Инвалиды в жизни Церкви. Свидетельство

В энциклике «Fratelli tutti» Папа Франциск обратил внимание на изгнанников внутри христианской общины. В этой статье отец Джастин Глин, слепой иезуит из Новой Зеландии, показывает, как это относится к людям с ограниченными возможностями. Он отмечает, что Церковь рискует начать разделять некоторые распространенные предрассудки общества в целом, что приводит к искажению теологии инвалидности. Отец Джастин Глин обсуждает библейские основы, на которых может быть построен здоровый взгляд на инвалидность, подчеркивает, как сами инвалиды создали общину и преимущества для Церкви в создании таких общин. Автор — профессор канонического права в Католическом теологическом колледже в Мельбурне.

Однажды, когда я был молодым, я был в супермаркете со своей семьей. Одна женщина подошла к моим родителям и выразила свою скорбь по поводу того, что их бедный сын ослеп. Она спросила: «Чем он занимается весь день?» «Он занимается юридической практикой», — ответил я.

В Церкви, к сожалению, мы часто оказываемся в похожем положении — положении тех, кто не желает признавать жизнь инвалидов такой, какая она есть, а именно, что это — жизнь детей Божьих, равных другим, работающих вместе со всеми в винограднике Господа, использующих множество даров и талантов. В Церкви до сих пор существует широко распространенная дискриминация. Здания часто недоступны, документы не предоставляются в удобных для использования форматах и делаются предположения, которые часто не отражают жизненной действительности инвалидности. Например, когда я подавал заявление о вступлении в иезуиты, мне сначала сказали, что мне лучше поискать менее «академический» орден. Меня приняли только после того, как я сообщил специалисту по продвижению призвания, что заканчиваю аспирантуру (которую я действительно закончил в том же году). Тем не менее люди с ограниченными возможностями получают поддержку от сетей и сообществ и вносят в них свой вклад. Мы тоже Церковь[I].

У меня есть большая привилегия — я живу не только в приходе, но и в поддерживающей меня религиозной общине — Обществе Иисуса. В то же время, как до вступления в религиозную жизнь, так и сейчас, меня поддерживала моя семья, друзья и община, которые не только удовлетворяли мои основные физические потребности, но и предлагали мне общение, рост в вере и мудрые советы.

Кроме того, будучи инвалидом, я работал вместе с другими, чтобы сделать мир лучше и справедливее для страдающих людей, которые часто маргинализируются Церковью и обществом.

И все же, по моему опыту, для многих людей с инвалидностью интеграция сильно ограничена. Некоторые исключены совсем, а другие вынуждены довольствоваться разрешенными и институционализированными формами участия. Правда, существуют общественные формы участия, специфические для Церкви (такие как L’ Arche, Fede e Luce и различные приходские общины, ориентированные на глухих), но они часто состоят исключительно из инвалидов, которые не очень открыты для возможностей взаимодействия с Церковью в целом, а также для возможности участия в более широком церковном диалоге.

Особенно сейчас, когда мы готовимся к Синоду, посвященному синодальности, необходимо, чтобы Церковь приняла и сделала великое заявление, которое Папа Франциск написал в энциклике «Fratelli tutti» (FT) и которое было так радостно встречено католиками-инвалидами: «Я хотел бы упомянуть тех „скрытых изгнанников”, к которым в обществе относятся как к „инородными телам”. Многие люди с ограниченными возможностями „чувствуют, что они существуют, но ни к чему не принадлежат и ни в чем не участвуют”. Есть еще много проблем, препятствующих их полноценной свободе. Мы должны позаботиться не только о них, но и об их „активном участии в жизни гражданского и церковного сообщества. Это сложный и даже утомительный процесс, который постепенно будет способствовать формированию мышления, способного признать каждого человека уникальным и неповторимым”» (FT 98).

Этот прием должен иметь как теоретическое, так и практическое измерение. Что касается первого, то на самом деле наше богословие все еще заражено двумя различными убеждениями: с одной стороны, оно видит в инвалидах людей, раздавленных сохраняющимся бременем первородного греха; с другой стороны, считает их «несчастными жертвами», «привилегированными иконами распятого Сына». Ни один из этих образов не оставляет места для благодати или даже крещения. В конце концов что хорошего в крещении, если оно не влияет ни на грех, ни на благодать?

Однако тот факт, что мы не являемся ни иконами, ни живыми напоминаниями, не означает, что инвалидности нечего предложить богословию. Она напоминает нам о том, что человечество ограничено. Это правда: тем из нас, кто имеет инвалидность, не хватает способностей, которые есть у других людей, но ни один человек не может похвастаться полнотой способностей. Мы все ограничены. Мы рождаемся с очень ограниченным набором способностей. Хотя они развиваются по мере взросления, в то же время с возрастом они уменьшаются. Иметь ограничения и сталкиваться со слабостями — это часть человеческого бытия. Проблема возникает потому, что общество воспринимает только одни неспособности и не воспринимает другие. В домах престарелых и детских садах наличие пандусов является нормой, но это не так часто встречается возле библиотек, муниципальных зданий, церквей и судов. Именно это отсутствие доступа превращает нарушения (такие как слепота или паралич) в инвалидность (невозможность вернуться в общество и играть в нем свою роль).

Эти ограничения, наложенные на человеческие возможности, означают, что спасение — коллективный труд. Мы зависим друг от друга и от Бога. Образ Божий, по которому мы созданы, — это не богохульное, самодостаточное совершенство, делающее нас равными нашему Творцу, а способность вступать в отношения с Ним и нашим ближним. Все мы в каждый момент времени полностью доверяемся Богу и нашим братьям и сестрам. Как говорит святой Павел в Первом послании к Коринфянам: «Тело же не из одного члена, но из многих. Если нога скажет: „я не принадлежу к телу, потому что я не рука”, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: „я не принадлежу к телу, потому что я не глаз”, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние? Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: „ты мне не надобна”; или также голова ногам: „вы мне не нужны”. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения;  и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благообразные наши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член — страдают с ним все члены; славится ли один член — с ним радуются все члены (1 Кор 12:12–26).

Церковь, утверждающая эти истины и выражающая их в своем богословии, будет Церковью, которая, согласно образу, представленному Папой Франциском, возвращает изгнанников домой. Однако как Церковь мы находимся в уникальном положении, когда речь идет об утверждении истин об инвалидности в контексте повседневной практики. Я обнаружил, что жизнь в общине, в частности, питает чувство участия и (сакраментального) причастия. Будь то совместная месса, молитва или ужин, я получаю великий дар — других людей, с которыми я иду по пути вместе (syn hodos). Даже будучи священником, я праздную таинства вместе с другими, разделяя радости и печали, входя в миры счастья и надежды (на мессах или крещениях) и находясь рядом с людьми, испытывающими боль и страдания (как при сопровождении умирающих или страдающих от насилия в центрах содержания иммигрантов). Более того, мои ограничения дали бесценное понимание моей работы в качестве священника. Слишком часто иерархический взгляд приводил к тому, что священство рассматривалось сверху вниз, что в худшем случае приводило к высокомерию и злоупотреблениям. Как священник-инвалид я осознаю человеческую ограниченность и разделяю ее с людьми, которым служу. Поэтому я могу быть с другими не как авторитетная фигура с позиции силы, а скорее с позиции общей слабости.

Мир солидарности с инвалидами выходит за границы конфессий и приходов, но все же представляет собой сообщество. Мы жили в условиях дискриминации и маргинализации, а теперь у нас есть возможность поддерживать друг друга. В сообществе инвалидов мы все привыкли компенсировать ограничения друг друга и помогать друг другу, даже когда ломаются традиционные механизмы поддержки, такие как семья и приход.

Миссия Церкви, на мой взгляд, должна включать в себя эту взаимную поддержку, которая заключается не в том, чтобы рассказывать людям, как обстоят дела, а в том, чтобы интересоваться опытом инвалидов и, следуя по пути, который постоянно указывает Святой Отец, ставить самых маргинализированных в центр евангелизации. По сути, мы — это „мы”, а не „они”, и все мы разделяем уязвимую и ограниченную человечность, которую принял и освятил Христос.

Совместная поддержка инвалидов помогла многим во время пандемии COVID-19, когда правительства распределяли услуги (часто напрямую основываясь на физических или умственных способностях), и впервые со времен нацизма некоторые открыто выступали за евгенику. В тот мрачный период инвалиды оказывали друг другу поддержку, взаимопомощь, обменивались информацией. Это живое воплощение послания Павла к коринфянам может показать приходам, епархиям и церковным лидерам правильный путь для взращивания и воплощения cura personalis („заботы о человеке”), а также наилучшей организации общины.

Это обращение может и должно распространяться на все аспекты церковной жизни и церковного управления. Люди с ограниченными возможностями могут участвовать в литургиях Церкви как равные, с полными правами. Мы можем быть членами административных органов: от прихода до епархии, от суда до дикастерии. Благодаря поддержке принятия решений люди с нарушениями интеллекта также могут играть важную роль в выборе решений, которые влияют на их жизнь, на жизнь в Церкви и в обществе в целом.

Если мы не являемся частью Церкви, которая говорит с нами, голос Церкви не будет услышан должным образом. Люди с ограниченными возможностями могут и должны занимать церковные должности. Голоса богословов-инвалидов постепенно появляются. Их следует поддерживать и поощрять больше, чем это делается сегодня. Я верю, что Дух сейчас создает благоприятную возможность для перемен, которой Папа Франциск сумел воспользоваться.

В каждой жизни заключен целый мир. Поэтому 15% населения с ограниченными возможностями представляют собой калейдоскоп перспектив и историй, которые ждут, чтобы их услышали. Мы можем работать во всех областях Церкви, в которых работают те, кто не является инвалидом. Кроме того, мы предлагаем свой опыт, основанный на нашей инвалидности и осведомленности о маргинализации и дискриминации. Мы можем привести Церковь к новому пониманию ее ограниченности и ее потенциала солидарности. Как отметила Дикастерия по делам мирян, семьи и жизни, мы тоже являемся Церковью. Будем же идти вместе, уже не „мы” и „они”, не изгнанники и граждане, но единое целое во Христе Иисусе.

—

[I] Ср. Дж. Глин, «Мы», а не «они»: инвалидность в Церкви, в Civ. Catt. 2020 I 41–52.

Джастин Глин SJ

Источник: La Civiltà Cattolica