Протоиерей Иван Лега: Богатство Церкви – ее святые и мученики

Последняя декада сентября отмечена событием, имеющим немалое значение для всех российских греко-католиков, как и для всей Преображенской епархии. Речь идет о паломничестве в Томскую область, к местам исповеднического подвига и первого захоронения двух сестер-монахинь византийского обряда, причисленных Папой Иоанном Павлом II к лику блаженных – сестры Олимпии Беды и сестры Лаврентии Герасымив. Паломничество возглавил Епископ Иосиф Верт – правящий епископ Преображенской епархии и ординарий для католиков византийского обряда России. О значении этого события, судьбах российской греко-католической общины и многом другом рассуждает протоиерей Иван Лега, секретарь Владыки Иосифа, координатор Западно-Сибирского округа для католиков византийского обряда, ставший гостем нашей редакции.

СКГ: Уважаемый о. Иван, поясните, пожалуйста, читателям нашего издания саму идею упомянутого паломничества, его значение для духовной жизни Церкви.

о. Иван Лега: О духовном богатстве Церкви свидетельствуют два таких важных показателя: умножение духовных призваний и появление святых. То, что в данной Поместной Церкви есть святые, доказывает, что эта Церковь жива, что она не просто себе «существует», а способна к росту, к плодоношению. Кроме того, мы имеем древнюю традицию, согласно которой факт погребения святого или мученика в том или ином населенном пункте, на той или иной территории, становится источником благодати для местной Церкви, а могилы святых и их мощи становятся предметом почитания народа Божия. Российская земля обильно удобрена кровью мучеников и исповедников времён коммунизма. Многие из них ныне официально канонизированы Церковью. И на территории нашей Преображенской епархии есть святое место – в Молчановском районе Томской области, вблизи ныне несуществующего посёлка Харск. Это – место подвига и погребения двух преподобномучениц, монахинь Олимпии и Лаврентии, принадлежавших к Украинской Греко-Католической Церкви и сосланных в Сибирь за веру. Папа Иоанн Павел II причислил их к лику блаженных вместе с 50-ю другими исповедниками веры в ходе своего исторического визита в Украину летом 2001 г. Комиссия по канонизации, созданная УГКЦ, произвела эксгумацию их останков. Мощи преподобномучениц были перенесены на родину, в Украину, но их частицы были оставлены на месте первоначального захоронения. На том месте два года назад были установлены памятники. Центральным моментом паломничества как раз и является освящение данных памятников. Паломничеству духовенства и верующих предшествует паломничество мощей. Реликвии блаженных сестер вначале были выставлены для почитания в Кафедральном соборе Новосибирска, затем путешествовали по приходам епархии и, наконец, завершили свой путь в Томске 24 сентября. Но у паломничества есть и еще одна цель – вспомнить и заново пережить то, что было, прикоснуться к источнику духовного подвига. В программу паломничества входит также конференция, просмотр фильма о блаженных сестрах, выпущенного нашей телестудией «Кана». Жизнь сестер Олимпии и Лаврентии – пример для нас. Они указывают нам путь, ведущий в Царство Небесное, помогают определиться с нашим собственным призванием к святости. Они вполне могли бы отказаться от своей Церкви и, тем самым, обеспечить себе куда лучшие условия существования. Однако они предпочли сохранить верность Богу, Церкви и призванию. И, находясь в ссылке, в неимоверно тяжелых обстоятельствах, они продолжали служить людям, причем именно как монахини, не стесняясь того, кем они являются. Когда мы слышим слова «святой» или «мученик», то тут же вспоминаем о первых веках христианства. На самом же деле святые и мученики есть и в нашу эпоху. И судьбы сестер Олимпии и Лаврентии служат лучшим доказательством этому. Вот почему мы чтим их память также и здесь, а не только на Украине, откуда они родом.

СКГ: Католичество восточного обряда, как кажется, нехарактерно для нашего региона. Католиков византийского обряда называют еще греко-католиками или «униатами». Слово «униат» вызывает у многих россиян устойчиво-негативные ассоциации. В нашей печати и научно-исторических исследованиях превалирует та точка зрения, что униаты – это в действительности православные, насильно обращенные в католичество и присоединенные к Риму в определенных исторических обстоятельствах, в условиях оккупации Западной Руси Польшей…

о. Иван Лега: Католичество восточного обряда на территориях, которые мы ныне определяем как «пост-советские», возникало и формировалось разными путями. Конечно, ключевым событием стала Брестская уния, которой уже более 400 лет (1596 г.). Тогда Киевская православная митрополия вступила в каноническое общение с Римским Престолом. Тем самым на территории Западной Руси было восстановлено церковное единство, формально не существовавшее с 1054 г., с момента раскола Восточной и Западной Церквей. Соединившись в вере с латинскими католиками и признав авторитет Римского Первосвященника, православные Киевской митрополии тем не менее сохранили свой богослужебный обряд, другие религиозные традиции, свою культуру, свой уклад жизни… В XVIII столетии подавляющее большинство верующих на территориях Правобережной Украины и Белоруссии были как раз греко-католиками или униатами. Этот факт невозможно объяснить одними только политическими влияниями. Они, безусловно, имели место, однако существовало и искреннее желание значительной части духовенства, монашествующих, мирян исполнять завет Христа «да будут все едино», жить в общении с западными братьями по вере, с Римским Архиереем, который является гарантом видимого единства Церкви на земле. Политические обстоятельства, кстати, вскоре поменялись. На украинских и белорусских землях, вошедших в состав Российской империи, уния была запрещена. И далеко не все её верные пожелали добровольно отказаться от единства с Римом. Уже в то время многие из них стали мучениками, другие вынуждены были примкнуть к латинской Церкви, теряя тем самым свою религиозно-национальную идентичность. Единственным уцелевшим осколком бывшей Киевской митрополии оказалась греко-католическая Церковь в Западной Украине (Галиции). Эта область не вошла в Российскую империю. На нее распространялась власть австрийского императора. В наше время значительное большинство западных украинцев придерживается католичества восточного обряда. Украинская Греко-Католическая Церковь (УГКЦ) – это прямая наследница Брестской унии и крупнейшая среди Восточных Католических Церквей (т.е. Поместных Церквей, пребывающих в единстве с Римским Первосвященником, но хранящих верность своему собственному, а не латинскому, богослужебному обряду).

Отдельный разговор – о католичестве восточного обряда на территории собственно России. В XIX – начале XX века было немало россиян из числа аристократии, интеллигенции и даже духовенства, которые, будучи православными по Крещению и воспитанию, весьма сочувствовали идее церковного единства, сознавали, что Восток и Запад – это две части единого вселенского организма, переживали раскол внутри Вселенской Церкви как собственную трагедию. После 1905 г., когда вышел Манифест о веротерпимости, появилась возможность открытого исповедания этих взглядов. Как следствие, в ряде российских городов возникли небольшие греко-католические общины. Исповедуя веру в согласии с Римским Престолом, российские католики византийского обряда хранили абсолютную верность собственным духовным истокам и традициям. Папа учредил для них экзархат, во главе которого встал протопресвитер Леонид Федоров (причисленный Иоанном Павлом II к лику блаженных вместе с украинскими мучениками и исповедниками). Тем самым была формально образована Российская Греко-Католическая Церковь. Ее судьба очень трагична: все ее священники и монашествующие, большинство верных, стали жертвами сталинских репрессий в конце 20-х – начале 30-х годов, погибли в тюрьмах и концлагерях. Тогда же погиб и экзарх Леонид Федоров.

СКГ: Но каким же образом греко-католики очутились на территории Сибири?

о. Иван Лега: Начало было положено во второй половине 40-х годов прошлого века. В 1946 г. Сталин запретил УГКЦ, а тем священникам и монашествующим, которые не захотели «добровольно воссоединиться в православием», пришлось отправляться в лагеря или в ссылку. Местом ссылки были, по преимуществу, Сибирь и Казахстан. Сюда же по политическим мотивам было сослано множество западных украинцев, традиционно исповедовавших греко-католицизм. В подобных обстоятельствах религиозная жизнь просто не могла не возродиться, разумеется, в условиях подполья. Огромную роль при этом сыграли подвижники, среди которых – и сестры Олимпия и Лаврентия. Эти люди были сосланы именно за веру, пострадали за веру. Они шли к людям, свидетельствовали о Христе, и люди собирались вокруг них. После смерти Сталина в 1953 г. вышли из лагерей греко-католические священники. Но одним из них власти запретили возвращаться на Украину, другие сами приняли решение остаться, поскольку понимали, сколь много людей нуждается в их духовной опеке. Сюда нужно добавить и «вторую волну эмиграции». Многие украинцы, греко-католики по вероисповеданию, приезжали и приезжают на заработки в Россию, прежде всего, в нефте- и газоносные районы Крайнего Севера. Обычно – лишь «на время». Но для многих это время растягивается на долгие годы. Кто-то обзаводится здесь семьей, получает российское гражданство… Тем не менее, эти люди желают хранить верность исповеданию своих предков, по-прежнему ощущают себя греко-католиками.

Я бы сравнил эту ситуацию с ситуацией христианской Церкви I века. Как мы читаем в Книге Деяний, первые христиане до поры до времени почти не покидали Иерусалима и никогда не выходили за пределы Палестины. А затем в Иерусалиме разразилось гонение, и христиане рассеялись по всей Римской империи. И принесли свою веру, свою Церковь на новые территории. Тем самым раннее христианство вырвалось из своего «палестинского гетто» и стало тем, чем оно и призвано было стать – Вселенской Церковью. Вот так и в нашу эпоху: сталинские гонения парадоксальным образом помогли греко-католикам вырваться из своего «галицкого гетто», прийти и в Восточную Украину, и в Казахстан, и в Россию, особенно в ее восточные, расположенные за Уралом регионы.

Что же касается европейской части России, то там ситуация существенно иная. Несколько небольших, но достаточно жизнеспособных греко-католических общин в этом регионе генетически никак не связаны с УГКЦ или Украиной. Они состоят из россиян, сделавших добровольный и осознанный выбор в пользу католичества восточного обряда. Эти общины склоны считать себя преемниками Российского греко-католического экзархата, существовавшего в первой трети XX века и возглавлявшегося о. Леонидом Федоровым.

СКГ: Можно ли говорить о воссоздании Российской Греко-Католической Церкви?

о. Иван Лега: Пока это несколько преждевременно. Греко-католичество в России – это, скорее, совокупность отдельных, разных по происхождению и составу приходов. Правда, мы имеем единое руководство – ординария для католиков византийского обряда, нашего Владыку Иосифа Верта, назначенных им координаторов церковных округов (что примерно соответствует благочиниям или деканатам), имеем некоторые централизованные органы, скажем, литургическую, катехитическую, по делам семьи и молодежи и другие комиссии. Иначе говоря, имеем единую структуру, но ни с юридической точки зрения, ни с точки зрения фактического положения вещей это еще не есть полноценная Поместная Церковь. По моему личному убеждению, строительство Церкви вообще следует начинать не «сверху» (путем административного учреждения структур), а «снизу». Нужны живые, развивающиеся, стабильные приходы со своими пастырями, нужны устойчивые формы их общения между собой, нужно единое церковное самосознание. Возможно тогда появятся и более развитые структуры, полнее выражающие природу Поместной Церкви.

СКГ: Каковы, по-Вашему мнению, дальнейшего перспективы становления греко-католичества в России? Останется ли оно замкнутым в западно-украинской («галицкой») национальной диаспоре или у него есть шансы инкультурироваться, приобрести российские «поместные» черты?

о. Иван Лега: Разумеется, я вижу будущее греко-католичества в нашей стране в обретении им российского характера, в инкультурации. Однако этот процесс должен быть естественным. Нам следует довериться Духу Святому, Его водительству. Как я уже отмечал, целый ряд российских греко-католических приходов основан русскими людьми и не имеет никакого отношения к «галицкой диаспоре». В украинских же приходах, по-моему, происходит медленный процесс адаптации в российскую духовную и культурную среду. Греко-католические священники, приехавшие служить в Россию с Украины, поддерживают украинское национальное самосознание в тех своих прихожанах, которые им дорожат, они могут, скажем, участвовать в работе местного украинского культурно-просветительского общества. Но, вместе с тем, они остаются открытыми для проповеди Евангелия и свидетельства о Христе для всех людей и каждого человека. В среде украинцев, давно проживающих в России, получивших российское гражданство, нередки смешанные браки. Для родившихся в этих браках детей родным языком является русский. К нам обращаются и русские люди, связанные с нашими прихожанами родственными или дружескими узами. В нашей литургической комиссии мы готовим единые тексты переводов богослужения на современный русский язык. Впрочем, и в этой области ничего не следует форсировать. Так, например, «русские» греко-католические приходы в европейской части России держатся церковнославянского языка, недавние эмигранты с Украины – украинского, а вот для нового поколения «российских украинцев» и тех, кто недавно пришел в Церковь, предпочтительным был бы как раз русский язык.

В целом, мне кажется, что логика становления греко-католичества в России – та же, что и у католичества латинского обряда. Тогда всё начиналось с приходов, базировавшихся на немецкой или польской национальных диаспорах. Ныне те же приходы объединяют людей самых разных национальностей, самого разного происхождения. Но для подавляющего большинства прихожан родным языком является русский, в быту они говорят по-русски, молятся по-русски и богослужение в церкви ведется на русском языке. Вот поэтому перед нами – Российская Католическая Церковь, а не Церковь польской или немецкой диаспоры, проживающей в России. И большинство прихожан этой Церкви – россияне, имеющие польские или немецкие корни и исповедующие католицизм (веру их предков), но уже – не поляки или немцы (хотя, разумеется, есть и такие, кто дорожит своим польским, немецким или иным национальным самосознанием). Вполне вероятно, что спустя какое-то время и большинство верных греко-католиков в России будет говорить и молиться по-русски, сознавая себя россиянами украинского происхождения и исповедуя католицизм византийского обряда (веру их предков). И Церковь, к которой они будут принадлежать, с полным правом станет называться «Российской Греко-Католической Церковью».

Еще хочу заметить, что, несмотря на кажущуюся малочисленность католиков восточного обряда в России, у нас сегодня больше приходов, больше верных, больше священников, чем было, скажем, в экзархате о. Леонида Федорова в начале XX века. Нами построен прекрасный храм в Новокузнецке, мы собираемся строить храм в Нижневартовске. Так что у нас нет повода унывать и есть за что поблагодарить Бога.

СКГ: А Вы не боитесь обвинений в прозелитизме?

о. Иван Лега: А какие могут быть основания для подобных обвинений? Я уже отмечал, что греко-католические священники приезжают в Россию не для того, чтобы обращать православных россиян в другую веру, а для того, чтобы служить греко-католикам, которые проживают в России и просят о прибытии священника. Вместе с тем, свидетельство о Христе и проповедь слова Божия принадлежит к внутренней природе Церкви и внутренней природе священнического служения. Церковь и священник не могут перестать свидетельствовать, сосредоточившись лишь на «отправлении обрядов». В таком случае они изменили бы своему призванию. Да, иногда к нам обращаются и русские, православные по Крещению и религиозно-культурной традиции. В таком случае мы тщательно исследуем мотивы их обращения. Допустим, человек не хочет ходить в православную церковь, потому что там его встретили грубостью, невежливо с ним обошлись или потому, что плата за церковные требы кажется ему завышенной. В таком случае мы терпеливо объясняем этому человеку, что подобные соображения не могут быть причиной для смены конфессии, что Православная Церковь имеет апостольское преемство, является благодатной, что для русского человека естественней всего принадлежать именно к ней. Но, с другой стороны, если русский православный ищет вселенского единства Церкви, такого единства, которое не только бы декларировалось, но и осуществлялось на практике в наднациональном масштабе – как можем мы ему отказать и не принять в церковное общение? К тому же, к нашим священникам, кроме их традиционной паствы, обращаются не только русские православные. Бывает, приходят и калмыки, и буряты, и представители малых народов Севера… Некоторые из них до обращения ко Христу практиковали язычество.

СКГ: И в заключение, расскажите о Вашем собственном пути к священству и о том, почему Вы, будучи украинцем, выбрали для себя служение в России.

о. Иван Лега: Я вырос в христианской семье, где неукоснительно соблюдались религиозные традиции. Молиться, обращаться во всех обстоятельствах к Богу я привык с первых лет жизни. В раннем детстве меня очень удивляло одно обстоятельство. По воскресеньям мы всей семьей отправлялись в православный храм на Божественную Литургию. А время от времени собирались по квартирам, как бы тайно, вместе с другим священником, и совершали там еще одну службу. Когда я подрос, мне объяснили, что мы – греко-католики, что Греко-Католическая Церковь – не совсем то же самое, что Православная, что наша Церковь пока запрещена, а потому мы вынуждены молиться подпольно. Моя Греко-Католическая Церковь вышла из подполья в 1989 г. У нас тогда не было своего храма (ведь все греко-католические храмы были переданы Православной Церкви). Мы служили Божественную Литургию под наскоро сделанным деревянным навесом. Ежедневно на службу приходили тысячи, а по воскресеньям и праздникам – десятки тысяч людей. Ныне такого скопления молящегося народа не увидишь даже во время торжественной архиерейской литургии. Я себя чувствовал очень комфортно в этой обстановке, эмоционально ощущал: «вот она, Церковь!» Тогда у меня созрело твёрдое желание посвятить всю свою жизнь Богу. Вначале я хотел идти в монастырь, но мой духовный отец рекомендовал мне отложить окончательное решение, а пока поступить в семинарию. Обучаясь в семинарии, я был во власти идеалистических, романтических настроений. Читая о свидетелях веры и мучениках, я видел себя таким свидетелем и даже мучеником. Мне казалось, что на Западной Украине уже достаточно священников и есть очень много возможностей узнать о Христе, вере, Церкви. По этой причине я подумывал о возможном служении в Восточной Украине или даже в России. Так случилось, что префект моей семинарии имел сестру, проживавшую на севере Тюменской области. Он-то и сообщил мне, что в этом регионе есть немало украинцев, считающих себя греко-католиками и нуждающихся в пастырском попечении. Я проявил заинтересованность и об этом узнали мои товарищи, как и моё семинарское начальство. Однажды к нам в семинарию приехал глава УГКЦ кардинал Любомир Гузар. И ректор семинарии спросил меня в его присутствии: «правда ли, что ты хочешь служить в Сибири?» «Я не против», — ответил я. «Такой ответ не годится, — сказал ректор. – Отвечай, хочешь ты или нет». «Да, хочу», — произнес я, и с тех пор моя судьба была предрешена. Владыка Иосиф Верт принял меня – первоначально на неопределенный срок. Никто не знал, сколько я здесь выдержу: месяц, два, три, полгода, год, два года…? Однако я до сих пор здесь, и хотел бы и в дальнейшем служить в России, помогать людям, к которым привёл меня Господь. Очень надеюсь, что Он благословит эти мои намерения.

Беседовал В. Дегтярев