«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Франко Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть III, РАЙ)
Этой публикацией мы завершаем цикл из трех частей, подготовленный для нашего издания католиком из Санкт-Петербурга Сергеем Сабсаем. Сергей известен читателям как регулярный автор российских католических порталов и СМИ, а также как основатель и руководитель проекта «Школа знаний».
Ранее уже были опубликованы Первая и Вторая части цикла:
«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Ф. Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть I, АД)
«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Ф. Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть II, ЧИСТИЛИЩЕ)
Итальянский педагог-словесник Франко Нембрини рассматривает «Божественную комедию» Данте Алигьери (напомню — францисканского терциария) не просто как литературное произведение, но как свидетельство христианского пути человека, приблизившегося к святости; и сам приходит к этой книге с вопросами, касающимися реальной жизни современного человека, её глубин. Такой и для меня оказалась книга Нембрини «Данте — поэт желания», представляющая собой комментарий к «Божественной комедии».
Русский перевод книги, выполненный Натальей Тюкаловой и Алексеем Демичевым, вышел в киевском издательстве «Дух i лiтера» и был привезён мной из Минска (за что я очень благодарен замечательной православной подруге Любови Битно, режиссёру-документалисту, психологу и благотворителю), завершив важное для меня путешествие-паломничество, включившее в себя как духовные упражнения, так и ряд значимых и дорогих сердцу встреч, от друзей в Минске и Варшаве до давнего новосибирского друга Александра Эльмусова из «Сибирской католической газеты». Текст книги неожиданно стал естественным и важным продолжением тех июньских встреч, молитв и раздумий, так что я не удержался от того, чтобы делиться особенно задевшими, порой просто пронзившими меня фрагментами с друзьями в Фейсбуке; их весьма заинтересованные отклики убедили меня, что нужно собрать эти фрагменты в связный обзор трёхтомника Нембрини для российского читателя. Это обзор заведомо неполный и очень личный, поэтому он является, конечно, не заменой, а скорее рекламой книги Франко Нембрини. Состоит он практически полностью из текста самого Нембрини, с минимально необходимыми пояснительным связками или даже просто подзаголовками, выделенными курсивом.
***
Франко Нембрини. Данте — поэт желаний. Рай
Спасение жизни означает спасение каждого отдельного её элемента. Надежда есть, ведь мы можем быть уверены, что всё, что происходит, — это наши взаимоотношения со светилами.
СПАСЕНИЕ — НЕ ГДЕ-ТО ТАМ, В МИРЕ ИНОМ, НО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. МОЯ НЫНЕШНЯЯ ДРУЖБА, МОИ ДЕТИ И МОЯ ЖЕНА, ВРЕМЯ, КОТОРОЕ Я ПРОВОЖУ С ПОЛЬЗОЙ, И СТРАДАНИЯ, КОТОРЫЕ Я ИСПЫТЫВАЮ, БУДУТ СПАСЕНЫ. СПАСЁТСЯ ЖИЗНЬ, И СПАСЁТСЯ ВСЯ КОНКРЕТИКА ЖИЗНИ, ПОТОМУ ЧТО В НЕЙ — МОИ ОТНОШЕНИЯ СО СВЕТИЛАМИ, МОИ ОТНОШЕНИЯ С ВЕЧНЫМ И БЕСКОНЕЧНЫМ. «РАЙ» — КНИГА О НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ, О ТОМ, ЧТО ОНА ВОЗМОЖНА. ЭТО КНИГА О ТОМ, ЧТО В ПЕРИПЕТИЯХ И ПРИЧУДЛИВЫХ СКЛАДКАХ ПОВСЕДНЕВНОСТИ, В СОПРИКОСНОВЕНИИ С ТЕМ ЗЛОМ, КОТОРОЕ ПРИВНОСИТ В НЕЁ НАША ЗАБЫВЧИВОСТЬ, НАШИ ПРЕДАТЕЛЬСТВА, ОДНИМ СЛОВОМ, ГРЕХ, НАС НЕИЗМЕННО НАСТИГАЕТ КРАСОТА, НАДЕЖДА, ПРИСУТСТВИЕ.
В современной культуре существует своего рода раздвоение сознания, которое не позволяет совместить религиозные вопросы с интересом к человеку, к жизни. Данте свидетельствует о возможности цельного существования, не допуская и мысли о подобном разделении, потому что его видение самого себя, человеческой природы, его способ познавать и любить предполагают жажду смысла, поиск добра.
Данте говорит о себе: я корабль и отправляюсь в плавание. Хотите следовать за мной, спросите себя, сможете ли вы жить на высоте устремлений своего сердца, сумеете ли отмести все предрассудки, отдать всё, отказаться от всех возможных схем и остаться в той наготе, которая позволит перебросить сердце по ту сторону преграды.
Любить, стремиться, непрестанно идти навстречу — в этом заключается природа бытия.
В раю слово как бы отступает, слово истинное — лицезрение истины. Данте и Беатриче разговаривают глазами. Это состояние, возможно, знакомо старикам: в юности мы доверяем слову, но со временем осознаёшь, что слово может быть неправильно истолковано и чаще становится причиной непонимания, чем единения. Объединяет нечто другое, и другое может лучше выразить то, что хотелось бы сказать, но словами сказать невозможно.
Данте открывает для себя, что им с Беатриче достаточно просто смотреть друг на друга. Жизнь разрешается не в убедительных рассуждениях, а в том, с какой готовностью ты растворяешься во взгляде Другого.
Преображённый созерцанием Бога лик Беатриче и Данте приблизил к Богу. Так случается и в нашей жизни,
КОГДА МЫ ВСТРЕЧАЕМ «БОЖЬЕГО ЧЕЛОВЕКА», ЧЕЛОВЕКА, ЛЮБЯЩЕГО БОГА, ЧЕЙ ВЗГЛЯД ПОСТОЯННО УСТРЕМЛЁН К НЕМУ, — НАМ ДОСТАТОЧНО ПРОСТО ВИДЕТЬ ЕГО, ЧТОБЫ ЧТО-ТО В НАС МЕНЯЛОСЬ И МЫ СТАНОВИЛИСЬ ЧУТЬ БЛИЖЕ К БОГУ, ЧУТЬ БОЛЕЕ САМИМИ СОБОЙ, ТАКИМИ, КАК НАС ЗАМЫСЛИЛ БОГ.
Невероятно было бы увидеть, что ты не устремляешься вверх, ведь это — твоя природа, в этом — ты; будь верен себе и своей природе, и путь твой непременно пойдёт вверх, к Богу. Стоять на месте, застыть и не двигаться — против нашего естества. Пройдя сквозь Чистилище, ты, наконец, обрёл самого себя, ты живёшь на высоте своего призвания, «чист и достоин посетить светила».
Христианское братство. В первой из XI-XII песен «Рая» речь идёт о святом Франциске, но похвалу ему говорит святой Фома – доминиканец. А во второй похвалу святому Доминику произносит Бонавентура – францисканец. Эти два ордена, как известно из истории, не всегда ладили, о чём сложено огромное количество анекдотов. В реальности они друг друга дополняют: доминиканцы изгоняют из церкви ересь, а францисканцы сражаются с внутренними болезнями церкви. Тем не менее, при столь разных характерах не много надо для разногласия и разлада. Что же делает Данте? Он заставляет доминиканца петь хвалу святому Франциску, а францисканца – святому Доминику. И что интересно, после похвалы основателю другого ордена каждый из них обрушивается с жёсткой критикой на грехи и недостатки ордена, к которому принадлежит сам.
Мне кажется, что это замечательный пример того, что такое братство и христианское взаимоисправление. Легко показывать пальцем на другого, обличать его пороки и недостатки, но каждый должен смотреть на собственные пороки и грехи собственного дома, исправлять недостатки своего ордена и восхвалять святость другого – вот урок, как следовало бы вести себя в Церкви и в христианской общине.
Где граница между святостью и ересью? По каким признакам отличить одно от другого? Критерием, мне кажется, может быть не то, кто прав или неправ, когда обличает зло – с этой точки зрения Лютер мог быть более прав, чем Франциск, – а любовь к Церкви.
ЧЕМ В БОЛЬШЕЙ НУЖДЕ СВЯТОЙ ВИДИТ ЦЕРКОВЬ, СВОЙ ДОМ, СЕМЬЮ, К КОТОРОЙ ПРИНАДЛЕЖИТ, ТЕМ БОЛЬШЕ ОН ЕЁ ЛЮБИТ, ТЕМ БОЛЬШЕ ХОЧЕТ ОТДАТЬ ЗА НЕЁ СВОЮ ЖИЗНЬ. А ЕРЕТИК ВЫСОКОМЕРНО ВЫХОДИТ ПРОЧЬ ИЗ РУШАЩЕГОСЯ ДОМА
и показывает в него пальцем, говоря: «Мерзость какая, рушится. Я построю себе новый, гораздо красивее».
Не Богу нужны наши молитвы, он прекрасно знает, в чём мы нуждаемся; это мы, обращаясь к Богу, понимаем, что нам на самом деле нужно и где ответ на эту потребность.
Песнь XXIV посвящена добродетели веры. Апостол Пётр устраивает Данте допрос. «Да! [отвечает Данте апостолу Петру] У меня есть вера. Ни скепсис, ни цинизм, никакие вопросы не могут поколебать мою уверенность.
ПУСТЬ Я СЛАБ И ЖИВУ НЕПРАВИЛЬНО, ПУСТЬ НЕ СООТВЕТСТВУЮ ЧЕМУ-ТО, НО Я СЛЕДУЮ ЗА ИСТИНОЙ, ЖИВУ РАДИ НЕЁ, И ВИДЕЛ ИСТИНУ, ЭТОГО У МЕНЯ НЕ ОТНИМЕШЬ. ЭТО У МЕНЯ ЕСТЬ, ЭТО – МОЙ ОПЫТ.»
Данте отвечает именно так, с потрясающей уверенностью. А ведь он знает, что путь ещё длинный, что он только движется к познанию, любви, надежде. И ведь он прав, нет в этом ни зазнайства, ни хвастовства. Он не говорит: «Всё, я уже дошёл до конца, и истина у меня в кармане». Напротив, можно, наверное, сказать, что это я у истины в кармане, она пошла навстречу мне и захватила меня целиком. Я проживаю истину, как умею, но ни на йоту не отступлю от того, что видел и прожил.
Опять, вещая, голос издала
Глубь света: «Этот бисер, всех дороже,
рождающий все добрые дела,
Где ты обрёл?»
«Этот бисер» — итальянское слово «gioia» обозначает драгоценность или монету, и в то же время оно значит радость. Какое восхитительное определение веры, веры как опыта: счастье, радость. В этом, как мне кажется, заключается великий секрет воспитания — свидетельство счастья.
И вот, наконец, великий ответ Данте, настоящий, воодушевлённый ответ на вопрос: «Откуда рождается вера?»
Вселенной к христианству переход, —
Сказал я, — без чудес, один, бесспорно,
Все чудеса стократно превзойдёт;
Ты, нищ и худ, принёс святые зёрна,
Чтобы взошли ростки благие там,
Где вместо лоз теперь колючки тёрна.»
Существование христианства — доказательство само по себе. Существование христиан — доказательство, данное Христом. Присутствие Христа в истории, рождение Церкви — что может быть больше чуда Воплощения? Что такое христианство и Христос показывает свидетельство тех людей, что стали Его телом; это свидетельство радости, блага, величия такой силы, что всего за несколько веков оно распространилось по всему миру. Настоящее чудо — это обновлённое Духом человечество.
Когда я смолк, по огненным кругам
Песнь «Бога хвалим» раздалась святая,
И горний тот напев неведом нам.
Как только я закончил речь, публика взорвалась аплодисментами. Мне эти святые и ангелы, которые запевают, как только экзамен сдан, всегда кажутся похожими на публику на трибуне стадиона. Общение святых — это знание, что наши усопшие болеют за нас.
Иисус пришёл, чтобы рассказать нам, что природа Бога — построение отношений, любовь, желание, движение. Светила, небеса, земля, века, люди, добро, зло, листочки на деревьях… всё движимо отсюда. Всё приходит в движение, потому что это — природа Бога. Божественное «Я» — для того, чтобы быть «Я» — от начала веков должно было говорить «Ты», это в Его природе. Это — начало большого пожара, из которого произошло всё остальное.
За верой настаёт черёд надежды: песнь XXV. Эту тему я хотел бы предварить чтением трёх кратких отрывков из песни XIV. Мы окружены ослепительным сиянием и музыкой, и в этом контексте Данте затрагивает тему телесного воскресения. Для всех основных церковных ересей, а также для многих направлений в современной философии и новомодных религий характерно бегство от материи, мечта освободиться от гнета материи, от бремени плоти, от этого вместилища зла, в поисках недостижимой духовной чистоты. Тогда как христианство представляет собой гимн материи, гимн плоти. Ещё в великолепном финале «Новой жизни» Данте говорил, что, если рай есть, он должен быть тем местом, где сохраняется радость от всего того хорошего, истинного, прекрасного, что мы видели в этой жизни. Радость, полнота, истинность всего того, что нам было дано любить. И более того, место, где мы увидим всё в истинном свете, а потому полюбим и то, что здесь были не способны любить.
Но словно уголь, пышущий огнём,
Господствует над ним своим накалом,
Неодолим в сиянии своём,
Так пламень, нас обвивший покрывалом,
Слабее будет в зримости, чем плоть,
Укрытая сейчас могильным валом.
И этот свет не будет глаз колоть:
Орудья тела будут в меру сильны
Для всех услад, что нам пошлёт Господь.
Подумайте, какая ценность признаётся за материей и плотью! То самое тело, которое гнило в земле, своим сиянием превзойдёт весь окружающий его райский свет. Разве это презрение к телу, в котором, увы, так часто обвиняют христианство?
XXV песнь начинается знаменитым прологом:
К родной овчарне, где я спал ягнёнком, …
В ином руне, в ином величье звонком
Вернусь, поэт, и осенюсь венцом
Там, где крещенье принимал ребёнком,
Затем что в веру, души пред Творцом
Являющую, там я облачился
И за неё благословлён Петром.
Пролог наполнен благодарностью, потому что этот город, эта церковь, этот баптистерий привели его к вере, о которой он говорил с апостолом Петром в предыдущей песни: словно после того, как его вера прошла испытания, он мысленно возвращается в место, её породившее, давшее ей начало. Данте, даже странствуя по девяти небесам рая, сохраняет всё поразительное богатство чувств, всю полноту страсти к работе, труду, красоте жизни. Потому его жизнь, видимая с этой особой точки зрения — из рая, становится постоянным предметом оценки, познания, понимания, а, следовательно, представляет более истинной и приобретает иной масштаб. Именно это и есть настоящая тема «Комедии»: понимать больше и жить более насыщенно в этом мире благодаря сравнению с миром горним.
Беатриче обращается к святому Иакову:
Надеждой эту огласи обитель,
Ведь ею ты бывал в людских глазах,
Когда троих из вас почтил Спаситель.
В последней строке Данте использует удивительное слово — carezza, ласка, наполнчющее эти строки необыкновенной нежностью и любовью. (В переводе М. Лозинского «почтил Спаситель» звучит более нейтрально, у Данте Спаситель удостоил этих троих апостолов «большей ласки».) Именно благодаря этой избранности и этой исключительной близости к Иисусу Пётр, Иаков и Иоанн отождествляются с верой, надеждой и любовью, и поэтому именно они втроём задают вопросы о трёх богословских добродетелях.
Святой Иаков вопрошает Данте о надежде:
Поведай, что — она, и как цветёт
В твоей душе, и как в неё вступила.
Что такое надежда, какое место она занимает в твоей жизни, и наконец откуда ты её взял?
«Надежда, — я сказал, — есть ожиданье
Грядущей славы; ценность прежних дел
И благодать — его обоснованье.
Надежда — это уверенность: это ожидание того, чего, разумеется, пока ещё нет, но это уверенное ожидание, твёрдая уверенность в том, что то,чего мы ждём, произойдёт. ХРИСТИАНСКАЯ НАДЕЖДА не имеет ничего общего со смыслом, который мы зачастую вкладываем в это слово («Будем надеяться, что всё хорошо кончится»): христианская надежда — это уверенное ожидание грядущей славы. Это, по чудесному определению отца Луиджи Джуссани, УВЕРЕННОСТЬ В БУДУЩЕМ, ПРОЧНО КОРЕНЯЩАЯСЯ В НАСТОЯЩЕМ: «Если вера — это признавать несомненное Присутствие, если вера — это признавать Присутствие с уверенностью, то надежда — это признавать уверенность в отношении будущего, которое рождается из этого Присутствия». УВЕРЕННОСТЬ, КОТОРУЮ РОЖДАЮТ «ЦЕННОСТЬ ПРЕЖНИХ ДЕЛ / И БЛАГОДАТЬ»: благодать — это обещание, данное Богом, и уверенность в том, что Бог останется верным Своему обещанию. И «ценность прежних дел» — наш жизненный опыт, свидетельствующий о том, что эта благодать, это обещание осуществятся (наши «дела» здесь означают ответ на Божественную благодать). Потому что жизнь, которую мы проживаем, отвечая в меру своих сил, несовершенно, постоянно оступаясь, на Божественную благодать — это не слепое послушание, сводимое к ряду предписаний, как инода думают: это жизнь, полная красоты и радости. А красота и радость, которые мы проживаем в настоящем, порождают в нас уверенность в верности Бога, в том, что данное Им обещание будущего блаженства будет непременно выполнено.
От многих звёзд я этот свет узрел;
Но первый мне его пролил волною
Тот, кто всех выше Вышнего воспел.
Из многих источников света (из многих отрывков Библии) пришла ко мне эта ясность и уверенность относительно надежды, но первым, кто мне его «пролил волною», стал тот, кто «всех выше Вышнего воспел», — Давид. Речь идёт о псалмах Давида, то есть о молитве на литургии часов. Ежедневно произносимая литургия часов пролила в моё сердце эту уверенность.
Данте использует здесь прекрасный глагол, буквально означающий «проливать по капле»: капля за каплей, точно так же, как мои друзья из Бергамо терпеливо перегоняют граппу. Верность литургии часов, молитве Церкви, вселила в меня уверенность. Здесь заложена глубочайшая идея терпения и верности: всё не напрасно, не то чтобы через тридцать лет христианской жизни каждый раз приходилось начинать всё заново: мало-помалу капля за каплей, в нашей жизни накапливается убеждённость. Капля за каплей в наше сердце проливается уверенность, то есть крепнет вера. Время не проходит впустую, оно созидательно.
В песни XXVI святой Иоанн расспрашивает Данте о любви очень кратко. Мне кажется, что эта краткость обусловлена тем, что любовь всеобъемлюща, и поэтому, дойдя до темы любви, нет смысла распространяться. Так, открытие собственной природы, природы притягательности вещей и того, что лежит в основе такой притягательности и тем самым составляет наивысшее благо, — это тем всей «Комедии».
«Все те укусы, — я ему ответил —
Что нас стремят к Владыке бытия,
Крепят любовь, которой дух мой светел.
«Все те укусы», которые в нашей жизни могут нас привлекать, побуждая жить в соответствии с разумом, со всей полнотой нашего желания, помогая осознать наше стремление к Богу, скрепляют мою любовь. Какие прекрасные слова обо всём, что кажется нам привлекательным в этой жизни — они словно говорят нам о том, что каждая вещь — это знак. Подумайте, какой была бы жизнь, если бы мы осознали, что любое желание, любое движение сердца и разума, любой голод, как сказал бы Данте, — не что иное, как знак единственного нашего желания, стремления к высшему благу. Что все меньшие блага — это путь и средство для того, чтобы познавать, любить, служить Единственному, Кто способен оправдать ожидание нашего сердца.
Жизнь мирозданья, как и жизнь моя,
Смерть, что он принял, жизнь мне завещая,
Всё, в чём надежда верящих, как я,
И сказанная истина живая —
Меня из волн дурной любви спасли,
На берегу неложной утверждая.
В этих трёх стихах и четырёх удивительных выражениях Данте говорит о том, что воспринимает всё окружающее как знак. Первое выражение — «жизнь мирозданья»: она — причина удивления и благодарности за то, что вещи существуют, за бытие вещей и окружающей действительности.
Потом «жизнь моя» — на ум приходит Книга Бытия: «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт 1:10). Меня всегда поражала мысль о том, что Бог, обустраивая мир, каждый вечер говорил: «Как хорошо! Как замечательно, что вещи существуют!» Секрет жизни — в том, чтобы прийти к этому пониманию, почувствовать благодарность того, кто утром просыпается, открывает окно и удивляется, потому что ему изначально ничто не причитается. В это заложен секрет спокойствия и радости жизни.
Третье выражение, третий источник любви — это «смерть, что он принял», смерть Иисуса Христа, созерцание таинства Воплощения и жертвы, принесённой во имя того, чтобы я мог жить, жить в правде, а не во лжи, не в смерти, жить по-настоящему.
Четвёртое выражение — «всё, в чём надежда верящих, как я»: ожидающее нас будущее благо, вера в грядущую славу, уверенность в том, что меня ожидает рай и блаженство. И «сказанная истина живая», то, что я описал прежде, познание Бога, — это
ЛЮБОВЬ, КОТОРАЯ ВСЕМ ДВИЖЕТ, ЖИВОЕ ПОНИМАНИЕ СУЩНОСТИ БЫТИЯ КАК ЛЮБВИ, КАК СВЯЗЕЙ, КАК УТВЕРЖДЕНИЯ СОБСТВЕННОЙ ЦЕННОСТИ И ЦЕННОСТИ ВСЕГО ТОГО, ЧТО МЕНЯ ОКРУЖАЕТ.
И все те листья, что в саду взросли
У Вечного Садовника, люблю я,
Поскольку к нам Его дары сошли».
Именно поэтому я люблю все Божьи создания, все плоды Божьей любви, любви «Вечного Садовника».
Песни XXX-XXXIII: Из рабства на простор свободный
Бесконечное расстояние, из-за которого человек не претендует обнять, схватить другого и свести его к себе, измерить по своей мерке, — это, вместе с тем, и есть истинное обладание, истинная близость. Любовь к судьбе другого, и потому преклонение перед Тайной другого — это истинная форма любви, единственная действительно достойная, человеческая форма обладания.
О Дева-Мать, Дочь Своего же Сына,
Смиренней и возвышенней всего,
Предъизбранная Промыслом вершина,
В Тебе явилось наше естество
Столь благородным, что Его творящий
Не пренебрёг твореньем стать Его.
Совсем недавно я заметил, что слова, которыми Данте в этом гимне определяет Марию, относятся не только к Ней. Самый трогательный момент этого гимна — это открытие, что определение «Дева-Мать» относится ко всем, это свойство всех, потому что ВСЕХ НАС ПРИЗЫВАЮТ БЫТЬ НЕВИННЫМИ, НО ВМЕСТЕ С ТЕМ ПРИНОСИТЬ ПЛОДЫ: настоящее обладание другим человеком, отношения, которые могут существовать только постольку, поскольку существует разрыв, признание бесконечной дистанции между собой и другим. Но невинность, не приносящая плода, стала бы смертным приговором: не существует невинности, целью которой не было бы родительство, которая не приносила бы настоящие плоды. Поэтому правда, что «Дева-Мать» сказано о Марии, но поскольку Мария — это «заря нового человечества» (Бенедикт XVI) и прообраз всего святого, это можно сказать обо всех. Эти слова описывают истоки христианства.
«Дочь Своего же Сына». Кажется, что это определение может относиться только к Богоматери: как можно быть детьми собственных детей? Тем не менее, мы приходим именно к такому открытию, когда наши дети вырастают. В юности я думал, что предел мечтаний — женитьба: это чувство продлилось неделю. Потом я думал, что высшая точка человеческого опыта — отцовство. Но ещё более сильные ощущения мы испытываем, видя, как мы становимся детьми собственных детей; видя, как тот, кого ты породил, становится настолько выше по сравнению с тобой, что в какой-то момент ты остаёшься позади. Так дети перерождают своих родителей, дают им новую жизнь. И это самое величайшее, что может видеть человек на протяжении своей жизни.
«Предъизбранная Промыслом вершина». Потрясающе! Словно Бог создал мир, Адама и Еву в мыслях и заботе о Марии, целую вечность ожидая Её прихода. И это можно сказать о каждом из нас: Бог создал мир — солнце, небо, деревья, звёзды, жизнь с её эволюцией, историей и прочим — ради нас с тобой, заботясь о нас с тобой.
И последнее наблюдение. Начиная с последней терцины канонического гимна «Ты — состраданье, Ты — благоволенье» и до конца молитвы святого Бернарда «Смири в нём силу смертных порываний», первые буквы каждого стиха каждой терцины оригинала образуют акростих с именем святого Иосифа. Этот скрытный, молчаливый святой и тут присутствует, но тайно, в соответствии с тем, как его всегда объясняет и комментирует богословие: IOSEP AV, Ave Iosep!
Песнь XXXIII. Любовь, что движет солнце и светила
Данте начинает рассказ о невозможном, о том, как он увидел Бога.
Я видел — в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей Вселенной:
Суть и случайность, связь и их дела,
Всё — слитое столь дивно для сознанья,
Что речь моя как сумерки тускла.
Мы воспринимаем своё существование и окружающий мир как нечто, на первый взгляд (то есть только с виду, но не по существу) раздробленное, разобщённое. Но Данте говорит: я видел, как всё то, что разделено, расколото, противоречиво, всё, что нас ранит, из-за чего мы страдаем — я видел, как всё это слито воедино. Словно бесконечное множество растений, которое кажется нам не поддающимся классификации, но на самом деле имеющее единый невидимый для нас корень. Как невидимый источник, из подземных глубин дающий жизнь всему и соединяющий всё то, что кажется нам разобщённым.
НАБЕРИТЕСЬ МУЖЕСТВА, ПОТОМУ ЧТО ТО, ЧТО КАЖЕТСЯ ВАМ РАЗДЕЛЁННЫМ, ПРОТИВОРЕЧИВЫМ И НАПРАВЛЕННЫМ ПРОТИВ ВАС, НА САМОМ ДЕЛЕ ТАКОВЫМ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ. ВЕРЬТЕ, НИЧТО ВАМ НЕ ВРАЖДЕБНО, НИЧТО В ЭТОМ МИРЕ ВАС НЕ ПРЕДАЁТ, ПОТОМУ ЧТО ВСЁ СВЯЗАНО, СЛИТО, СПЛЕТЕНО ЛЮБОВЬЮ СЛОВНО В ЕДИНУЮ КНИГУ.
В жизни есть порядок, «неизменный строй», который мы не можем увидеть, находясь в этом мире, но можем о нём догадываться. Я же его увидел! Так что смелее, не бойтесь.
Я смотрел, и моё желание смотреть разгоралось всё больше и больше.
Мы уже отмечали, что удовлетворение желания не сводит его на нет, а умножает его. Отсутствие желания — это ад, противоположность Бога, это смерть сущего, потому что
ЖИЗНЬ — ЭТО ЖЕЛАНИЕ, ЭТО ОТНОШЕНИЯ, ЭТО УТВЕРЖДЕНИЕ ДРУГОГО, ТО ЕСТЬ ЛЮБОВЬ, А ПОТОМУ ДВИЖЕНИЕ. ТАКОВА ПРИРОДА ЛЮБВИ И ПРИРОДА БОГА: ЧЕМ ПОЛНЕЕ УДОВЛЕТВОРЯЕТСЯ ЖЕЛАНИЕ, ТЕМ СИЛЬНЕЕ СТАНОВИТСЯ ЕГО ПЫЛ.
Довольствоваться означает останавливаться, тормозить свои желания, и такое состояние, когда ты останавливаешься на чём-то определённом и слушаешь дьявола, говорящего тебе: «Ты пришёл, не иди дальше, не желай большего, не летай высоко», — называется грехом. Тогда как быть довольным означает находиться в движении, наслаждаться тем, что находится перед тобой сейчас, но вместе с тем двигаться вперёд, оставляя достигнутое позади в стремлении дойти до первоисточника его красоты. И здесь Данте, дойдя до первоисточника, доволен, но любит и желает любить всё больше и больше. Поистине, Данте — поэт желания.
