Зачем молодежь уходит в ИГИЛ

Варвара Караулова, студентка МГУ, на прошлой неделе была задержана в Турции. По предварительной версии, она направлялась в Сирию, чтобы присоединиться к террористической организации «Исламское государство». Саида Халикова, студентка Астраханской медицинской академии обвиняется в содействии террористической деятельности: девушка поддерживала «Исламское государство» деньгами, хотя сама утверждает, что не знала, кому предназначались ее пожертвования. Эти истории — лишь вершина айсберга, получившая широкую огласку. В том, как вербуют на территории России будущих боевиков «Исламского государства», разбирались эксперты на круглом столе, состоявшемся в пресс-центре информационного агентства «Национальная служба новостей»

Классическая вербовка

— Опасность очень большая. Следя за украинскими событиями, мы ее то ли прозевали, то ли не видели, — говорит Алексей Гришин, президент информационно-аналитического центра «Религия и общество», — хотя специалисты кричат об этом уже около двух лет. Пропагандисты и вербовщики используют самую уязвимую часть общества — молодежь. Они еще не встали на ноги, ищут место в обществе, у них чаще всего еще нет семей. И пропагандисты используют это. Задача вербовщика очень проста — сыграть роль великого шейха, который возвысит тебя и перенесет сразу через несколько социальных этажей.

По его словам, последователи «Исламского государства» применяют методы «классической психологической вербовки»: выслеживают подходящих молодых людей, втираются в доверие и обещают исполнение всех желаний. Чувствуешь несправедливость, социальную «неустроенность», сексуальную неудовлетворенность? Все будет использовано против тебя.

— Они начинают развивать один из этих мотивов. Посмотрите, сколько есть людей, которые не могут общаться с девушками своего возраста, которые не могут найти свою половину. Это же очень легкий способ: поехать туда, повоевать два месяца и купить себе рабынь за четыре-пять-шесть-семь тысяч долларов, — говорит Алексей Гришин. — Есть такая группа женщин, которые стремятся туда, чтобы заняться «секс-джихадом», а есть и с правильным посылом: создать семью, родить детей. А мужчин каких показывают! Брутальные, бородатые. Это не Кончита, на которую без слез не взглянешь. Я неоднократно говорил: если ваш ребенок перестает пить, курить и ругаться, как ни странно, нужно присмотреться, потому что это категорически запрещено радикальной исламской доктриной.

Чтобы предотвратить «промывку мозгов» юных россиян, предлагают ввести контрмеры. Например, создать специальную службу, которая консультировала бы родителей. Или изменить уроки религиозной культуры. Или переформатировать службы психологической помощи в вузах и школах — чтобы не только реакционно реагировали на проблемы детей, но и проводили профилактику экстремизма.

— Мы обратились в Mинистерство образования, — рассказывает Виктор Панин, председатель общества зашиты прав потребителей образовательных услуг. — Ответ к нашему письму косвенно прозвучал: у нас все хорошо в системе образования. Они не видят в упор эту проблему, не замечают. Они считают, что те инструменты, которые есть в общеобразовательных школах и университетах, их достаточно. Но работа не ведется.

— Если эта работа ведется, то мы ее не видим, — дополняет Гришин.

Тюрьма лучше Сирии

— Если раньше вербовщики были нужны, то сейчас нет — желающих много. Из Cредней Азии молодые люди так устали, что ищут там справедливости, — Каромат Шарипов, председатель Bсероссийского общественного движения «Таджикские трудовые мигранты» беспокоится за соотечественников. — Раньше наших людей просто вербовали. Сейчас они сами к нами идут: «Как добраться до Сирии?»

Он считает, что трудовые визы для граждан Таджикистана решили бы проблему: люди реже жили бы нелегально:

— Он говорит: «Я хочу в Россию», а мы его выдворяем, закрываем, садим в спецприемник. О каком образовании мы говорим, когда таджикский ребенок хочет учиться в русской школе, но его не берут.

— Зачастую человек вынужден находиться в России нелегально, — подтверждает Алексей Гришин, — на день превысил срок, и его депортируют на три-пять лет без права въезда. Мы давно уже предлагали амнистию для превысивших срок пребывания в России, но почему-то ФАС стоит на том, что амнистии не будет. По официальным данным, нелегалов — четыре миллиона человек, по нашим данным — десять миллионов. Больше половины из них совершили легкие правонарушения. Они амнистией легализуются и очень легко встроятся в нашу жизнь. А так они не имеют никакой социалки, никаких страховых полисов, усугубляют не только свое, но и чужое положение — наше с вами.

— Мы не скрываем, что на территории России есть большие скопления граждан Таджикистана, которые находятся в рабских условиях. Обман, унижения, оскорбления. Почему эти люди идут к халифату просить помощи? Они устали. Может, там больше справедливости? Своих родных мы за людей не считаем. А завтра они будут наши враги, — возмущается Шарипов.

— С мигрантами в плане вербовки все еще проще — мы уже несколько раз сталкивались с этим, — подтверждает Алексей Гришин. — Переодетый или подкупленный милиционер подходит и спрашивает у мигранта регистрацию и документы. Выходит якобы «решальщик», якобы решает, возвращается: «Я заплатил 50 тысяч рублей, чтобы решить твой вопрос, теперь ты можешь жить легально, спокойно и культивировать исламское братство. Мы в тебя вложились, но денег не берем. Но ты же должен исламскому братству отдать ту же самую любовь, которую мы проявили к тебе». Вот вам формирование еще одного мотива.

— К нам приходят родители и говорят: «Я готов, пусть мой ребенок сядет в российскую тюрьму». Российских тюрем таджикские матери не боятся. Лучше туда, чем в Сирию.

Мы сами разделили наших детей

— С утра до вечера трезвонят: «исламский терроризм». Во всех грехах виноват ислам? — возмущается борец за права таджикских мигрантов.

— Сами мусульманские организации говорят, что агрессии много, помогите нам, — рассказывает Алексей Гришин. — На любой наш запрос вроде «Давайте организуем деятельность совместно с исламскими религиозными организациями», мы получаем ответ: «Церковь отделена от государства. Мы не имеем права вмешиваться в дела религиозных организаций». Правильно сказал когда-то патриарх Алексий: «Церковь отделена от государства, но не от общества». Мы понимаем, что вся пропаганда ведется на религиозном постулате. Но чиновники так относятся. У нас 80 муфтиятов. Принцип в мире какой: один муфтий — одна страна. А у нас 80! А они борются между собой. Идут ложные сообщения: «Bот там экстремистская литература». Подбрасывают книжки, полиция туда бросается, и традиционная община, которая боролась с ИГИЛ, уничтожается нашими же спецслужбами. А ваххабитская организация, которая сообщила об этом полиции, становится «своей». Нет специалистов по этому вопросу.

— ИГИЛ занимается подготовкой методических рекомендаций для вербовщиков, психологов. Соответственно, противодействовать им должны тоже профессионалы, владеющие определенной методикой и знаниями, — говорит Виктор Панин.

— Идеологическая борьба выходит на первый план. Исламистская идеология настолько опасна, что может нас зарядить негативом на годы вперед, — резюмировал Гришин. — Помните, мы радовались, что ввели курс по религиозной культуре в четвертом-пятом классе? Раньше дети не обращали внимания на религиозную принадлежность. Два человека идут на уроки исламской культуры, а все остальные — на уроки православной, или наоборот. И они видят, что одни пошли налево, другие направо. И начинают религиозную идентификацию. Дети, оказывающиеся в меньшинстве, становятся изгоями. Мы сами разделили наших детей. Мы сами сделали из них изгоев.

Источник: Новое время