница и олива, колосья пшеницы и тут же – композиция с метелкой как иллюстрация к притче о потерянной драхме, чуть дальше – репродукция картины Рембрандта «Возвращение блудного сына», «скрижали» с десятью заповедями, «гроб Господень», распятый Иисус и стоящие под крестом женщины… Гжегош, комментирует каждый сюжет и тем самым возвращает нас ко дням паломничества, когда его юмор и искрометные шутки помогали в пути.

Теперь мы выходим за стены семинарии. Перед нами – искрящиеся на солнце воды Вислы, чуть вдалеке – крепостная стена. Туда и лежит наш путь. Гжегош рассказывает об иногда случающихся здесь наводнениях и вдруг резко останавливается со словами: «Взгляните направо. Это дом, в котором в 1938 – 1944 гг. жил Иоанн Павел II. Он тогда еще не был Папой, он был простым польским пареньком, трудящимся в каменоломнях – Каролем Войтылой». И, под аккомпанемент рассказов польского семинариста о молодых годах жизни Иоанна Павла II, мы подходим к маленькой часовне, в которую юный Войтыла постоянно заходил для молитвы по дороге на работу. Мы идем дальше, и теперь перед нами – Вавель (Королевский замок) и Дворцовая площадь со множеством народа. Это не только жители Кракова, но всегда многочисленные здесь туристы. Мы стоим на высоком берегу, а перед нами расстилается просто потрясающая по своей красоте панорама города: река со снующими по ней прогулочными корабликами, шпили храмов, крыши домов… Мы спускаемся вниз, на неширокие городские улочки. Здесь на каждом шагу кафе и сувенирные лавки, здесь не умолкают шум толпы и цокот конских копыт по мостовой. Одна за другой мимо проезжают коляски, запряженные парами лошадей самых разнообразных окрасов, коими управляют возницы в национальных одеждах. Так, незаметно, мы оказываемся перед Марьяцкой базиликой. На входе надпись, извещающая, что входить могут только молящиеся. Вхожу и тут же погружаюсь в тишину: неслышно уже ни гомона людской толпы, ни музыки, ни цокота копыт, вокруг – одна только тишина. Присаживаюсь на лавку, а надо мной – синий свод, и почти под самым куполом – Распятие. Ты не просто видишь страждущего Иисуса, Иисус как бы парит над землей и над тобой, Он – и распятый, и вознесшийся, и торжествующий одновременно. Твой взгляд буквально прикован к Христу, Который как бы обнимает тебя. Время здесь течет незаметно, тишина базилики умиротворяет. Опять выхожу на улицу, и тишина вновь сменяется шумом площади. Сегодня на улицах особенно многолюдно, ибо это – выходной день по случаю торжества Успения Богородицы (Взятия Богородицы на Небеса). На Рыночной площади – памятник Адаму Мицкевичу, лотки и магазинчики с сувенирами и сластями, а также художники, продающие милые пейзажи Кракова, музыканты и «живые» статуи». Вот одна такая фигура – нечто среднее между ангелом и эльфом, под рукой которого – картонный храм. И этот «храм» вдруг приходит в движение: «ангел», приоткрывая его крышу, предлагает всем желающим узнать, что их ожидает в ближайшем будущем. Подходят в основном туристы: они, опустив в ящичек для пожертвований небольшую сумму, с улыбками на лицах достают разноцветные бумажки с предсказаниями… Звук трубы на башне базилики оповещает о смене караула. Под бой курантов и приглашения возниц прокатиться, прогулкой по ночному городу завершается мой первый день в Кракове.

Следующий и заключительный день моего пребывания в этой древней польской столице начнется с поездки в Санктуариум Милосердия Божия. Здесь, в часовне Святой Фаустины Ковальской, священники, сопровождавшие нас в поездке по Польше (отец Матеуш и отец Дариуш), отслужат Святую Мессу. Часовня примечательна своей простотой и даже некоторым аскетизмом: в ее алтарной части на белой стене – образа Иисуса Милосердного, святой Фаустины и дарохранительница, а вокруг – прозрачные стеклянные стены. И я вдруг отчетливо ощущаю, что для Господа я сама – как та часовня со стеклянными стенами, в центре которой – моя бессмертная душа. Святая Месса завершилась, и мы проходим к furta – месту, где Фаустина во время своего дежурства принимала взыскующих помощи страждущих, голодных и нуждающихся. Сюда к ней пришел и Сам Иисус.

Теперь наш путь лежит в Центр Иоанна Павла II. На огромной площади перед зданием Центра возвышается величественная фигура Папы-поляка, слегка наклоненная вперед, так что складывается впечатление, что он движется тебе навстречу, а за ним, доверчиво прильнув к его ногам, следуют маленькие овечки. Мы заходим внутрь мемориала: там тишина, люди, склонившиеся в молитве, а на стенах – мозаичные полотна с изображениями библейских сцен, Девы Марии, святых и самого Папы. Одна часовенка сменяет другую и я оказываюсь у стенда с сутаной с засохшими бурыми пятнами крови на ней. Это та самая сутана, в которую величайший Понтифик XX века был облачен в день покушения на него 13 мая 1981 г. Я уже направлялась к выходу, когда что-то заставило меня задержаться. Я подняла голову и обнаружила, что надо мною – стеклянная крыша, сквозь которую я вижу небо и крест.

Из Центра Иоанна Павла II направляюсь в «старый город». Его улочки приводят меня к базилике Святой Троицы, входящей в комплекс Доминиканского монастыря, а затем – к базилике Святого Франциска, известной своим витражом с изображением Бога-Отца и выставленной в нем копией Туринской плащаницы. Здесь я стану свидетельницей проходящего Таинства венчания. Будущие супруги, слегка волнуясь, стоят у входа в храм. Подошедший к ним священник, о чем-то спрашивает их, они в ответ согласно кивают головами, потом он обращается к свидетелям, стоящим позади «молодых», и они со вниманием слушают священника. Мужчина что-то говорит ему, кивая головой в знак согласия, его спутница переспрашивает, задумывается и, наконец, кивает в знак согласия тоже. Будущие супруги в сопровождении священника и свидетелей идут к алтарю, я же направляюсь к выходу из храма, и тут мой взгляд останавливается на изображении Иоанна Павла II, читающего книгу. От полотна исходит невольно приковывающий к себе взгляд, побуждающий остановиться свет. Покинув храм, я прохожу вдоль расположенного рядом с базиликой дома, из окна которого на втором этаже Папа Иоанн Павел II в ходе одного из своих визитов в Краков обращался с приветствием к молодёжи. Сейчас в этом окне помещается его мозаичный портрет.

Я иду пешком в монастырь сестер-альбертинок. Это – тоже своего рода паломничество, и им завершится мое пребывание в Кракове, как и в самой Польше. У монастырских стен нас встречает монахиня. Узнав о цели нашего визита, она пропускает нас в уютный дворик обители. Здесь нас встречает другая пожилая сестра, которая и становится нашим гидом. По ее словам, в обители в настоящее время проживают порядка 60 монахинь, включая мать-настоятельницу и членов Совета ордена. В главном здании также проживают девушки-послушницы, готовящиеся принести свои обеты, а в двух других зданиях сестры принимают нуждающихся и кормят голодных. Сопровождающая нас монахиня слегка сокрушается, что ежедневно к ним приходит «всего лишь» 200 человек. Потом она перепоручает нас другой сестре, которая извиняется, что не может сразу показать нам часовню (мы побываем в ней чуть позже), так как там всё еще продолжаются духовные упражнения для насельниц обители, а пока приглашает нас посетить «музей» с экспозицией о жизни и деятельности брата Альберта Хмелёвского. Ее рассказ начинается с младенческих лет жизни этого подвижника, о которых она, впрочем, говорит довольно кратко, сразу переходя к его молодым годам. Адам Хмелёвский – будущий «брат Альберт», был участником польского восстания 1863 -1864 гг., в котором потерял ногу, а от неминуемой смерти его спас тронутый его беззаветным мужеством русский офицер. Протез, изготовленный для брата Альберта во Франции, будет украден у него одним из беспризорников, которых он собирал по краковским улицам, а его новый протез уже не будет таким хорошим как первый. Стоя у стенда, на котором выставлен тот самый протез, с которым брат Альберт не расставался до конца своих дней, я, однако, оценила его достоинства: в нем был предусмотрен сгибательный механизм колена, так что, по словам монахини, брат Альберт не только мог ходить, не хромая, но мог даже танцевать, и те, кто знал его не слишком близко, даже и не догадывались, что у него отсутствует нога.

По стенам музея были в большом количестве развешаны репродукции картин Альберта Хмелёвского (а он был весьма талантливым художником). Сами картины были проданы еще при его жизни, а вырученные таким образом средства пошли на благотворительные цели. По словам сопровождавшей нас сестры, Альберт не учился живописи специально, однако же преуспел, работая, так сказать, «из-под руки» известных мастеров. Меня особенно заинтересовал его эскиз к картине Ecce Homo, рядом с которым был выставлен «портрет бродяги». Черты лиц многих таких бродяг, попечением о которых брат Альберт занимался не один десяток лет, он перенесет на лик Христов на полотне, над которым трудился многие годы. В советское время картина Ecce Homo окажется в запасниках одного из российских музеев, и позже, благодаря усилиям, в том числе, и Министерства культуры Польши, вернется на историческую родину, чтобы занять свое место в алтарной части часовни в монастыре сестер-альбертинок. Добавлю, что имя святого Альберта Хмелёвского тесно связано не только Краковом, но и с личностью Кароля Войтылы – будущего Папы Иоанна Павла II, который в 1949 году написал о брате Альберте пьесу. Ее театральная постановка была осуществлена в 1997 г.

Покинув монастырскую обитель альбертинок, мы пройдем вдоль ограды кладбища, на котором похоронены родители Иоанна Павла II. Наш обратный путь к месту ночлега в семинарии будет пролегать по улочкам Кракова в свете ночных огней, вдоль крепостной стены, отражающейся в водах Вислы. Рано утром я покину Краков. Перед отъездом я зайду в семинарскую часовню, в которой царит мирный сумрак, слегка рассеиваемый лишь двумя огоньками лампад: красным у дарохранительницы и белым у образа Богоматери. Я выйду на улицу к ожидающему меня такси, которое помчит через еще не очнувшийся от сна город. Теперь мне предстоит пройти итоговый тест: без посторонней помощи правильно сориентироваться на вокзале, услышать и понять нужное мне объявление о посадке на поезд, разузнать, где находится «мой» перрон, а потом, запасшись стаканчиком кофе в дорогу, встретить рассвет и объяснить представителям пограничной стражи, что я делала в Польше, какие города посетила, дабы услышать в ответ, что двух дней пребывания в Кракове слишком мало, чтобы узнать этот город. Для этого нужна целая жизнь…