В своей пятой великопостной проповеди отец Раньеро Канталамесса рассуждал о различных аспектах откровения Христовой тайны

В своей пятой великопостной проповеди отец Раньеро Канталамесса рассуждал о различных аспектах откровения Христовой тайны

В пятницу V недели Четыредесятницы проповедник Папского Дома, священник-капуцин произнес очередную великопостную проповедь для Римской Курии. В центре проповеди – два подхода к Христовой тайне: подход святого апостола Павла и подход святого апостола Иоанна. Сообщает корреспондент Vatican News Ольга Сакун.

Иоанн видит тайну Христа, начиная с Воплощения, пояснил отец Раньеро. Иисус, Слово, ставшее плотью, — это Тот, Кто открывает тайну живого Бога. Павел же ставит в центр всего не столько личность Христа как онтологическую реальность, сколько Его деяние, то есть Пасхальную тайну Смерти и Воскресения. Согласно Павлу, Спасение заключается не столько в вере в то, что Иисус – это Сын Божий, пришедший во плоти, сколько в вере в Иисуса, умершего за грехи наши и воскресшего ради нашего оправдания. Таким образом, для апостола Павла центральное событие – не Воплощение, а Пасха.

Однако было бы грубейшей ошибкой видеть в этом дихотомию самих истоков христианства, отмечает отец Канталамесса. Читая Новый Завет без предубеждений, мы понимаем, что у святого Иоанна Воплощение ставится в центр в виду Пасхальной тайны, а у святого Павла Пасхальная тайна основана на Воплощении. Тринитарные формулы, в которых Иисус Христос упоминается вместе с Отцом и Святым Духом, подтверждают, что у Павла деяние Христа проистекает из Его личности.

Различные акценты Христовой тайны отражают исторический путь веры во Христа, пройденный после Пасхи. Иоанн отражает более продвинутый этап веры во Христа, соответствующий окончательной фазе написания новозаветных книг, то есть восхождению к истокам Христовой тайны. В этот момент вера уже вошла в контакт с греческой культурой, сосредоточенной больше на онтологическом измерении, нежели на историческом. Это необходимо иметь в виду, чтобы понять различия и взаимодополняемость восточного и западного богословия, пояснил отец Канталамесса, по мнению которого православное богословие и духовность основываются преимущественно на Иоанне, а западное (в большей мере протестантское, чем католическое) преимущественно на Павле.

Далее священник остановился на «Христе согласно Павлу», Который Крестом изменил участь человечества. Апостол говорит о новизне деяния Бога: мир не смог узнать Его в сиянии и премудрости творения, и тогда Он решает открыться противоположным способом, через бессилие и безумие Креста, то есть противоположно тому, чего следовало бы от Него ожидать. Между первым и вторым способом, согласно Карлу Барту, — не преемственность, а разрыв. Иными словами, благодать созидает не на природе, но против нее. Этот тезис опровергает Бенедикт XVI в энциклике «Бог есть любовь», утверждая: «Библейская вера не является параллельным миром либо миром, противостоящим тому изначальному человеческому феномену, которым является любовь, но эта вера приемлет всего человека, вторгаясь в его поиски любви, чтобы очистить ее, одновременно раскрывая перед ним ее новые измерения» (8). На Кресте Бог действительно явил Себя «под противоположным видом», однако противоположным лишь согласно тому, что люди думали о Боге, а не тому, чем является Бог на самом деле. Бог есть любовь, и на Кресте произошло величайшее явление любви Бога к людям. В творении Бог наполнил нас дарами, а в искуплении пострадал за нас, и эти два способа откровения соотносятся друг с другом, как любовь-благодеяние соотносится с любовью-страданием.

На Кресте мы созерцаем бессилие Бога, которого называем Всемогущим: Евангелие открывает, что истинное всемогущество заключается во всецелом бессилии на Голгофе. Бог, в Которого веруют христиане, — это бесконечное всемогущество сокрытия Самого Себя. В этой тайне, подчеркнул отец Канталамесса, мы находим объяснение неразрывной связи между любовью и смирением. Иисус смирил Самого Себя, сделавшись зависимым от предмета Своей любви. И если Он страдает на Кресте невыразимым образом, то не только ради того, чтобы заплатить вместо людей их долги, но ради того, чтобы любовь Бога могла настичь человека в самой отдаленной от Него точке, куда человек изгнал самого себя непослушанием, а именно в смерти.

Проповедник Папского дома выделил три основных этапа пасхальной веры Церкви: вначале это была вера во Христа умершего и воскресшего, затем к этому добавилось осознание причины — Он умер за наши грехи и воскрес для нашего оправдания; и, наконец, вера пришла к ответу на вопрос «Что побудило Его так поступить?»: Он сделал это потому, что возлюбил нас.

Каким же будет наш ответ перед этой тайной, которую мы готовимся созерцать во время наступающей Страстной недели? Во-первых, это должен быть ответ веры, побуждающей совлечься ветхого человека и облечься в нового. Но этого недостаточно: мы должны также подражать Христу, и не только совершать поступки для Христа и Церкви, но и страдать за Христа и Церковь, перейдя от любви-благодеяния к любви-страданию. Отец Канталамесса привел в пример святую Мать Терезу, которая начала помогать отверженным с радостью и энтузиазмом, а затем длительное время жила во «внутреннем отчаянии», продолжая страдать ради Бога и Его Церкви.

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна