Послесловие к Синоду. Архиепископ Павел Пеции и Оксана Пименова отвечают на вопросы молодежи

Вопрос:

У меня два вопроса. Один больше методологический. Просто интересно, в какой форме у вас была организована работа в группах, как вообще всё это было. И вопрос обзорного характера – познакомившись с проблемами разных стран, где есть church-management, какие наиболее яркие характеристики для российской реальности ты можешь выделить, чем мы отличаемся от других, какие проблемы характерны именно для нас. Может быть, наоборот, у нас есть какие-то хорошие качества, достоинства…

Оксана:

Первый вопрос методологический. На пленарных заседаниях каждому участнику, который изъявлял желание, можно было в течение четырех минут, и это время было четко ограничено, готовить выступление. Смысл этого выступления для меня трансформировался, потому что сначала я не поняла, зачем оно. Кто-то говорил, что надо прокомментировать какой-то пункт в документе, и дать ответ. Или сказать что-то общее, представить свою страну. Для меня самое главное в пленарных заседаниях было то, что люди делились, рассказывали про свою реальность. Либо дать какое-то конкретное замечание, комментарий к документу. Суть была в том, что это на всю аудиторию. Каждый сам выбирал, что он считает важным – предложить конкретное решение, рассказать про свою реальность, или какой-то другой вид выступления. Здесь было очень по-разному. Иногда было сложновато – понять, насколько эта работа отвечает тем или иным требованиям.

Работа в малых группах была уже более конкретная. Все группы были языковые. Там было шесть основных языков: итальянский, французский, английский, испанский, португальский и немецкий. Таким образом, все участники были разделены на 14 языковых групп, от 12-15 до 30 человек в каждой группе. Всегда присутствовали аудиторы, приглашенные гости и эксперты, помимо епископов и кардиналов. На первом заседании избирались модератор и секретарь, которые в дальнейшем моделировали и записывали всё обсуждение, которое идет в группе. Каждая группа имела свой собственный стиль работы. Не было каких-то конкретных рекомендаций. Наша группа, например, приняла решение, что, несмотря на то, что в группе есть эксперты и ассистенты, они фактически не участвуют в обсуждении. Мы хотели, чтобы все участвовали в обсуждении. Чтобы аудиторы тоже имели право выступать и делать свои предложения.

Работа малой группы была более конкретной. Надо было конкретно выбрать, какие части в документе убрать, что туда добавить, что переписать. Это была конкретно работа с документом. В итоге мы выяснили, что самым главным были не формулировки, а то, что нужно вставить, убрать или переписать какие-то идеи, которые там были отражены. Конечно, в итоге документ приобрел совершенно другой вид. Аудиторы имели право высказываться и участвовать, это делалось по-разному в каждой группе. У нас это было открыто, если хочешь – говоришь. У нас некоторые аудиторы участвовали больше, чем некоторые из епископов. В конечном итоге, если ты хотел, чтобы твое предложение поддержали, тебе нужно было найти епископа, который мог бы поддержать, «спонсировать» твое предложение. С этим у нас никогда не было проблем, потому что потом всё равно после завершения работы малой группы проводилось голосование.

Голосование – это был первый фильтр. Все предложения, которые были внесены, либо принимались и шли дальше в общую комиссию, которая принимала или не принимала эти предложения, либо предложение откладывалось на самом первом уровне, если большинство воздержалось или выступило, что оно против этого предложения. У нас в этом плане было очень приятно, позитивно и интересно, потому что в ходе обсуждения самых сложных вопросов мы вырабатывали наиболее компромиссные решения, которые устраивали всех: и молодых людей, и епископов, которые участвовали. Лично для меня самой интересной частью была самая последняя часть – это голосование за новый документ, потому что после того, как каждая часть была разобрана, это всё отдавалось редакторской комиссии. До этого текст проходил фильтр комиссии епископов, которая окончательно утверждала – принимать эти изменения или не принимать, потом редакторская команда принимала новый документ, потом этот документ зачитывался, с ним проводилось ознакомление, потом каждый конкретный пункт этого документа проходил голосование.

Последняя часть – четыре часа или даже больше часов – это было только голосование. Аудиторы в голосовании участия не принимали, но это было интересно, потому что по голосованию можно было понять, какие вопросы являются самыми противоречивыми. Где больше всего голосов «против». Все пункты были приняты, не было ни одного пункта, который был бы отклонен полностью, но самыми проблемными оказались разделы, которые касаются роли женщин и сексуальности. Это оказались самые противоречивые темы, и я думаю, этот как раз хорошие указания, где Церкви нужно свою позицию выражать, развивать, конкретизировать, над чем вообще нужно поработать, посмотреть, какое есть восприятие. Там больше всего вопросов, меньше всего ответов и очень разные позиции в разных странах.

Что касается второго вопроса, то я сама себе задавала такой же вопрос – как я вижу ситуацию в России, в нашей Католической Церкви. Я думаю, что это прекрасная возможность, и мне бы хотелось привлечь к обсуждению о проблемах и достижениях большее количество людей. То, что я сейчас скажу, это мое личное представление. Я понимаю, что оно субъективно, и оно ограничено тем опытом, который есть у меня. Мы, католики в России, меньшинство, и находимся в довольно маргинализированном положении. Молодых людей среди российских католиков, в общем-то, еще меньше. Проблема, которая, как мне кажется, довольно глобальна – это проблема общинности и вообще восприятия Церкви как общины. Это, мне кажется, как-то изменяется со временем, но все равно на дух единства, я думаю, историческое наследие, которое у нас есть, сильно влияет. Влияет сильно индивидуализированная культура, поэтому собраться и сделать что-то совместно… Я наблюдаю, как это делали мы, там присутствуя – насколько это легко было, насколько мы все были захвачены процессом. Я думаю, что здесь есть такой момент, который просто присутствует.

Что касается молодежи, мы тоже очень разделены. У нас нет молодежного движения. Реальность многих стран – это наличие довольно сильной молодежной сети в Церкви, наличие людей, которые связаны на уровне приходов, деканатов, епархии. Есть национальные международные молодежные движения. Они сами организуют многие события. Национальные дни молодежи во многих странах организуются самими молодыми людьми или при их активном участии. Но это связано и с тем, что у нас в стране большие расстояния. Бывает, что на приход «полтора землекопа» молодых людей, и они не имеют выхода на других молодых людей. Есть такая проблема, и хотелось бы понимать, как можно подключать людей взаимодействовать друг с другом, и действительно участвовать в организации.

Из того хорошего, что есть, что я замечаю, и что меня действительно очень сильно радует, это опять-таки то, что проистекает из нашей реальности меньшинства. Те люди, которые есть в Церкви, реально ищут духовность, они углублены. В странах, где католики – это большинство людей, часто католичество – это формальность и соответствующее отношение, и вытекающие из этого проблемы. Там, где меньшинство – всегда вызов. Чтобы отвечать на этот вызов, нужно быть очень глубоко укорененным в своей вере. Мне кажется, если ты делаешь этот выбор осознанно, ты начинаешь углублять свою веру, ищешь ответа в духовности, и это действительно очень красиво, потому что это превращается в каком-то смысле и в миссионерскую деятельность. То, что у нас организуются национальные дни молодежи – это большой плюс. Это распространенная практика, как выяснилось, но не во всех странах это организуется. То, что у нас это есть – это очень хорошо. Это такие общие первые моменты, которые я могу сказать.

Вопрос:

К обоим участникам. Было какое-то событие или встреча, которое лично вас изумило, поразило и, может быть, даже изменило?

Архиепископ:

Наверное, больше всего — паломничество. К концу Синода было дано задание совершить небольшое паломничество, где начинается периферия Рима, последняя часть так называемого «французского пути». Очень даже красиво – первая часть, а потом внутри города Рима до базилики Святого Петра. Меня поразили эти два момента. Первый момент – что это был Синод, то есть, идти вместе, имея ясную цель. Это изменило меня в том плане, что дало мне лучше осознать, что необходимо в жизни идти вместе. Ты один теряешься. А в компании друзей, которые знают, куда идти, у которых есть ясная цель, ты не теряешься, даже когда путь трудный, сложный, утомительный, сомнительный. Второй аспект – это не путь изоляции. А внутри, в повседневной жизни того народа, того места, где ты находишься. Я много раз ходил в паломничества и процессии, мы каждый год делаем Крестный путь по улицам вокруг Кафедрального собора. Там я увидел этот аспект, этот смысл моего пути. Что мой путь – это не путь изоляции. Это путь глубоко внутри того общества, той страны, того города, где я нахожусь.

Оксана:

Для меня лично большим событием стало знакомство с молодыми людьми, которые участвовали в Синоде. Было интересно, кто эти молодые люди, почему они здесь. Что они хотят, к чему стремятся, и как мы вместе будем проживать этот момент. Фактически мы делили и обычную жизнь – обеды, завтраки, ужины, и рабочие моменты, и это нас очень сильно сблизило. Фактически это создание семьи, вот этой малой общины, и это было потрясающе, потому что все различные моменты, которые рождались – а давайте сделаем заключительное представление, и все организовывались, и каждый мог принести какое-то свое собственное видение и дар, который он хотел принести. Очень мне понравился рабочий процесс, потому что в какой-то момент сказали «Окей, мы слушали столько интервенций, в голове какой-то хаос, давайте соберемся…» и за час мы собрались, и сделали такой brainstorm («мозговой штурм»), и написали конкретные предложения со стороны молодежи, которые мы хотели бы дать. Это был хороший приличный список в очень короткое время, очень насыщенный прямо по конкретным пунктам. Это для меня было поразительно и удивительно, потому что мы слышали очень много абстрактных речей, а здесь молодые люди очень конкретно выступили. Это было очень классно.

Правда в том, что мы с очень разным культурным бэкграундом, из разных стран и так далее, но удивительный факт, что, когда мы все вместе собрались, ощущение одной Церкви, одной принадлежности к Христу и разделение одних и тех же ценностей было просто потрясающим. Те же самые мысли, те же самые идеи вспыхивали в разных головах, и было очень интересно смотреть за тем, как это происходит.

Было несколько моментов, когда я понимала, что есть действие Святого Духа в этом процессе. Это было, когда мы работали над третьей частью в малой группе, и мы придумали очень большой, красивый, насыщенный конкретными предложениями план, где все сделали хорошо свою домашнюю работу. Наш секретарь сделал очень хорошую домашнюю работу, потому что он сумел всё это объединить и представить очень красиво, очень хорошо. Но наш эксперт сказал: «Вы знаете, здесь так много конкретных ответов. Учитывая, какой тут формат работы, я думаю, что, скорее всего, они все потеряются». Потому что это всё объединялось, менялось и вставлялось в общий текст, четырнадцать групп работало. И мы были в таком состоянии, что вот мы сделали такую классную работу, а нам говорят, что она не будет востребована, потеряется. Что с этим делать? Потрясающе, когда мы стали делиться этими своими мыслями, у нас было три больших блока, три больших модии – модификации, которые мы должны были внести, и это всё потрясающе хорошо легло. Произошло это после того, как у нас был перерыв, мы отчаялись, просто уже ничего не знали. Один из аудиторов мне сказал: «теперь наше дело – это молиться», потому что всё остальное решается не нами. Мы не можем ничего внести, ничего поправить, и так далее. Это был переломный момент, который обогатил и принес такое решение, которое на самом деле было очень красивым. Вот такие впечатления.

Вопрос:

К этому долго готовились, в разных городах России. Приятно было слышать, как Владыка сказал, что процесс не останавливается, что этот Синод может продолжаться и на нашем уровне, мы готовы участвовать в этом процессе, потому что мы как молодые понимаем нашу ответственность, и сознаем, что Католическая Церковь здесь — это наше будущее, нам, в конце концов, жить в ней, и мы хотели бы быть помещены в этот процесс. Оксана, как ты считаешь, в свете всего изложенного, какие основные два-три аспекта того, что в будущем должно поменяться в Католической Церкви в России? После всех тех тысяч предложений, которые ты там услышала, какое самое важное? Что должно произойти в ближайшее время? И Вам вопрос, Владыка, как Вы считаете, какая основная сложность, учитывая ситуацию нашей Церкви в России, разные культуры, разные традиции, воплощения этих решений в ближайшем будущем?

Оксана:

Я считаю, что мы должны провести здесь мини-синод. В продолжение того, что вы говорили, Синод – это процесс. Подготовительный этап, само событие, и постсинодальный процесс. К этой идее пришли очень многие люди еще во время обсуждения, и, собственно, это то, что мы здесь дальше будем делать. Если это не найдет какого-то конкретного воплощения в реальности нашей страны, если не будет совместного обсуждения тех проблем, которые у нас есть, попыток выработать какие-то решения или внести предложения, то документ ничего не изменит.

Архиепископ:

Для нас самая большая сложность сегодня – вера. Может быть, и не только для нас. На самом деле верить. И на самом деле верить в Иисуса Христа. Несколько раз во время Синода я вспоминал этот вопрос, который Иисус задает своим ученикам: когда Сын Человеческий вернется, найдет ли Он веру на этой земле? (Ср. Лк 18,8) Это вопрос, полный озабоченности. Я думаю, что это самое актуальное для нас. От этого зависит возможность выйти из гетто, в которое мы сами себя помещаем. От этого зависит возможность нести надежду этому обществу. От этого зависит возможность с радостью и с энтузиазмом вовлекаться. От этого зависит возможность жить с Церковью, а не жить только своей жизнью или просто существовать. Это вопрос, который не зависит от количества людей. Неслучайно Иисус задает этот вопрос не толпе, которая следовала за Ним, скорее всего, даже не зная, почему. А Он задает вопрос своим ученикам, двенадцати. Скорее всего, даже не всем в тот момент. Тогда прозвучал этот вопрос. Мы скажем, немножко упрощая: может быть, нам даже повезло, что в этом историческом моменте нас мало, совсем мало. Поэтому для нас звучит еще более остро этот вопрос о вере. Потому что мы не можем опереться на какое-то культурное, формальное участие. Нет, от моего убежденного ответа веры зависит будущее моей жизни и моей страны. Будущее всего общества. Наверное, нам повезло, что мы можем это почувствовать более остро. В этом смысле мы можем даже сказать, что это не сложность, это вызов времени для нас.

Оксана:

Я бы хотела еще добавить к тому, что Владыка сказал: очень важна вера, но очень важно и доверие. Чтобы мы внутри Церкви не противопоставляли себя друг другу. Миряне не противопоставляли себя клиру. Потому что мы все единая Церковь. Чтобы молодые не противопоставляли себя людям зрелого и старшего возраста, это тоже очень важно. Это искушение иногда появлялось у нас на Синоде, потому что мы часто говорили: вот, какие-то выступления, которые далеки от нашей реальности. Очень непонятно и очень странно слушать, как человек другого поколения говорит о том, что ты, молодой человек, проживаешь, переживаешь, чувствуешь, думаешь. На самом деле это всё очень большие искушения, потому что нас призвали вместе работать и идти. Только так мы можем обогатить друг друга. Была очень красивая метафора про каноэ, что у молодых людей есть огромные ресурсы и силы, чтобы грести, но у людей более старших есть мудрость, чтобы читать звезды, и понимать, в каком направлении грести. Мне кажется, что это тоже очень важно – доверие.

Источник: Информационная служба Архиепархии Божией Матери в Москве