Является ли ислам частью Божия замысла Спасения?

СКГ Июль 10, 2010

Священник-иезуит Самир Халил Самир родился в Египте, преподает католическое богословие и курс по изучению ислама в университете св. Иосифа в Бейруте, является основателем научно-исследовательского центра CEDRAS. Он – автор многих статей и книг, включая книгу «111 вопросов об исламе». Отец Самир дал интервью информационному агентству Zenit после завершения прошедшей 21 -22 июня в Ливане встречи международного фонда «Оазис», способствующего развитию диалога и взаимному изучению христиан и мусульман.

Почему встреча фонда «Оазис» была посвящена в этом году проблемам образования?
И перед Церковью, и перед мусульманами стоит проблема передачи веры нынешнему молодому поколению, вообще грядущим поколениям, а это не всегда легко. Все мы задаемся вопросом: как заново переосмыслить веру, чтобы она стала притягательной для молодых людей, как вера должна проповедоваться в наших приходах и мечетях, чтобы она могла достичь сердец верующих?
Мы стремились проанализировать опыт христиан в Ливане, опыт мусульман-суннитов и мусульман-шиитов. Мы стремились выявить общие болевые точки и совместно определить пути преодоления трудностей. Это – один из магистральных путей диалога культур, если речь идет о христианской и исламской цивилизациях.

Какие последствия могло бы иметь полное исчезновение христианства из региона Ближнего Востока?
Исчезновение Поместных Церквей Ближнего Востока было бы, прежде всего, громадной потерей для христианского мира. Помните, как Папа Иоанн Павел II сказал в свое время, что Церковь, подобно человеку, должна дышать обоими легкими: Восточным и Западным? Церкви Ближнего Востока родились и живут на «земле Иисуса», в том регионе, в котором жил Иисус. И если их опыт, их тысячелетняя традиция будут утрачены, то это станет тяжелой потерей для всей Церкви, для всех христиан Востока и Запада.
Кроме того, если все христиане уедут с Ближнего Востока и мусульмане останутся здесь одни, то и они лишатся стимуляции, возникающей в контексте разнообразия, вносимого христианами. Разнообразие является стимулом к углублению веры. Вот, например, мусульмане нас постоянно спрашивают: «Как же так может быть, что Бог Един и одновременно Троичен? Это противоречие!» А мы говорим: «Почему вы считаете Мохаммеда пророком? По какому критерию кто-то может быть назван пророком? Отвечает ли Мухаммед этим критериям? А что значит, что Коран – это слово Бога? Каким образом это Слово снизошло на Мухаммеда?» Мы считаем Библию словом Божиим, но признаем и активное посредничество человеческих авторов, а мусульмане хотели бы свести посредническое участие Мухаммеда к минимуму.
Эти вопросы, которые они задают нам, а мы задаем им, являются стимулом развития наших цивилизаций, но также и стимулом для гражданского общества. Было бы большой потерей разрушить эту атмосферу, подменив ее искушением строить государство исключительно на нормах шариата, т.е. на законодательстве, применявшемся в VII веке в пределах Аравийского полуострова, пусть даже эта система и является для мусульман глубоко родной, традиционной и в той или иной мере принизывает все созданные ими культуры. На сегодняшний день это главная проблема ислама: как следует интерпретировать ислам сегодня? Отсутствие христиан сделало бы эту проблему еще более острой.

Возможен ли, по Вашему мнению, некий вариант «исламского Просвещения»?
Для Западной цивилизации и для Церкви эпоха Просвещения принесла углубление интеллектуального компонента веры, который формировался в диалоге с рациональной культурой и порожденной ею критикой. С этой точки зрения, Просвещение предполагало анализ реалий веры в свете разума. Этим преодолевалось искушение ограничиться «слепой верой», редуцирующей себя лишь к сугубо религиозным феноменам, которые на самом деле составляют лишь часть человеческой жизни и жизни общества. Если не приводить религиозных реалий в соприкосновение с наукой, правами человека, с развитием психологии и гуманитарных дисциплин, если не помещать их в контекст всего многообразия мировой культуры, у нас не будет ни открытого христианства, ни открытого ислама.
Вы задали вопрос: а способен ли ислам к Просвещению? Теоретически, вероятно, да. Был уже подобный пример в X-XI веках. Тогда интеллектуальное возрождение было инспирировано сирийскими христианами, жившими в Сирии, Палестине, Ираке. Они глубоко усвоили греческую культуру, ассимилировали ее в свой христианский опыт веры, заново интерпретировали ее. И это наследие затем перешло к исламским мыслителям, которые похожим образом интегрировали его с Кораном, со своими религиозными догматами и священными традициями. Это явление было характерно для XI века, а потом оно медленно сходило на нет, поскольку имела место жесткая реакция фундаменталистов, требовавших полного исключения философии, исторической критики. Понятно, что в таких условиях никакого Просвещения не будет. Есть предварительное условие, чтобы феномен Просвещения стал возможен: мусульмане должны признать выводы науки и согласиться изучать Коран, как любой другой текст древней арабской литературы, используя те же критерии.
По сути, речь здесь идет о демистификации истории. И уже с этих позиций следует заново оценить религиозное значение Корана: в контексте соотношения веры и культуры, веры и науки, веры и разума. Как раз к этому призывал Папа Бенедикт XVI в своей речи в Регенсбурге 12 сентября 2006 г. И этот призыв остается актуальным и сегодня, несмотря на то, что в свое время он шокировал многих мусульман и даже некоторых ближневосточных христиан, «исламизированных» культурно.

А каково же место ислама, его зарождения и распространения, в рамках универсального Божия замысла Спасения?
Вопрос деликатный, но вполне законный. Его еще можно сформулировать так: «Насколько это доступно человеческому пониманию, играет ли ислам какую-то роль в Божиих планах?» Христиане на Востоке в ходе истории неоднократно задавали себе этот вопрос. Ответ арабских христианских богословов гласил: «Бог, допустив зарождение ислама, покарал тем самым христиан за их неверность». Я думаю, что зарождение ислама следует рассматривать на фоне разделений между восточными христианами: разделений, часто спровоцированных цивилизационными и националистическими амбициями, скрывавшимися за кулисами вероучительных формул. В этой ситуации христиане почти не проповедовали Благую Весть остававшимся еще языческими восточным народам, а ислам сделал это частично.
Ислам пришел, чтобы вновь подтвердить веру в Единого Бога, отстоять требования посвятить Ему всю свою жизнь, требования изменить свою жизнь, чтобы быть угодным Ему. Это была здоровая реакция на язычество, следовавшая в русле иудейской и христианской традиций. Но при этом было отброшено всё, что могло создавать хоть какие-то трудности для человеческого рассудка: истины Богочеловечества Христа, Триединства Бога, истину о том, что Бог вступает с людьми в диалог любви, что Христос был послушен вплоть до смерти крестной, что Он предал Себя за нас из любви к нам, как об этом учит апостол Павел.
Следовательно, ислам – это рационалистическая религия, но не в смысле духовной, Божественной рациональности, а в смысле упрощения, отказа от тех аспектов, которых не может постичь человеческий рассудок. Вот так и получается, что для своих последователей ислам – это третья и самая совершенная Богооткровенная монотеистическая религия, а мы с этим согласиться не можем. Мы не можем согласиться с тем, что после Христа, Который и в Коране назван Словом Бога, Бог послал еще одно Свое слово – в виде того же Корана.
Если бы считалось, что Коран был послан для разъяснения Евангелия, я бы сказал: а почему бы и нет? Были же посланы Святые Отцы, богословы, проливавшие свет на событие Иисуса, на Евангелие. Но в данном случае, всё не так: имеет место очевидное противоречие. Вот поэтому я не могу согласиться с тем, что Бог послал пророка Мухаммеда с новым откровением. И уж тем более я не могу признать его «печатью пророков», «хатам аль-небиин», признать, что он завершил, исправил и исполнил откровение, данное во Христе, как этому учит Коран.

И каково же в конечном итоге место ислама в Божием замысле Спасения?
Я полагаю, что ислам может стать для христиан стимулом, чтобы вернуться к первоисточнику – к истине о том, что Бог – Един. Это основополагающее для иудаизма и христианства утверждение прекрасно выражено в 112 суре Корана: «Воистину, Бог – Един! Бог – Непостижим!» Об этом утверждении современная жизнь порой побуждает нас забыть. Ислам по-своему напоминает нам и о том, что Христос – это центр нашей веры, что Он пребывает в теснейшем единении с Отцом, хотя исламу и не удалось понять роль Святого Духа.
Мы постоянно говорим с мусульманами о нашей вере, и это побуждает нас заново анализировать ее, исходя из перспектив, заданных исламом. И я благодарен мусульманам за их критические замечания, особенно если они делаются в плане дискуссии, а не в плане нападок. И я думаю, что то же самое справедливо и по отношению к вопросам, задаваемым христианами.
Наше призвание – призвание христиан Востока – жить бок о бок с мусульманами, нравится это нам или нет. Это – наша миссия! Хоть это и трудно, но мы призваны жить вместе. И вот по этой причине, как я думаю, мусульманам следует отстаивать христианское присутствие в регионе, а христианам – мусульманское. Наша пространственная близость не должна приводить нас к конфронтации.
Я очень надеюсь, что Синод по Ближнему Востоку 10-24 октября поможет христианам Запада и Востока, но поможет также и мусульманам. Нам всем следует задуматься о значении предусмотренного для нас Провидением плана: мы «обречены» друг на друга, мы должны в ходе дружеской, но и не лишенной противоречий дискуссии выяснить: с какой целью мы живем рядом на этой земле Ближнего Востока, на этой земле Иисуса, но также и земле Моисея и Мухаммеда? И эта земля воистину призвана стать «Святой Землей».