Историк Алексей Юдин о ЕС в связи с процессом беатификации одного из его отцов-основателей

Историк Алексей Юдин о ЕС в связи с процессом беатификации одного из его отцов-основателей

Святой Престол запустил процедуру причисления к лику блаженных одного из отцов-основателей Европейского союза – Робера Шумана, премьер-министра послевоенной Франции. Политик был ключевой фигурой модели «новой Европы». В интервью РИА Новости известный историк-ватиканист объяснил, почему основанный на христианских ценностях проект всё дальше и дальше уходит от них и как к этому относится Римско-Католическая Церковь.

— Алексей Викторович, в чём суть идеи Шумана?

— На самом деле, отцов-основателей Евросоюза было семь. Эти люди разрабатывали проект послевоенной Европы. В их числе и Конрад Аденауэр, и Альчиде де Гаспери, и многие другие. Основная идея, которую преследовали эти люди, – попытка создания наднациональной европейской организации. Это попытка по-новому ответить на вопросы «Что такое ‘европейский?’» и «Что такое Европа?». Как говорил Шуман, это должен быть план преобразований «шаг за шагом»: то есть выстраивать новую Европу предполагалось путем создания наднациональных экономических сообществ. А начинать следовало с угольного и сталелитейного секторов.

— Ведь подобная идея создания наднационального союза была сформулирована и ранее? Например, Иммануилом Кантом?

— Конечно. Этот проект был как политическим – как у Наполеона, – так и теоретическим – у Канта. Но каждый раз возникал вопрос: «А что же такое ‘европейское’? Обладает ли Европа каким-то особым качеством?». И если в XVII – XIX веках ответ был ясным («Да, конечно, обладает»), то в случае с отцами-основателями уже пришел биполярный мир: Европа и США; план Маршалла; открытие второго фронта; выход США из политического и экономического изоляционизма и так далее. Естественно, была проблема: где, собственно, план новой Европы и где, не будем скрывать этого, экономические и политические интересы? Основная цель была примирить романно-германскую «грызню». И здесь, конечно, Шуман вышел на первый план. Он был философом-томистом. Ему были близки идеи Жака Маритена (французский философ, один из основателей философского направления неотомизма, воспринявшего идеи средневекового схоласта св. Фомы Аквинского и давшего им актуальную интерпретацию – ред.). Не обошлось и без влияния организации Pax Christi (католическое пацифистское движение – ред.), которая завоевала большую популярность после Второй Мировой войны.

— А в чем проявился религиозный элемент в деятельности отцов-основателей?

— В Католической Церкви уже давно живет, разрабатывается и прогрессирует социальное учение. Оно не носит политического характера, что принципиально важно. Это, скорее, нравственная и смысловая коррекция европейской политики. А Шуман, как, впрочем, Аденауэр и де Гаспери, создавали послевоенную христианскую демократию. Конечно, тут можно сказать, что в эту «игру» должен активно включиться Святой Престол. Да, были разные координаторы, медиаторы, но напрямую, конечно, Ватикан не входил в движение христианской демократии. Более того, он пытался дистанцироваться от социалистического движения внутри Италии. Мы ведь помним, что в 1948-49 годах Церковь осудила коммунизм и приняла жесткие правила, которые препятствуют католикам участвовать в каком-либо распространении коммунистической доктрины. Это было жесткое противостояние коммунистической идеологии на Апеннинах. А с христианской демократией у Ватикана были позитивные, но более сложные отношения: Святой Престол старался туда не влезать. Хотя и были люди, ответственные за эти контакты.

— За что же тогда Ватикан хочет поставить Шумана в пример верующим?

— Его могут беатифицировать не как политического деятеля (хотя это, конечно, учитывается), а как личность, которая обладает всеми необходимыми критериями святости – он проявил себя как истинный христианин. В Католической Церкви эти критерии довольно строгие. И как человек, участвовавший в комиссиях по беатификации, могу сказать, что работа в этой области очень сложная и кропотливая.

— А как происходит процесс? В случае с Шуманом, насколько известно, верующие давно добиваются его признания блаженным.

— Нужно изучить все поступки человека, проанализировать все его сочинения на предмет того, что могло бы стать препятствием для беатификации. Собираются всевозможные свидетельства «за» и «против» – письменные и устные. Всё должно быть подтверждено. Например, я лично собирал документы, которые должны были быть заверены нотариально – что именно этот документ, а никакой другой, является подлинным. При этом уже нет никакого «адвоката дьявола» (человека, который собирал аргументы «против» канонизации или беатифкации), как это было раньше, до 1983 года. Но есть постулатор (специалист в области учения Церкви – ред.), который следит за ходом процесса. Очень кропотливая и длительная процедура. Далее – ждут чудес, которые были бы зафиксированы. Важно, что эти явления должны быть необъяснимы с точки зрения науки.

— А как сейчас Ватикан относится к наследию Шумана – Евросоюзу?

— Первым тревогу забил Папа Бенедикт XVI, который сказал, что Европа уничтожает свои корни. А вообще Святой Престол является постоянным наблюдателем при крупнейших международных организациях, в том числе и в Совете Европы. И выступления его дипломатических представителей очень часто имеют критический характер. Например, слова по поводу современного преследования христиан в мире и их ускоренной изоляции в Европе – то, что называется христианофобией. Впервые Святой Престол заявил об этом еще в начале 2000-х. Однако тогда это замолчали. То же самое и в случае с недавним протестом Святого Престола против антигомофобного закона в Италии (законопроект о борьбе с проявлениями расовой и прочей ненависти, включая гомофобию и трансфобию).

— Некоторые ученые связывают эту тенденцию с влиянием на политику либеральной протестантской теологии. На ваш взгляд, это правда?

— На самом деле, то, что мы называем либерализмом, – это неолиберализм, который очень далеко ушел от классического понимания изначального термина. По нему свобода должна быть в равновесии с ответственностью — чем больше свобода, тем больше и ответственность Об этом же всегда говорило социальное учение Католической Церкви. А есть другая позиция: нужно всё больше и больше свобод везде и во всём. Поэтому всё сваливать на либеральную протестантскую теологию не следует. В какой-то мере, да, дорогу проложила именно она. Но это было общим интеллектуальным вектором конца XIX – начала XX веков. У католиков тоже были схожие тенденции, но менее выраженные.

— Видимо, у них было больше сдерживающих факторов?

— Именно так. Возвращаясь к Роберу Шуману, хочу отметить, что он – фигура очень интересная. Учитывая, что он изучал средневековое богословское наследие, корни его проекта новой Европы нужно искать именно там – в едином средневековом европейском христианстве. Этот конструкт, по сути, имеет религиозную основу. Но не в смысле каких-то специальных ритуальных формул или магических действий, а в смысле живой социальной мысли, которая в истории Европы была порождена христианством.

— Так удался или нет предложенный Шуманом проект?

— Понимаете, здесь всё зависит от взгляда на этот процесс. После каждой глобальной войны начиналась какая-то радикальная перезагрузка общества, которая проходит в несколько этапов. И европейский проект, как такая перезагрузка после Второй мировой войны, не был исключением. Он довольно долго вынашивался. Созревал и планировался. Однако идеала – социального, политического – нет никогда. То есть всякое политическое проектирование никогда не достигает желаемого результата. Важно понимать, почему Бенедикт XVI так активно говорил об утрате Европой своих корней. Потому что уходит главное – изначальные смыслы. Ответом здесь служит максима, высказанная историком Василием Ключевским: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Так же и в случае с реализацией проекта Шумана: да, реализовать запланированное иногда не получается; но важно помнить, что запланированное изначально имело смысл.

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна