Портрет гения: ко дню рождения Джеймса Джойса

СКГ Февраль 03, 2016

134 года назад, 2 февраля 1882 года, в праздник Сретения Господня, родился Джеймс Джойс. Выросший в иезуитском колледже великий писатель отошел очень далеко от Церкви, но все-таки во многих отношениях остался католиком. Крупнейшему писателю ХХ века посвятил свое размышление Сергей Гуркин.

***

Осенью 2010 года я гостил у доминиканцев в их парижском конвенте Saint Jacques. С одним из братьев мы удивительно быстро нашли общий язык и даже подружились, если это слово может быть применимо к людям 26 и 70 лет. Он мне рассказывал о современном католическом искусстве, а я ему – о том, как пришел в Церковь, что к тому времени было довольно свежим событием.

Помню, как поразили его мои слова о том, что одной из ступеней, которые привели меня к католичеству, были романы Джеймса Джойса. Для взрослого европейца Джойс – практически богоборец (что, в общем, верно), и потому в роли проводника в Церковь выглядит очень странно.

Позже, когда отец Антуан помогал мне найти пристанище в Риме, он позвонил в конвент San Clemente (где служат ирландцы) и начал разговор со своим знакомым так: «Привет. Слушай, тут один мой старый друг из России. Да, мы с ним знакомы два дня. Он пришел к католичеству, читая Джойса. Не мог бы ты его приютить?». И через несколько дней я уже вошел в комнату с видом на апельсиновый сад в полукилометре от Колизея.

Мои слова про Джойса были чистой правдой. Осенью 1999 года я приехал в Петербург, поступил в университет, и одной из первых книг, которые мне попались в руки, был «Портрет художника в юности». В Сочи ее найти было бы непросто. Нельзя сказать, что это был буквально мой первый опыт встречи с католичеством, нет. Но средневековые и романтические европейские романы, кардиналы Ришелье и всякие там домольерные францисканцы – все это было из какого-то совсем-прошлого, из какого-то приключенческого другого мира. Дортуары джойсовского дублинского иезуитиского колледжа были настоящим, в смысле – уже из нашего мира.

Эта книга, его первый законченный роман, не сказать, чтобы очень католическая. Персонаж (как и автор) учится в колледже, изучает христианскую философию, проходит все необходимые религиозные кризисы и отказывается от предложения вступить в орден, а потом и покидает Церковь. Он больше не верит в Бога. Теперь он верит в человека и в творчество.

И все же он был путеводителем по католичеству. Как живут люди, которые выросли в присутствии Бога. Как устроено христианское образование. Как красивы темно-бордовые, тихие, древние одеяния многовековой традиции. Как идет совершенно реальная жизнь в этих прекрасных, старых, исполненных лучшими мастерами декорациях.

Но дело было не только в декорациях. В чем еще? В 16 лет я не мог этого сформулировать. Позже я прочел комментарии Сергея Хоружего к «Улиссу». Он произнес там именно то, что я тогда чувствовал. Персонаж, что в «Портрете», что в «Улиссе», отошел от Церкви, не вступил в орден и перестал подходить к причастию. И все же в каком-то своеобразном смысле он остался христианином. Конкретно – католиком.

Он продолжал думать, как католик. Философия Фомы Аквинского не осталась мертвым прочитанным грузом. Он и собственную жизнь – в том числе и ту, что вне Церкви – старался строить так же, как Фома строил свою работу: четко, логично, полноценно, гигантским интеллектуальным усилием осваивая всю реальность без изъянов. Не накладывать готовую картинку на реальность – перерабатывать, осваивать ее силой веры и силой мысли.

Да даже и его идея творчества, человека как творца, в основе своей предельно христианская. Господь доверил человеку сотворчество мира – это принципиально христианская мысль. Господь вложил в сердце (разум?) человека интуицию прекрасного, которая ведет к правильным ответам, заставляя уходить от неверного и двигаться дальше – тоже принципиально христианская мысль.

Джойс работал над «Портретом» довольно долго, а в 1922 году поразил мир публикацией первых глав «Улисса». «Одиссея» в современном мире, роман об одном дне, совмещающий в себе путеводитель по Дублину, примеры работы в 20 с лишним разных стилях (каждому содержанию – свой, подходящий), глубочайший уровень аллюзий на Гомера, Библию и всю мировую литературу… Без сомнений – мощнейший роман ХХ века.

И все же не все современники аплодировали ему. Персонаж «Контрапункта» Олдоса Хаксли, тоже писатель, называет книгу Джойса чудовищной. Замысел столь масштабен, что перестает быть человеческим. Написанная человеком книга со сверхчеловеческим замыслом, не переставая быть гениальной, приобретает едва уловимый внутренний конфликт. Это круто. Но так не должно быть. Слишком искусственно. Слишком нечеловечески.

Герой другого романа (из творчества Перес-Реверте), тоже (как и Джойс-в-юности) иезуит, говорит: «Это наш профессиональный грех. Гордыня». Фраза, вполне применимая к Джойсу. Своей целью он поставил абсолют, предел литературного совершенства. С позиции чистой, дистиллированной литературы – прекрасная задача. С точки зрения человеческой (и христианской) – задача, обреченная на неудачу и для текста, и для его автора.

Человеку свойственно совершенствоваться, и Господь укрепляет это желание. Но для человека противоестественно ставить совершенство в качестве конкретной задачи. Это взращивает гордыню. И лишает текст – жизни. В «Портрете» (где цели такой не было) технического совершенства, конечно, поменьше. А человеческого – побольше. По «Улиссу» можно изучать литературу. Но по-человечески (а мы всё же люди – даже литературоведы, не говоря о читателях) – по-человечески она никого никуда не приведет.

Мне кажется неслучайным, что Джойс родился в праздник Сретения. Это ведь не только воспоминание о конкретном моменте жизни Иисуса и не только «профессиональный праздник» священников. Это еще и напоминание – всем нам, и мирянам и монахам – о том, что мы, какой бы образ жизни ни выбрали, должны посвятить себя в первую очередь Богу.

Дата собственного рождения напоминала Джойсу о том, что ему следовало сделать и чего он так и не сделал. Воздержимся от нелепых попыток сочувственно осуждать гения. Но, не правда ли, почти любой из нас (безотносительно масштаба таланта) знает, что это такое – искушение чистым творчеством, которое приводит к не менее чистому эгоцентризму.

Мы все помним, что на небесах не женятся, не выходят замуж – и, видимо, не пишут романов. И все же мы можем утешиться невинной фантазией, что Там, отбросив эгоцентризм гения, Джеймс Джойс написал еще один новый «Улисс». И что всем нам еще предстоит его прочесть.

Автор:

Сергей Гуркин — в недавнем прошлом филолог и журналист из Петербурга, в настоящее время преновиций Ордена Проповедников в Милане. Колумнист портала Рускатолик.рф. Сфера интересов — христианство, искусство и политика.