«Своим служением священника я должен ответить на молитвы моих предков». 15-летие священства отмечает отец Александр Деппершмидт
В служении любого священника бывают разные моменты — вдохновляющие, сложные, радостные или, наоборот, драматичные. В жизни священнослужителя случаются и праздники, а также особые личные памятные даты. Например, годовщины и юбилеи рукоположения в пресвитеры: это хорошая возможность вернуться к Иисусу Христу, источнику священства, получив свежий взгляд на служение, к которому Он призвал. Это также возможность возблагодарить Бога за годы служения, просить прощения за неиспользованные возможности и молиться о благословении на будущее.
Нынешний месяц май принёс многим священникам, которые несут своё служение в России, очередные приятные и ответственные личные юбилеи. Так, в Архиепархии Божией Матери в Москве недавно отмечали 25-летие рукоположения сразу семи пресвитеров: епископа Николая Дубинина, о. Константина Передерия, о. Сергея Альхименка, о. Владимира Кабака, о. Игоря Чабанова, о. Исмаэля Барроса и о. Томаша Ортманна
В нашей Преображенской епархии 9 мая отметил 10-летие принятия священства отец Ян Высоцкий SAC (настоятель челябинского прихода). 27 мая екатеринбургская община поздравляла с 35-летием рукоположения в пресвитеры своего настоятеля отца Антония Гселя.
А сегодня свою 15-ю годовщину священства отмечает эконом Преображенской епархии отец Александр Деппершмидт. 30 мая 2010 года, в торжество Пресвятой Троицы, диакон Александр был рукоположен в священники в Кафедральном соборе Преображения Господня в Новосибирске. Таинство совершил Правящий епископ Иосиф Верт.
«Сибирская католическая газета» от всей души поздравляет всех нынешних юбиляров и предлагает читателям интервью сегодняшнего «именинника», которое неопресвитер Александр дал нашему изданию ровно 15 лет назад.
Отец Александр Деппершмидт, принявший священническое рукоположение 30 мая 2010 года, уроженец Казахстана, гражданин Германии, однако своё священническое призвание обрел в Сибири. Каким образом это произошло? В поисках ответа на этот вопрос мы обратились к самому новому пресвитеру.
Отец Александр, расскажите, пожалуйста, о своей семье.
— Моя семья – это семья российских немцев. Мои родители появились на свет уже в ссылке, в Казахстане, в городе Караганде. Однако их предки жили в Поволжье и Одесской области. Все мои предки – традиционные католики. В нашем роду были и католические священники. Последнего в их череде, брата моей прабабушки отца Петера расстреляли в Карелии в 1937 г. В нашей семье было шестеро детей, но двое братьев рано умерли. В живых остались три брата и одна сестра. Среди них я – старший, хотя и родился всего на 10 минут раньше своего брата-близнеца. Главное, что я всегда себя чувствовал старшим.
Получили ли Вы религиозное воспитание?
— Безусловно. Я был крещен спустя неделю после рождения. С того момента, как себя помню, помню и молитву: и дома, и в храме (он тогда уже был построен). Родители ходили в храм регулярно и брали с собой детей. В 8 лет я принял свое Первое Причастие, а уже спустя день был министрантом, прислуживал у алтаря. В нашем приходе существовала хорошо разработанная программа работы с министрантами. Настоятель регулярно собирал нас, рассказывал нам о Боге, о Библии, о церковной Литургии… Можно сказать, что у меня была очень насыщенная религиозная жизнь.
Стать министрантом – это было Ваше желание или желание Ваших родителей?
— Конечно, моё! Для нас, детей, быть министрантом считалось престижным. Может быть, был в этом и небольшой момент тщеславия: вот, ты выходишь к алтарю, что-то делаешь, и все на тебя смотрят!.. В Караганде министрантов было очень много, среди них даже была иерархия – главным образом возрастная. Мы постоянно ходили в церковь, и я, как и все другие малыши, ждал и не мог дождаться того момента, когда и я смогу делать то, что делают старшие по возрасту дети, которых уже допустили прислуживать на Мессе. Но и для родителей было чем-то само собой разумеющимся, что после Первого Причастия я и мой брат сразу стали министрантами.
Когда Вы покинули Караганду?
— В 1987 г. моя семья получила разрешение на выезд на историческую родину – в Германию. Мне было тогда 11 лет.
Какие самые яркие воспоминания остались у Вас от «карагандинского периода» Вашей жизни?
— Одно из самых ярких – смерть великого исповедника веры, епископа Александра Хиры. Он много лет жил в доме моего деда, и когда он умирал, то в этот дом приходили люди: молились, плакали, переживали. К сожалению, на сами похороны я не попал: меня оставили дома нянчить маленькую сестренку…
Конечно, незабываемое впечатление оставило Первое Причастие. В тот год свое Первое Причастие принимало очень много детей, и я помню, с каким нетерпением я ожидал Иисуса, Который придет ко мне в Евхаристии.
Были ли какие-то гонения на веру в то время?
— Времена уже были более либеральные и как ребенок я каких-то прямых гонений не ощущал. Больше того, по крайней мере дети тогда уже могли открыто говорить о своей вере. Помню, как в школе проводили письменный опрос на тему отношения к религии. И я написал всё искренне, так, как думал. Правда, мои родители, воспитанные в более суровые времена, пришли в ужас, когда я им об этом сказал. Однако никаких репрессий ни относительно меня, ни относительно их не последовало. Сказывалось и то, что я учился в школе, 80% учеников которой были немцами, а многие из них – католиками. Собственно, католичкой была даже директор школы, и мы знали об этом, хотя она и не исповедовала веру открыто. Впрочем, некоторую неприязнь со стороны официальных властных структур я всё же чувствовал, но нельзя сказать, чтобы меня это сильно угнетало.
А каковы были впечатления от жизни в Германии?
— Там я взрослел, впервые начал задумываться о смысле жизни. Разумеется, первое время поражал высокий уровень материального благосостояния. В Германии совершенно другая культура общения, которая имеет как позитивные, так и негативные стороны. С одной стороны – вежливость, которой в Советском Союзе нигде и не встретишь; с другой – гораздо меньше открытости, искренности в отношениях между людьми. Уровень образования там очень серьезный, так что мне нравилось ходить в школу. Но, с другой стороны, проблемы у молодежи там почти те же, что и здесь. Когда я видел своих сверстников, увлекающихся другим полом, дискотеками, выпивками, то спрашивал себя: а нужно ли тебе это? Так начинался поиск смысла жизни. Нужно было ответить себе самому на вопрос: кем ты хочешь стать? В 17-18 лет я был твердо уверен, что хочу завести семью.
Можно ли сравнивать религиозную жизнь в Караганде и в Германии?
— В Караганде мы все чувствовали себя одной семьей. Это было то сознание, которое вырабатывается в диаспоре, находящейся под давлением извне, претерпевающей гонения. Той сердечности в личных отношениях в Германии, разумеется, не было. Но в Баварии, где жила моя семья, чувствовалась вековая католическая традиция. Эта традиция буквально пронизывала всю повседневную жизнь. Ежевоскресное посещение церкви было частью этой традиции. В гимназии были уроки религии. Правда, проходили они по-разному. Сначала нашим преподавателем был священник-бенедиктинец. Многое из того, чему я у него научился, пригодилось мне много позднее, даже в семинарии. А преподаватели-миряне обычно сосредотачивались на этических проблемах, причем часто трактовали их вопреки учению Церкви. Тем не менее, вопросы, которые они поднимали, были по-своему важными.
Были ли Вы членом какого-то церковного движения или «малой общины»?
— Нет. Я не испытывал такой потребности, причем это даже отчасти меня самого удивляло. Религиозная жизнь, которая велась у нас в семье, была достаточно насыщенной и меня вполне удовлетворяла.
Мыслей о духовном призвании у Вас тогда еще не было?
— Серьезных мыслей не было. Иногда мелькала мысль, что, в числе прочего, я могу быть еще и священником. Я даже иногда представлял себя в роли священника. Но эти мысли меня, скорее, пугали, поскольку мне пришлось бы отказаться от многих «благ» высокоразвитой материалистической цивилизации, господствующей в Германии.
Поступив в университет, Вы решили изучать экономику…
— Я хотел зарабатывать много денег, мотивируя это необходимостью как следует заботиться о своей будущей семье. Однако чем дальше, тем больше, я разочаровывался в «обществе потребления». Больше всего меня отталкивало царящее в этом обществе презрение к духовным запросам человеческой личности. Кроме того, во время своей учебы в университете я побывал в России, и это сильно повлияло на мои жизненные планы.
Так что же привело Вас в Россию?
— Мое знакомство с епископом Иосифом Вертом. Он – мой дядя, но я не был с ним знаком, никогда с ним не общался. Просто знал, что есть у нас такой вот довольно близкий родственник, сибирский епископ. Познакомились мы с ним Германии, когда он прилетел на наше семейное торжество. Мы отмечали столетие свадьбы наших бабушки и дедушки, и тогда собрались вместе все их многочисленные потомки. Епископ Иосиф много рассказывал о Сибири и о жизни Церкви в Сибири. А у меня появилась мысль: не съездить ли туда ненадолго, на каникулах? Не внести ли свою малую лепту в помощь сибирским католикам?
Кроме того, у меня – свои личные отношения с Богом. И я был уверен, что Бог мне дал в жизни очень много, может даже слишком много… Я ощущал себя «любимчиком» у Бога, а потому чувствовал себя обязанным Ему, хотел чем-то отплатить за все незаслуженные благодеяния с Его стороны.
В конце концов, мы с братом-близнецом побывали в Новосибирске, и эта поездка радикально изменила наше мышление – как моё, так и его. Будучи в гостях у епископа, я оказался в среде священников, сестер-монахинь. И тогда я понял, что, живя такой жизнью, можно быть счастливым: ведь я видел счастье в глазах этих людей.
И тогда Вы осознали свое призвание?
— Да. Эти мысли стали конкретными, звучали всё настойчивее. По возвращении в Германию меня влекло в Церковь, но не просто в Церковь, а именно в сибирскую Церковь. Я даже свою дипломную работу связал с Католической Церковью в Сибири. Моя дипломная работа называлась «Становление некоммерческой организации на примере Апостольской Администратуры для католиков азиатской части России». Это более или менее отвечало моей специализации – «международные организации». А сразу после окончания университета я приехал в Новосибирск с намерением остаться в России навсегда.
Однако Вы не сразу поступили в духовную семинарию, а какое-то время работали в экономическом отделе Курии. Значит ли это, что Вы всё еще испытывали колебания относительно желания стать священником?
— У меня было очень сильное желание, которое постоянно росло. Но я хотел убедиться, что и Господь Бог тоже хочет видеть меня Своим священником. Я хотел убедиться, что это – именно Его призыв, а не мое субъективное желание. Я хотел помогать Церкви в Сибири, но это не обязательно было делать в сане священника. Можно было служить Церкви, работая по той специальности, которую я только что получил.
А священником в Германии Вы себя не видели?
— Нет. Если я думал о священстве, то исключительно о священстве в России. Мне казалось, что вся прежняя история моей жизни наилучшим образом приспосабливает меня для священнического служения в России. Я не забыл русский язык. Многое в культуре и ментальности русского народа является для меня чем-то родным и привычным. Кроме того, желание стать священником возгорелось у меня именно в Сибири. Я подумал, что это – знак от Бога, что мне нужно быть священником именно здесь, а не где-то в Германии.
Вы являетесь священником чуть больше 24-х часов (от редакции: эта беседа состоялась 31 мая 2010 года). Произошли ли какие-то изменения в Вашем самочувствии? Стало ли Таинство рукоположения неким рубежом, делящим жизнь на «до» и «после»?
— Не только Вы задаёте мне этот вопрос. Ко мне подходили люди, спрашивали, «спал, не спал», «волнуешься, не волнуешься». А я отвечал честно: «нет, не волнуюсь; спокойно сплю». Некоторые не понимали этого ответа. На самом деле я «приноравливался» к священству давно. В семинарии ты еще не священник, но уже живешь как священник: на это направлено твое воспитание, духовная жизнь. К рукоположению ты идешь долгие годы. И за эти годы я научился понимать себя, оценил свои позитивные и негативные стороны. Я знаю о своих недостатках, но знаю также, что они не помешали Богу сделать из меня священника. Я уверен, что мое священство – это воля Божия, а потому не очень сильно переживаю. Я давно готов к этому событию. Призвание переживается разными людьми по-разному. В моем случае оно пока развивается плавно, почти бескризисно.
Кто из людей больше всего повлиял на Ваше духовное становление?
— Было много прекрасных священников, с которыми я знаком. Трудно даже всех перечислить. Еще были святые, с которыми я знаком по книгам. Это, прежде всего, Тереза от Младенца Иисуса. Но еще сильнее вдохновляла меня мысль о моих предках, которые страдали за веру, которые погибали в лагерях. Эти люди молились о том, чтобы Бог послал им хотя бы одного священника. А я своим служением должен ответить на их молитвы. К сожалению, современное поколение не молится о том, чтобы Бог послал им священников, но на самом-то деле оно нуждается в них не меньше, а может даже и больше, чем наши набожные предки.
Недавно на Пастырской конференции для духовенства нашей епархии был предложен к обсуждению вопрос: «Радости и печали приходского священника». Как бы Вы на него ответили. В чем Вы усматриваете «шанс» для своего грядущего служения, а что кажется наиболее проблемным?
— Те проблемы, с которыми я больше всего имею дело на сегодняшний день, – бюрократического порядка. Как гражданин Германии я должен получать визу, улаживать другие формальности. Священник в России должен заниматься многими практическими вопросами, к разрешению которых в семинарии не готовят. Общение между священниками затруднено из-за больших расстояний, как в географическом, так и в ментальном плане. Не всегда ты понимаешь священника-иностранца, не всегда он понимает тебя. Но «плюсов», я думаю, больше. Это, прежде всего, – контакт с людьми. Здесь люди ожидают чего-то от священника, ищут общения с ним. А вот в Германии может порой показаться, что миряне общаются со своим священником чуть ли не из жалости, приходят пару раз в год на исповедь, чтобы сделать ему одолжение… Священники в России востребованы, и это приносит нам радость. Мы можем воочию наблюдать, как изменяется жизнь людей благодаря общению со священником.
А каким будет девиз Вашего грядущего священнического служения?
— Он обозначен на моей примициальной карточке: «Я назвал тебя по имени твоему: ты – Мой» (Ис 43,1). Ключевые слова в данном случае – «Ты – Мой». Я знаю, что Бог любит всех людей. Но меня давно, едва ли не с подросткового возраста, не покидает субъективное ощущение, что меня Он любит особым образом, что я – особым образом в Его руках. Это придает мне уверенность и спокойствие. Если вдуматься, то задачи, стоящие теперь передо мной, как священником, просто неподъемны для моих собственных сил. Я просто не могу себе представить, как решать те или иные вопросы. Поэтому я закрываю глаза и говорю себе: «Бог с тобой и поддерживает тебя, поэтому Он в нужный момент обязательно подскажет правильное решение».
Беседовал Владимир Дегтярев
