«Священная тишина Троицы» (размышления об иконе святого Андрея Рублева)
Трое за столом. В центре Некто в одеждах Христа – красная рубашка и лазурный плащ. Если это Христос, почему Его иконный лик так необычен? Образ Отца, лик Духа Святого. Чаша. Что внутри? Что происходит в этот момент?
Дом.
Дерево.
Скала.
И Три Чаши в окладе неба.
Икона жертвенной немоты.
Образ удивленного молчания.
Икона Троицы не в числе чтимых икон. Кто слышал об исцелениях у Троицы? О толпах паломников к творению Рублева? Это шедевр не для всех. Он открывается только тем, кто научился смотреть и слышать. Не святым и не праведникам, а искалеченным душам, уязвленным красотой. Немощным грешникам, «книжным детям», которые видят иначе и мучаются смыслами, мудрецам, всегда чреватым истиной и никогда не могущим ее родить, детям Валаама, у которых только и есть, что открытое око. Начало двадцатого века озарилось откровением о Троице: рублевская икона начала говорить, вернее, нашлись люди, способные ее услышать.
Говорит Валаам, сын Веоров, говорит муж с открытым оком, говорит слышащий слова Божии, имеющий ведение от Всевышнего, который видит видения Всемогущего, падает, но открыты очи его (Числ. 24:15-16).
У каждой иконы есть своя музыка. Она идет откуда-то из глубины. Достаточно затаиться, разрешить образу говорить и быть готовым слушать. И будет чудо: обнажится сокровенная жизнь образа, икона зазвучит и даже запоет. Только один образ всегда молчит, потому что художник удалил из него все, что может проговориться. Творение болтливо, и если ты дерзаешь написать портрет Того, Кто Не Создан, будь готов принять Его оглушительную немоту. Преподобный Андрей Рублев, скромный инок Сергиева монастыря, писал икону в похвалу своему наставнику, который с детства посвятил себя служению Святой Троице.
– Как написать образ Троицы?
– Есть канон: явление ангелов у дуба Мамврийского старцу Аврааму. Это традиционное изображение, богатое своим библейским символизмом, многофигурное и избыточное. Вот ангелы с посохами, вот дуб, и шатер, и старушка Сарра, и упирающийся теленок, которого вяжут отроки патриарха. Известный сюжет! Икона гостеприимства!
– Разве преподобный Сергий служил гостеприимству? Он был назван обителью Святой Троицы – Отца и Сына и Духа Святого – Бога, сотворившего этот мир, спасшего, освятившего и усыновившего всё сотворенное. Только Сам Бог не сотворен. Он не часть этого мира, и если кто-то решится писать Троицу, он должен создать портрет Творца, «не обремененного творением».
И преподобный Андрей решился. На иконе Троицы нет ни Авраама, ни Сарры, ни слуг. Есть три ангела, поразительно схожих друг с другом, и только внимательно всмотревшись, начинаешь их отличать. Удивительная пластичность фигур! Трое за столом. С достоинством старцев и изяществом юношей. В центре Некто в одеждах Христа – красная рубашка и лазурный плащ. Если это Христос, почему Его иконный лик так необычен? Где мягкая бородка и длинные волосы галилейского странника?
Инок Андрей писал Троицу, творящую мир. Иконописец «схватил» тот «момент», когда тварного мира еще нет, а значит, и вовсе ничего нет. Кроме Бога. Поэтому от иконы Троицы исходит такое неожиданно оглушительное молчание. Некому шуметь. Творение не вошло в бытие, оно покоится в добытийной дреме. Мир вот-вот появится. Его еще нет, но Богу уже открыты все пути сотворенного космоса, и Ангел в одеждах Христа благословляет Чашу с головой жертвенного животного – жест, в котором весь Новый Завет, все евангельские истории от Рождества до добровольной Крестной Жертвы, Пасхи, Вознесения и Второго Пришествия. В этом благословении – добровольное согласие Творца разделить Свою Жизнь с жизнью тварного мира, желание Воплощения – необратимого и таинственного, готовность к жертве и смерти.
И с двух сторон Благословляющего Ангела окружают такие похожие на Него фигуры. Их изящная гибкость не случайна. Потому что Чаша на столе не единственная. Две боковые фигуры сами повторяют контур жертвенного сосуда, и вдруг замечаешь, что центральный Ангел не просто благословляет Чашу, Он Сам находится внутри Чаши, и это вторая Чаша, смысл которой свидетельствовать, что и творение мира, и его искупление – дело всей Святой Троицы, и это великая тайна, глубину которой мыслью не исчерпать, можно лишь только указать целебным и утешительным словом – Любовь. Образ Отца – огненные ризы, пламенеющий царственный порфир! Его десница – в благословении, и два других Ангела почтительно склоняются перед этим жестом в изящном полупоклоне.
Лик Духа Святого выдают одежды Подателя Жизни – софийная лазурь, укутанная в изумруд зелени – цвет неудержимости жизни и изобильного многообразия. Он – единственный из Трех, чья десница не благословляет. Правая рука просто вытянута, и кажется, будто она праздно покоится на ослепительно белом столе. Но всмотритесь, и вы увидите, что белый цвет под десницей Духа Святого повторяет изгиб человеческой руки. Будто кто-то, кого нет среди Нетварных, держится за руку Третьего Ангела, и это не случайность, потому что на иконе оставлено место для сотворенного. Его нет. Но место ему уготовано.
Это самое утешительное, что есть на этой чудесной иконе, и что на ней умышленно отсутствует – человеческая рука впору руке Бога! Там, где должна быть рука человека, еще не вошедшего в бытие, оставлено для него место, как раз в его меру и размер. Предвечная человечность Творца! Предвечная божественность человека! Этот контур руки оставлен для меня и для всякого, кто разглядит на иконе Третью Чашу.
Потому что есть на иконе еще один Потир. Его рельеф вычерчивают контуры престолов боковых Ангелов. Снова – только контур, потому что ничто из сотворенного не может быть на этой иконе. Эта чаша, которой нет, но которая ожидается – вход в жизнь Святой Троицы для сотворенного, место моей биографии, еще не вписанной, потому что не только рука Бога, но и моя рука пишет мою историю. Каждому предстоит испить свою чашу и пройти своим путем жизни и страдания, и поэтому не случайно еще одно праздное, незаполненное, оставленное для чего-то место в самом столе, за которым пируют Ангелы, странная выемка под Престолом, которая воскрешает в памяти слова Апокалипсиса о душах умученных за Агнца, почивающих под жертвенником Божиим (Откр. 6:9), и о пришедших к Агнцу от великой скорби, которым дано предстоять престолу Божию (Откр. 7:15).
Три Ангела. Три Чаши. И три образа, которые будто растут из Ангелов: Дом. Дерево. Скала.
Кто построил Дом?
Кто посадил Дерево?
Кто огранил Скалу?
Ничего из сотворенного нет на этой иконе. Только образы подлинно сущего, мира нетварного, от века ожидающего тех, вышел из рук Творца.
Над образом Отца – Дом. Это обители детей Божиих, настоящая отчизна, о которой вздыхает всё сотворенное, место радостного покоя и полноты жизни, разделенной с Источником Жизни: В доме Отца Моего обителей много (Ин. 14:2).
Образ Сына расцветает деревом – знак Евхаристии, дерева Жизни, древа Исцеления: Жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге (Кол. 3:3). Святой апостол и тайнозритель Иоанн видел это дерево посреди Небесного Иерусалима, последней обители, места отрады и покоя: Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов (Откр. 22:2).
Скала – символ Церкви, того неколебимого и таинственного единства, к которому призвано всё сотворенное от начала мира. Церковь – сам фундамент тварного мира. Образ церковной скалы возвышается над фигурой Духа Святого, в чью десницу вложена рука человека. Церковь – откровение о взаимовходности мира тварного и нетварного, о человечности мира божественного, о богообразности человека и человечности Бога, благовестие того единства, ради которого сотворен и к которому призван мир: Да будет Бог всё во всем (1 Кор. 15:28).
На престолах сидят Ангелы. В руках – царственные посохи. Жезлы и престолы – символы власти и силы. Это достоинство не узурпатора, а «природного государя», служить которому – честь и слава для всего сущего. Вся история мира – в одной иконе. Всё Евангелие. Все пророки и наставники.
Епифаний Премудрый, создавший первое житие преподобного Сергия Радонежского, одной фразой сумел передать то, что чувствовал всякий, кто общался со старцем: тишина неизглаголанная.
Святой Андрей Рублев написал икону Троицы в похвалу своему наставнику и раскрыл источник этой тишины – жизнь в Боге, приобщение к жизни Творца. Эти удивительные люди не оставили ученых трактатов, лекций или проповедей. У них была иная привилегия: они не говорили о Боге, они жили в Боге и Богом.
Потомкам Валаама, усталым «книжным детям» открыто слишком много. Они научились зорко видеть и красиво говорить. Только жить боимся. Страшно вписать свою историю в контуры Третьей Чаши, боязно вложить руку в десницу Третьего Ангела.
Одна надежда: Троица Сама выступает из своих нетварных берегов, и так страшно, и так утешительно читать обещание: Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14:23).
