«Земные богатства не спасут от смерти». Жизнь и смерть русского католика Олега Владимировича Тронько
На молитве «Ангелус» в воскресенье 1 августа с.г. Святой Отец напомнил всем нам, что «жизнь человека не зависит от его имущества». «Земные блага, — сказал Папа, — являются не целью, но лишь средством на пути к вечности». Повседневная жизнь учит нас, что всё в этом мире проходит. Поэтому мудрее копить богатства нетленные. Кажется, что Олег Тронько поверил в эту истину. Статья об этом скромном, но истинном герое нашего времени появилась на днях в газете «Оссерваторе Романо». Она была приурочена к дню рождения Олега Тронько, которому в этом году исполнилось бы 92 года.
В 1940 году в Париже вышла в свет книга Евгения Герфа, благодаря которой до нас дошла эта необыкновенная история обращения.
Олег Владимирович Тронько родился 20 июня 1918 года в Киеве. В сентябре он был крещен в православие. Время было тревожное, бушевала гражданская война. Отец Олега в чине офицера воевал в Добровольческой армии. Вскоре семья была вынуждена покинуть город и долго скитаться в поисках более надежного места. Наконец, они остановились в Галлиполи, где, совместно с другой семьей сняли дырявую комнатушку. Постели у них не было, и все спали на полу, а столами и стульями служили чемоданы и ящики. Страдали от клопов, крыс и кошек. Летом 1921 года одна глубоко верующая женщина, умирая, сказала матери Олега: “Берегите его, это необыкновенный ребенок, о нем заботится или Пресвятая Богородица, или другая святая”. Вскоре это пророчество подтвердилось. В один из августовских дней Олег упал со второго этажа. Все подумали, что он насмерть разбился о камни, но мальчик встал на ноги, невредим. Только на лбу была небольшая ранка, которая быстро зажила. В декабре 1921 года семья переехала в Болгарию и в марте 1922 года обосновалась в Тырново. Господин Тронько устроился регентом в православном соборе. Когда Олегу исполнилось 6 лет, он отвез его в Пещерскую русскую гимназию, где ребенок проучился четыре года. Во время летних каникул вместо отдыха мальчику приходилось работать, помогая ослабевшей после сыпного тифа матери. Олег рос в суровых условиях эмигрантской жизни и поэтому часто тяжело болел. Однако каждый раз все обходилось благополучно. Когда однажды у мальчика началось воспаление среднего уха и врачи настаивали на трепанации черепа, мать предпочла положиться на милость св. Терезы (мать Олега была католичкой, хотя и скрывала это даже от своей семьи). И действительно, через несколько дней ребенок поправился. В 10 лет он заболел воспалением легких с осложнением. Врач объявил, что никакой надежды нет. Но Господь позаботился об Олеге, и, вопреки мучительным ожиданиям, через три дня он уже хорошо себя чувствовал.
В 1934 году Олега перевели в Софийскую гимназию. В этот период у юноши, судя по всему, начался опасный духовный кризис. Как-то раз, в знак протеста против плохого обращения с одним из гимназистов, он вздумал напугать всех попыткой самоубийства. Он решил имитировать повешение, предварительно договорившись с друзьями, что они как бы случайно это заметят и перережут веревку. Ребята немного опоздали, и дело едва не окончилось трагедией.
Мать убеждала Олега почаще бывать в церкви, но тот решительно отказывался, ссылаясь на то, что не понимает “казенной” религии и не приемлет недостойное поведение духовенства. Однако в своей комнате по праздникам он всегда зажигал лампадку перед иконами. Несколько раз видели, как он углубленно молился, стоя на коленях.
И все же он вел беспорядочную жизнь: часто выпивал, курил, тратил деньги на пустяки, учился весьма неровно. 1936—1937 годы были самыми трудными в его жизни. Молодой человек жаждал найти идеал, не понимая при этом смысла жизни и не зная, на что употребить энергию, которая накапливалась в нем. Он то стремился к удовольствиям, то увлекался музыкой, то бросался в политику. Он искренне хотел послужить своей несчастной родине, но не знал, как это осуществить.
Вскоре Олег в очередной раз опасно заболел. Он поранил ладонь, рука почернела до локтя, но от предложенной врачами ампутации Олег решительно отказался. После нескольких простых операций опухоль спала, рука уцелела, однако два пальца так и остались прижатыми к ладони и не действовали. Вслед за этим у Олега начало слабеть зрение. И вновь произошло чудо. Мать Олега все это время горячо молилась, взывая к Господу и Св. Терезе. Из монастыря в Лизье она получила иконку и кусочек материи, которую прикладывали к раке святой. Ладанку с этой материей она повесила сыну на грудь, а под подушку положила иконку св. Терезы. Вскоре Олег прозрел. Придя с работы, мать нашла сына сияющим от радости и без его темных очков. Надо полагать, что через подобные испытания Господь вел юношу к его будущему призванию, но в тот момент Олег еще был очень далек от истины и не понимал смысла посылаемых ему страданий.
Сестра Олега поступила в Софийский пансион св. Иосифа, которым руководили католические монахини. Когда это обнаружилось, сыновья начали протестовать. Особенно возмущался Олег, упрекая мать за то, что по его мнению было отступничеством от истинной веры.
Шли месяцы, но бурные сцены не прекращались. Мать находила утешение у сестер-кармелиток, которые молились Св. Терезе за Олега. Решительный перелом в его жизни произошел внезапно. В доме его преподавательницы французского языка Олегу попалась книга жития святой из Лезье, более того, во время уроков разговоры велись больше на религиозные темы, чем на лингвистические. Однажды он стал внимательно рассматривать иконы св. Терезы, воспроизведенные в ее житии. После этого Олег не приходил на уроки французского в течение недели. Преподавательница пошла к его матери, чтобы узнать, что с ним произошло. Он был как раз дома и заканчивал изображение св. Терезы. На следующий день он принес на урок эту икону и сказал: “Я не знаю, что со мной случилось, но я хочу быть таким же, как св. Тереза”. Это произошло в начале января 1938 года. С тех пор желание подражать св. Терезе не покидало Олега, однако он не задумывался о переходе в католичество. Так прошло несколько недель. У Олега появилась потребность исповедаться. К этому таинству он не приступал вот уже четыре года. Тогда все та же преподавательница предложила познакомить его с католическим епископом Кириллом, и Олег согласился.
Вскоре молодой человек изъявит желание перейти в католичество. Чин присоединения Олега Владимировича Тронько к Католической Церкви состоялся 12 февраля 1938 года в домовой церкви епископа Кирилла. Затем была исповедь. На следующий день, в воскресенье, к великому удивлению матери и других прихожан, он приобщился Святых Тайн в церкви кармелитского монастыря.
С этого дня жизнь Олега резко изменилась. Каждый день он спешил на утреннюю службу в кармелитский монастырь, где прислуживал во время литургии и приобщался Святых Тайн, прежде чем идти в гимназию. Он навсегда бросил курение и спиртное, порвал с политической организацией, которая уже поручила ему совершить террористический акт. Олег Тронько писал настоятельнице монастыря в Лизье, где проходила свой подвиг Св. Тереза: «Я был недалеко от гибели. Я был эгоистом и делал все, что приходило мне в голову. Я вел жизнь, полную развлечений, я пил в кабаках и грешил. Сколько зла было во мне! Но св. Тереза, беспредельно добрая, бросила в мое сердце розу Божиего милосердия. Я вздумал сделать копию с ее иконы, случайно попавшей в мои руки. Чтобы это удалось, я несколько раз повторил: не отворачивайся от меня! И вдруг я почувствовал непреодолимое желание молиться св. Терезе, идти ее путем… Я решил стать католиком и вступить в орден кармелитов… У меня нет другого желания, как только любить Господа, Пресв. Деву и малую св. Терезу и делать то, что им угодно. Поблагодарите св. Терезу от моего имени за все то добро, которое она мне сделала. Просите Бога, чтобы мне было дано стать кармелитом. Матушка, молитесь за меня!»
Но Божьи милости никогда не даются без креста Христова. Так было и с Олегом. Какое-то время он скрывал свой переход в католичество. Однако перед Пасхой, когда все гимназисты готовились к Причастию, Олег открылся православному преподавателю Закона Божиего. Его немедленно исключили из гимназии, в результате чего он оказался в очень трудном материальном положении. Он жил в подвале, голодал, бывшие друзья при встрече отворачивались от него, но Олег, несмотря на это, был счастлив. Ежедневно молился он св. Терезе, укрепляясь в надежде, что в жизни вечной он вновь встретится с теми, кто отвернулся от него, кто в его благодатном озарении усмотрел измену родине. О его душевных терзаниях мы узнаем из писем и дневников.
“Св. Тереза, — читаем мы в одной из его молитв, — не оставляй меня! Возьми в свои руки мои мысли, желания, волю, всего меня. Я хочу быть в твоих руках подобным мягкому воску. Я хочу, чтобы каждый удар моего сердца был бы только для Бога и был бы Ему приятен”.
“Иисус обращал величайших преступников, в Его власти спасти и меня. Если можно любить Его только страдая, я хочу страдать в вечности. Но если вместо того, чтобы любить Христа, я смогу только оскорблять Его, то я не хочу жить. Молитесь за меня” (из письма к одной монахине).
Вот еще заметка того времени: “Что значит полюбить Иисуса? Не нужно искать в этой любви утешения, нужно стараться искать все самое тяжелое, самое неприятное для нас и нести это с радостью во имя любви ко Христу. Вот я написал и сам испугался. Иисусе, я еще очень слаб. Научи меня нести из любви к Тебе все те трудности, которые Ты Сам мне даешь”.
В первые месяцы после перехода в католичество Олег жил главным образом мыслью о беспредельной любви Христа к людям. В одном разговоре он выразился так: “Иисус горит любовью к нам. Эта любовь жжет Его, и Он ею зажигает наши сердца. Его любовь сжигает наши грехи, она нас очищает своим божественным огнем. Иисус Христос сказал: “Огонь пришел Я низвести на землю”. Сошествие Святого Духа было в виде огненных языков. Не есть ли награда праведников, рай — совместное горение, соединение с Богом в Сердце Христовом через этот огонь любви? Грешники в аду тоже будут гореть, но их горение будет не блаженством, а мукой, ибо они потеряли свою связь с любовью Христовой”.
И — из самой глубины души: “Иисусе, Любовь моя! Позволь мне служить Тебе! Позволь мне отдать Тебе всю мою жизнь. Иисусе, я Твой всецело, делай со мной все, что хочешь. Иисусе, мое счастье, я хочу умереть из любви к Тебе. — Олег”.
Познание божественной истины внесло в жизнь Олега огромную радость. Он охотно играл с детьми, много смеялся. Однажды кто-то из присутствующих выразил удивление, как это он, будущий монах, играет, словно дитя. Олег, смеясь, ответил: “А ты думаешь, Иисусу очень нравятся торжественно вытянутые и нахмуренные физиономии? Уверяю тебя, Он больше всего любит смеющиеся детские лица. Он так много видит наших слез, что Ему доставляют удовольствие наши улыбки”.
Теперь Олег стремится к духовному совершенствованию. Он упрашивает епископа Кирилла помочь ему поступить простым келейником в кармелитский монастырь. Но епископ советует ему закончить Руссикум — русскую католическую семинарию в Риме, стать сначала священником и уже потом думать о монашестве. Олег принял это предложение как волю Божию. Перед отъездом в Рим молодой человек поделился с матерью своим странным предчувствием: “Я почему-то думаю, что дальше Рима никуда не поеду… вероятно, я умру там… Но я не боюсь смерти. Для меня смерть не есть страшная вечная разлука, но возможность, будучи в непосредственном общении с Богом, работать для Него через Него”.
Олег Владимирович Тронько приехал в Рим в октябре 1938 года. На третий день он побывал в главном монастыре кармелитов, где его с любовью приняли. Протоигумен подарил ему частицу мощей св. Терезы, которую с тех пор он всегда носил на груди. На Рождество он писал матери: “Я очень счастлив и благодарю св. Терезу за все ее милости”. И действительно, в Руссикуме Олега все очень любили, он всегда был радостен и доволен жизнью, здоровье, казалось, было в полном порядке. Однако здесь возникла иная трудность: он плохо понимал лекции по богословию, которые читались на латыни. Почти не зная итальянского, он все же попытался заниматься на курсах по изучению классических языков, но безуспешно. Олег почувствовал себя чужим, безнадежно неспособным, до крайности униженным. Он стойко нес свой крест, понимая, что этот позор на самом деле есть великая Божия милость, призыв уподобиться униженному и всеми оставленному Спасителю. В январе 1939 года он получил преподавателя латыни, знавшего русский язык, и только теперь, в последние недели жизни, обрел духовное равновесие.
Будучи убежденным католиком, Тронько всей душой был привязан и к православию. В его личной библиотеке имелись сочинения св. Иоанна Лествичника, преп. Дорофея, св. Тихона Задонского и другие. Но, без сомнения, совершенно особое значение в его жизни имела св. Тереза. Ее путь великой жертвенности, безграничного смирения, детской простоты был ему понятен и близок. Ее пример воодушевлял его и помогал совершенствоваться. В последних дневниковых записях Олега — следы его духовного продвижения: “Помнить: не так, как я хочу, а как хочет Иисус… Как можно меньше говорить о себе… Сегодня буду молиться о Церкви в России… Сегодня я ничего хорошего не сделал…”
Часто, иногда по нескольку раз в день, молодой человек бывал у своего духовного отца. В середине февраля он высказал ему тревогу по поводу того, что через несколько месяцев должен приступить к занятиям по философии, но он к этому совсем не способен и не подготовлен. Священник ответил: “А доживем ли до философии? Разве Господь не силен довести вас до конечной цели вашего призвания без философии даже еще до начала осенних лекций?” Ответ был неожиданным. После недолгой паузы лицо Олега просияло, и он рассмеялся. Через несколько дней духовник спросил его: “Если Господь потребует отдать Ему вашу жизнь, охотно ли вы это сделаете?” “Да”, — прозвучало без колебаний. Тогда еще ничто не предвещало близкую развязку. Олег был полон готовности долго жить и страдать ради Христа. Лишь иногда он ощущал усталость, которая, впрочем, свойственна новичкам-семинаристам. И не усталость тяготила его, а постоянная мысль о том, что близкие ему люди духовно далеки от него. Он скорбел о разделении Единой Церкви Христовой на Католическую и Православную и о страшной трагедии, происходившей в те годы в России. Утешало то, что Господь может послать великую милость — позволить принести Ему в жертву себя за спасение родных в России.
Вечером 27 февраля Тронько долго беседовал с духовным отцом. Он просил совета, как помочь близкому родственнику обрести спасение. Священник напутствовал его словами: “Действуйте жертвенной любовью, она всесильна. Напишите ему, что земная жизнь скоротечна и быстро уходит”. “Да, земная жизнь, что дым. Проживет человек больше или меньше, все равно земные блага исчезнут, останутся только вечные”, — глубоко задумавшись, произнес Олег. Из церкви ушел успокоенным, после ужина, во время перемены, как обычно, играл и резвился, как дитя. Утром следующего дня он не явился на литургию и на завтрак. В 9 часов кто-то из братьев заглянул к нему. В комнате — полный порядок. Олег лежал в постели на левом боку с четками в руках без признаков жизни. Совершенно спокойное лицо. Только погасшая лампада да икона св. Терезы над кроватью придавали какой-то особый смысл этой смерти. Врач установил, что смерть наступила глубокой ночью, то есть через несколько часов после разговора с духовным отцом о скоротечности земной жизни. Вскрытие показало, что Олег с детства страдал неизлечимой болезнью сердца. Над усопшим отслужили панихиду в присутствии всех настоятелей и семинаристов. Олег Владимирович Тронько ушел, верно исполнив возложенное на него Господом завещание: напомнить людям о том, что воссоединение Единой Христовой Церкви возможно лишь при нашей жертвенной любви ко Христу и к человеческим душам, спасенным Его кровью.
“Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Ин 15,13).
