Как понять Пасху

Чем может быть праздник Пасхи для неверующего? Таким вопросом задается публицист и богослов Сергей Худиев…

В эти дни социальные сети полны пасхальных приветствий: «Христос воскресе!» – «Воистину воскресе!». Большинство людей подхватывает их с радостью – и это далеко не всегда ревностные прихожане, просто люди не видят причин противиться заразительной радости этих дней. Но иногда люди реагируют на общее ликование скорее негативно – с огорчением, раздражением или досадой. Это не причина для конфронтации, это возможность для диалога – о месте Церкви, о месте веры, о месте самого Пасхального возвещения в нашей жизни.

Данные опроса ВЦИОМ, опубликованные перед Пасхой, говорят о том, что «50% опрошенных правильно понимают, что празднуют в Пасху, называя Воскресение Христа». Это вызвало волну дискуссий о наполовину полном или наполовину пустом стакане; одни возрадовались, что уже половина страны знает о главном событии христианской истории спасения, другие, напротив, обратили внимание на то, что другая половина даже не понимает смысла главного церковного праздника. Я бы отметил, что, учитывая динамику, стакан лучше назвать наполовину полным – он продолжает наполняться, церкви строятся, знания о христианской вере постепенно проникают в общество. Кого-то это радует, кого-то настораживает, и, наверное, стоит попытаться объяснить сам феномен этого праздника. Религию невозможно свести к отношениям со сверхъественным. У нее есть культурное, историческое, социальное, психологическое измерение. В некоторых своих аспектах она может быть понятна и важна и людям лично неверующим.

И, говоря о Пасхе, я начну с нижних уровней – с ее социального и исторического аспекта. Нехорошо человеку быть одному. Нехорошо быть изолированным, растерянным и одиноким. Мы созданы для того, чтобы принадлежать, чтобы быть включенными в человеческие общности – в семью, в общину, в народ. Праздники, и особенно религиозные праздники, иногда воспринимается людьми с раздражением и болью именно потому, что заставляют их острее чувствовать свою изолированность. Мы, люди, нуждаемся в том, чтобы быть включенными в историю мироздания. Взглянем, например, на реконструктора, который одевается в мундир образца 1812 года. Он пытается встать на место своего предка, который в таком мундире и с таким кремневым ружьем в руке готовился встретить неприятеля. Он стремится пережить его опыт, разделить его мысли и чувства. Конечно, в реальности он не принимает участия в битве – и слава Богу, реальные битвы очень страшны – но он пытается понять, каково это – выйти на Бородинское поле. Он пытается восстановить связь с прошлым.

Входя в церковь, мы не реконструируем опыт наших предков – мы реально входим в него, присоединяемся к тому, что делали они и что они считали самым важным. Мы произносим те же молитвы, осеняем себя таким же крестным знамением, совершаем те же таинства. Наши предки, увидев нас во время работы или развлечений, не поняли бы, чем мы занимаемся, и в нашей современной одежде вряд ли признали бы в нас своих. Даже наш язык звучал бы для них все более странно – и наконец, просто непонятно – по мере углубления в прошлое. Но они сразу узнали бы нас в церкви, и сразу поняли бы, что мы делаем, и могли бы к нам присоединиться. Церковь – единственное установление в нашей жизни, которое существует непрерывно все века нашей истории. Входя под своды храма, мы оказываемся в одном пространстве – мировоззренческом, смысловом и духовном – со всеми, от кого мы унаследовали наш язык и культуру, землю и саму жизнь. «Христос воскресе!» – это восклицание, которое объединяет нас с долгими веками нашей истории.

В ХХ веке, как сказал классик, «порвалась дней связующая нить», вернее, люди сознательно постарались ее порвать, погнавшись за миражами «светлого будущего», которое должно было расцвести на оскверненных руинах прошлого. И сегодня одна из очевидных причин настороженности по отношению к Церкви – это сохраняющаяся вера в то, что будущее требует разрыва с прошлым. Как будто для того, чтобы нас пустили в светлое завтра, нужно торжественно отречься от своих предшественников и демонстративно похулить их святыни. Горький опыт показал, что это не работает – достойное будущее может вырасти только из непрерывности жизни, из священного союза ушедших, живых и тех, кому только предстоит родиться. Развитие требует преемства, а не разрыва.

Сегодня мы одна из немногих стран Европы, где строятся новые церкви – церкви, которые перекидывают мост между прошлым и будущим. Что может сразу обозначить городской пейзаж как русский? Панельные многоэтажные дома выглядят точно так же на окраине Парижа, торговые центры воспроизводят такие же постройки по всему миру, одеты люди примерно одинаково – на фотографии вы не отличите толпу русских от толпы немцев или французов. Есть одно сооружение, которое сразу выдает, что вы находитесь в России: православная церковь. Только она дает понять, что вы стоите на земле цивилизации, у которой есть уникальное прошлое – и, значит, уникальное будущее. Именно церковь обозначает нашу особость среди народов земли – и вместе с тем нашу принадлежность к огромному христианскому миру. Входя под ее своды, мы понимаем, что мы не чужие и не пришельцы. Конечно, с точки зрения собственно веры это не главное. Главное – это само возвещение о том, что Бог стал человеком в лице Иисуса Христа, чтобы спасти свои падшие и мятежные творения, умер на кресте и воскрес из мертвых, обретя для нас дар прощения грехов и вечной жизни – который мы принимаем покаянием и верой.

«Это миф!» – протестующе воскликнут некоторые читатели. Что же, попробуйте воспринять это хотя бы как миф, как литературный сюжет. Попробуйте приблизиться к евангельской истории так же, как вы подошли бы к великим литературным сюжетам – к Гильгамешу, Антигоне, «Илиаде». Великие произведения литературы говорят об уделе человеческом истины, которые не устарели со времен античности. Попробуйте подойти к евангелистам так, как вы бы подошли к Софоклу или Шекспиру. Прочитайте эту драму любви, жертвы, предательства, смерти, рухнувших надежд – драму, которая завершается тем, что в литературоведении называется «эвкатастрофой», «благой катастрофой», воскресением из мертвых.

Неверие совершенно не обязательно должно означать враждебность. Известный писатель Умберто Эко, человек лично неверующий, говорил об истории Христа так: «и среди многих примеров, которые человеку удастся измыслить, в ряду примеров блистательных, кошмарных, гениально-утешительных – в некий миг полноты времен этот человек обретет религиозную, моральную и поэтическую силу создать фигуру Христа, то есть образ всеобщей любви, прощения врагам, историю жизни, обреченной холокосту во имя спасения остальных… Будь я инопланетянин, занесенный на Землю из далеких галактик, и окажись я перед лицом популяции, способной породить подобную модель, я преклонился бы, восхищенный толикой теогонической гениальности, и почел бы эту популяцию, мизерную и нечестивую, сотворившую столь много скверн, – все искупившей, лишь тем, что она оказалась способна желать и веровать, что вымышленный ею образец – истинен».

Попробуйте даже не поверить, а сначала понять, что весть о воскресении Христовом означала для прошедших поколений и что она означает для тех, кто верит сейчас. Возможно, вы захотите присоединиться – нехорошо человеку быть одному – возможно, нет. Но само понимание уже бесконечно обогатит вас.

Источник: Взгляд