Адвентовские размышления: «Если быть христианином, надо быть христианином до конца»

Я всё-таки полагаю, что в русской традиции есть одна личность, один человек, который очень сильно повлиял на формирование, по крайней мере, вектора русской католической общины. Конечно, надо понимать, что она всегда была небольшой. Я имею в виду фигуру Петра Чаадаева…

Доклад священника Игоря Чабанова на пастырской встрече священников и монашествующих в Москве, 4 декабря 2019 г.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Мы с вами очень хорошо помолились, но всё же давайте обратимся к Святому Духу, чтобы сопутствовал нам в наших размышлениях об Адвенте. К термину «Адвент» можно подходить совершенно по-разному. Есть богословский подход к Адвенту, который выражен очень точно, как всегда, в проповеди святого Фомы Аквинского. До нас дошло 99 проповедей святого Фомы Аквинского, из них семь или восемь посвящены теме Адвента. Мы видим христологию и тринитариологию Адвента. Очень точные, очень короткие проповеди, богословские, с некоторыми философскими элементами. Так приводятся, в частности, аргументы из Аристотеля. Если кто-то хочет вкратце прочесть богословие Адвента, то эти проповеди опубликованы, я думаю, на всех европейских языках.

Есть очень интересная проповедь святого Бернарда об Адвенте. Святой Бернард тоже, в сущности, излагает богословие Адвента, но не с таким полным богословским багажом, как позже это сделал святой Фома. Он рассматривает Адвент в контексте пришествия Христа. Первое пришествие Христа дало нам Искупление, Третье пришествие Христа, — как он говорит, то, что мы обычно называем Вторым пришествием, — пришествие, когда Он полностью явится в Своей славе. И нынешнее присутствие Христа, которое нам помогает в слабости нашей плоти, для того, чтобы мы могли развиваться в духе и силе.

Помимо этого, разумеется, в том, что касается Адвента, есть и личное, историческое отношение каждого к Адвенту. Я, например, считаю неслучайным то, что последнее заседание Верховного Совета Советского Союза произошло 25 декабря, то есть, в день Рождества, в 1991 году, когда был распущен Советский Союз. И я, соответственно, воспринимаю предшествующий период 74 лет как период Адвента. Потому что то, что началось после этого, можно исторически воспринимать как Рождество. Рождество возможностей для нашего развития. Это касается не только стран Советского Союза; мы знаем, это касалось и ряда других народов.

В этой связи мы не должны забывать, что наше отношение к Адвенту складывалось исторически и в рамках национальных культур. Совсем не всегда Адвент начинался так, как он начинается сейчас, примерно за четыре недели до Рождества. Существовала длительная традиция, когда Адвент начинался с 11 ноября, с праздника Святого Мартина. Я знаю, что в некоторых национальных традициях до сих пор и некоторые священники, и верующие в этот период от Святого Мартина до начала Адвента добавляют еще какие-то дополнительные умерщвления плоти. В память о том периоде, когда Адвент длился в латинской традиции гораздо дольше.

На самом деле, если мы посмотрим на католическую общину в нашей епархии, то мы увидим, что здесь представлены самые разные национальные традиции. Я уверен, что в каждой национальной традиции есть свои особенности прохождения через это время — время Адввента. Я не буду перечислять все наши традиции, здесь существующие, но тем не менее я всегда это воспринимал как признак кафоличности, вселенскости нашей Церкви, как возможность обмениваться теми богатствами, которые в рамках христианского развития получила и даровала отдельная национальная культура. Я думаю, было бы интересно, если бы когда-нибудь собрались представители разных национальных общин и обменялись этими особенностями прохождения Адвента. Я думаю, это было бы очень интересно, это было бы взаимным обогащением.

Ну и, разумеется, когда мы говорим о вселенском характере, то не должны забывать, что это прежде всего духовные проявления в рамках национальных христианских культур. В частности, я помню (я продолжаю тему о том, как я воспринимаю 25 декабря 1991 года как Рождество, а предшествующий период как своего рода Адвент), как на меня в свое время произвело впечатление, когда представители самых разных католических традиций говорили мне о том, что все эти годы молились о том, чтобы это Рождество произошло. Эта молитва — тоже духовное проявление нашей вселенскости. Я думаю, что эта молитва также помогала людям, которые здесь находились в достаточно стесненных условиях в том, что касается свободы вероисповедания.

Конечно, когда мы говорим о разных национальных традициях, присутствующих в нашей епархии, мы говорим и о русской традиции. Есть самые разные взгляды на то, как понимать русскую традицию в рамках нашей католической общины. Есть разные понимания и по времени ее формирования, и по характеру, по отношению и наполнению этой традиции. Есть такая точка зрения, что именно благодаря тому, что в течение более 70 лет Церковь на территории Советского Союза была в исключительно стесненном состоянии, по сути, мы должны начинать реальный фактический отсчет жизни нашей традиции с 1991 года. Есть точка зрения, что мы должны считать начало этой традиции с появления первых русских католиков на территории Российской империи. Есть точка зрения, что мы должны стремиться даже в рамках латинского обряда быть максимально похожими на те традиции, которые присутствуют в рамках Российской Православной Церкви. На мой взгляд здесь нет особого противоречия. Да, де факто развитие нашей общины началось в 1991 году, или в 1990. С другой стороны, когда мы думаем об этой традиции, мы не должны забывать тех корней, которые уже имели место быть.

Что касается следования традициям русского православия, то, во всяком случае, наше развитие не должно быть вопреки существованию русской православной традиции. Де факто в восточных поместных Церквах не только в России, но также в Белоруссии, в Польше, есть определенные влияния некоторых православных традиций. В частности, например, если я слушаю исповедь польской бабушки, то она всегда будет говорить о том, что не до конца полностью соблюдала диетическую сторону поста — не так, как это принято современными правилами, а так, как это было принято во времена ее детства. От итальянской бабушки я этого не услышу, потому что там нет этой традиции. И соответственно, я полагаю, что это, видимо, влияние православия. Показать с некоторой ревностью, что мы не хуже, а даже лучше. В любом случае, это влияние, конечно, присутствует. Мне кажется, что мы должны смотреть на все эти стороны именно с точки зрения вселенскости и богатства свидетельства Христу, которое люди в рамках своих национальных и прочих традиций подают в повседневной жизни.

Я все-таки полагаю, что в русской традиции есть один человек, одна личность, который очень сильно повлиял на формирование, по крайней мере, вектора русской католической общины. Конечно, надо понимать, что она всегда была небольшой. Я имею в виду фигуру Петра Чаадаева.

В каком-то смысле мне придется сейчас защищать Чаадаева от тех интерпретаций, которые сложились по отношению к нему, начиная практически с самого начала его деятельности как христианского философа. Чаадаева обычно воспринимают как носителя либеральной, почти антирусской трактовки отношения и к России, и соответственно, к социальным процессам. Тем не менее, если посмотреть на факты, то видно, что Чаадаев не поддержал ни одного восстания, ни одной революции, которые произошли при его жизни. Он, с одной стороны, дружил с некоторыми декабристами, участниками декабристского восстания, с другой стороны, написал в одном из писем, что решение о восстании было принято между сигарой и бокалом вина. Очевидно, негативное отношение. Он плохо отнесся к революции 1848 года. Он не считал верными попытки реформирования католической латинской Церкви, которые представлял во Франции Ламенне и не только. Он считал, что это опасно для развития Церкви.

С ним пытались, как, кстати, и с другими русскими католиками, связываться революционеры, в частности, Александр Герцен. У Чаадаева есть очень ясная мысль в одном из писем, что идея фаланстера, то есть идея коммунизма, совершенно неприемлема для христианского мироустройства. Тем не менее, они его использовали. Почему и как революционеры могли использовать Чаадаева? Да, у него есть жесткие и резкие слова в одном из философских писем относительно истории России. Но если в его историософии присутствует элемент отрицания, то только диалектического отрицания — чтобы появилось нечто новое, должно отрицаться старое. Но историософия Чаадаева глубоко укоренена в христианском понимании истории. Он высказал ту же самую мысль, которая сейчас для нас азбучна, после Второго Ватиканского Собора, — что Христос пришел именно в историю. Для того, чтобы какая-либо страна могла двигаться успешно вперед, она должна переосмыслить — глубоко понять и переосмыслить — свой исторический путь, чтобы затем выйти на вектор христианского развития. Это, я повторяю, глубоко христианское понимание истории. Именно поэтому, чтобы мир мог быть преобразован во Христе и идти ко Христу, Церковь должна быть единой, как ее создал Христос.

О влиянии Чаадаева. Это удивительно, когда начинаешь в этом вопросе разбираться. Он влиял не только на современников. Кроме того, хочу подчеркнуть, что к нему с большим уважением относились и его идеологические противники, славянофилы, с которыми он активно переписывался, в частности, с Хомяковым. Он дружил в течение нескольких лет, активно сотрудничал с Александром Пушкиным. Очевидно, что те немногие, не более десяти, религиозные стихи, которые написал Пушкин, написаны под влиянием Чаадаева. В одном из писем Пушкину Чаадаев пишет: как жаль, что мы всё-таки мало сообщаемся, потому что, благодаря этому, из-под вашего пера могло бы выйти гораздо больше того, что принесло бы благо многим. То есть, он понимал, он нацеленно оказывал христианское влияние на Пушкина. И Пушкин, кстати, оставил нам портрет Чаадаева. Я имею в виду то стихотворение, которое кто-то читал, кто-то не читал…, но которое написано Пушкиным. Идеи, которые здесь высказаны, чаадаевские, понимание чаадаевское и более того — здесь есть именно образ, портрет Чаадаева.

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Но пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего. ….

Строго говоря, мы здесь видим концепцию Марии-Соискупительницы. Если посмотреть на то, как Чаадаев жил в течение тридцати последних лет своей жизни, замкнуто, в одиночестве, то это как раз очень точно соответствует пушкинскому портрету. Повторяю, это стихотворение было написано во время их очень близких контактов. Чаадаев оказал воздействие на Достоевского, как мы знаем из его личных дневников. Чаадаев оказал воздействие на Владимира Соловьева. Удивительно, он даже оказал воздействие на Осипа Мандельштама, поэта совершенно другой эпохи. Мандельштам сказал о Чаадаеве, может быть, точнее всех, — что он писал «как алмазом по стеклу». От литературного секретаря Анны Ахматовой мы знаем, что она прочла изданные в 1914 году два тома трудов Чаадаева, и, может быть, он тоже помог ей выстоять в ходе ее нелегкой жизни…

Когда читаешь многочисленные письма Чаадаева — они не все опубликованы, но большинство опубликовано, — то обращаешь внимание на одну странность. Нет ни одного письма, которое было бы написано в декабре, то есть, во время Адвента. Почему? Ответ, на самом деле, достаточно простой. Потому что, по одним источникам, пять или шесть раз, по другим источникам практически всегда, каждый год, именно на этот период Адвента Чаадаев замыкался и проходил духовные упражнения у себя дома на Новой Басманной. Мы знаем, что тогда не было в Москве, и вообще, скажем так, в русской части Российской Империи, иезуитов, тем не менее он проходил именно иезуитские духовные упражнения, полный четырехнедельный цикл. Он исписывал, судя по тому, что пишут публикаторы, огромные тетради. Никаким издателям неинтересно всё это публиковать, но тем не менее, в некоторых работах о Чаадаеве есть довольно большие цитаты из этих ежедневных журналов, по которым можно понять, каким образом он проходил духовные упражнения. Видно, на самом деле, что всё-таки он их проходил без духовника. Поэтому они очень тяжелые, эти записи. Они полны скрупулезности, описания и анализа каждой мельчайшей мысли, каждого мельчайшего движения души.

При этом мы понимаем, что этот месяц, когда он каждый год проходил для себя духовные упражнения, был для него очень важен. В одном месте он пишет, что хочет подойти ко дню Рождества чистый, как мыслящий тростник. Это был период его полного самоочищения. Полного очищения своей души, своих мыслей, своих намерений. В частности, кто знает эти тексты духовных упражнений святого Игнатия, в начале первой недели там есть очень трудное, я бы даже сказал, невозможное упражнение — упражнение по различению лиц Пресвятой Троицы. Когда я проходил эти упражнения, мне лично никогда это не удавалось, честно скажу. Вот у Чаадаева мы видим в этих записях «вижу» — коротко, или «не вижу». То есть, он действительно входил в это состояние попыток мистического единения с Пресвятой Троицей во время духовных упражнений. Доминиканцы знают, что уже без сознания, в последние дни, часы перед смертью святой Фома Аквинский вдруг открыл глаза и сказал «вижу». Какой-то похожий мистический опыт мы видим в духовных упражнениях Чаадаева.

Я думаю, для нас важно, как он определял свое христианство. Я принес его книгу, много хотел прочесть, но процитирую только одну фразу: «Если быть христианином, надо быть христианином до конца». Вот это, если угодно, девиз его духовной жизни. Это присутствие Христа в истории, в душе человека и в его взаимоотношениях. Мне не приходилось читать, я думаю, не было такого, чтобы Папа Франциск цитировал Чаадаева, наверное, он его не читал. Но тем не менее призыв к бодрствованию, который во время последнего «Ангелуса» 1 декабря он к нам обратил, на самом деле, как раз об этом — о живом христианстве. Если быть христианином, то быть христианином до конца.

Всё-таки еще одну мысль Чаадаева я перескажу, потому что это тоже важно. «В споре между добрыми христианами недостаточно того, чтобы прав был Бог, нужно, чтобы сердце тоже было право». То есть, его христианство было христианством глубоко рациональным, с одной стороны, основанным именно на богословии Боговоплощения в истории, с другой стороны, оно было сердечным, практическим, межличностным христианством. В этой связи вспоминается другой эпизод у Папы Франциска, из книги, которую он написал, еще будучи кардиналом в Буэнос-Айресе. Он говорил, что часто спрашивал у людей — видимо, у тех, с которыми он общался как духовник — каким образом они подают милостыню? Берут ли они при этом человека за руку и смотрят ли ему в глаза, или просто бросают монету? Соответственно, вывод, который делает Папа, — грустный. Мы это можем сказать и по поводу себя. Мы ограничиваемся деланием добрых дел, но войти в личный контакт — требует дополнительных усилий, и не все и не всегда так поступают.

Теперь я всё-таки хочу провести связь между тем, что заложил Чаадаев через свои многочисленные влияния, и тем, что происходит сейчас. Я знаю, что нет ни одного прихода, где не было бы много какой-то очень хорошей работы по прохождению Адвента в нашей епархии. Каждый из вас знает это. По особенностям моей биографии я лучше знаю, как это происходит не в Москве, а в Петербурге, потому что там была важная для меня пастырская работа, в приходе Лурдской Божией Матери, который, кстати, сейчас отмечает 110 лет. До сих пор я с какими-то прихожанами из этого прихода поддерживаю контакт, причем часто в современном варианте — я открываю странички на Фейсбуке и смотрю, чем они живут, как они? Некоторые из них сейчас уже в других приходах и ведут катехизацию у детей.

Я обратил внимание в конце ноября на запись одной женщины, матери троих детей, которая с детьми сейчас занимается катехизацией в приходе Успения. Те идеи, которые она предлагает для детей на Адвент, это крайне интересно. Давать ребенку маленькое задание на каждый день. Интерпретировать не только евангельские истории в этих общениях по воскресеньям, но также и интерпретировать сказки, которые дети читают. Причем это не обязательно русские сказки, это могут быть сказки любых народов. Находить христианский смысл в этих сказках. Когда я посмотрел на это, я очень обрадовался за петербургских детей, но, с другой стороны, я подумал — как насчет взрослых? Все ли наши взрослые прихожане делают это важное дело — взять на себя духовное задание на Адвент?

Кстати, тема Чаадаева сегодня возникла не случайно, потому что я взял как чтение на Адвент именно Чаадаева. Поэтому я думаю, что мы должны пытаться сочетать — эти национально-культурные традиции во всём их многообразии (не надо бояться присутствия другой культуры!), в естественных христианских проявлениях, с практическим бодрствующим христианством.

Раз уж я упомянул Анну Гольдину, то хочу завершить это выступление словами, которые она написала по поводу Адвента в своем Фейсбуке. «Каждый Адвент мы те самые евреи, которые много веков ждали Мессию. Мы те волхвы, что через пустыню проблем шли за звездой. Это история про нас. Адвент — это тоже мы». Очень хорошие слова, тем более что, на мой взгляд, они совпадают с принципом, который сформулировал Чаадаев: если быть христианином, то надо быть христианином до конца. Потому что цель Адвента — и в этом смысле не зря он открывает литургический год, — подготовить себя не только к встрече Рождества, но и к тому, чтобы мы были христианами каждый день нашей жизни. Спасибо.

Источник: Сайт Архиепархии Божией Матери в Москве