«Тетради» Симоны Вейль: третий том дневников известного французского религиозного мыслителя представили в Москве
Презентация третьего тома «Тетрадей» Симоны Вейль в русском переводе состоялась 15 сентября в Культурном центре «Покровские ворота». Новую книгу дневниковых записей известного французского философа и религиозного мыслителя представили: переводчик и составитель всех трех томов дневников Петр Епифанов, ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья им. А.И. Солженицына и первый переводчик Симоны Вейль на русский язык Наталия Ликвинцева и философ Виктория Файбышенко. Третий том «Тетрадей» охватывает период февраля-июня 1942 года. Книга вышла в издательстве Ивана Лимбаха в конце 2019 года.
Переводчик Петр Епифанов уже более десяти лет занимается наследием Симоны Вейль (Вайль) (3 февраля 1909 года, Париж — 24 августа 1943 года, г. Эшфорд, Англия). Он не стал знакомить читателей с биографией философа, а сразу заговорил о специфике «Тетрадей». По его словам, это черновые беглые записи, «в которых не так легко разобраться». Вейль везде носила тетради с собой, но, поскольку она не раз подвергалась обыскам, ничего о том, что живо ее волновало, о текущих делах во время войны, о многих драматических событиях в этих записках не прочесть.
Читатель обнаружит там, на первый взгляд, «безмятежную работу мысли»: комментарии к Платону, к Упанишадам, к поэтическим произведениям. Но, как утверждает переводчик, за всем этим стоит «напряженный поиск ума и совести»: именно в это время Симона решает важнейшие вопросы, среди них – определение отношения к христианству, к Церкви, к таинствам и Евангелию. «Вся стихия мыслей тетрадей – это собеседование с Истиной. Она встречает Христа во всем и везде – в размышлениях об эпикурейства, в Платоне, в Упанишадах, и везде размышляет о самом главном – как достойно встретить смертный час. Каждая мысль, каждый поступок совершается перед лицом вечности», – так комментирует записки Вейль переводчик.
Важный пласт размышлений Симоны Вейль – тема духовного сопротивления. Будучи участницей французского Сопротивления, она говорит именно о духовном сопротивлении. Епифанов считает, что большое влияние в этом плане на нее оказало знакомство с католическими монахами в Марселе, которые «как раз и воплощали духовное сопротивление идеологии нацизма, занимались спасением евреев». С этим связано и «новое осмысление Франции как духовной родины – под влиянием творчества Шарля Пеги происходит ее вживание в христианское Предание». «Ее путь кажется образцом отношения человека к проблемам, глубоко волнующим живую совесть, но человека, который принужден действовать в условиях несвободы. И именно эти стесненные условия выводят ее мысль на потрясающую глубину, чего, она, может быть, не достигла бы в иных условиях. Ее мысль идет из тайников, она копает очень глубоко, и без этого философского и нравственного поиска, который она ведет, любая реакция будет в чем-то незрелой», – сказал переводчик.
Он опроверг утверждение Википедии о том, что Симона Вейль принципиально не принимала крещение, якобы «видя свое призвание в том, чтобы доказать, что можно быть христианкой вне Церкви».
«Сама Симона настаивает, что ее обращение совершилось внезапно, но «Тетради» показывают, что эта работа шла с детства. Она очень хотела креститься, Церковь для нее была крайне важна, она видела себя только в католичестве», – сказал переводчик и добавил: есть свидетельства о том, что незадолго до смерти, в июне 1943 г., ее крестила в больнице подруга.
Выступавший подчеркнул, что Симона была «очень соборной личностью, ее лирический герой – МЫ, некая соборность». Она считала крайне важным донести до людей Церкви открывшуюся ей истину: «Для возрождения Европы после войны необходимо возрождение духовности. И Католическая Церковь должна возглавить движение очищения и обновления, чтобы христианство засияло новыми гранями». «Мне кажется, во многих вещах развитие Церкви пошло в направлении, противоположном ее видению», – сказал П. Епифанов.
Он так изложил взгляд Симоны Вейль на будущее послевоенной Европы: она полагала, что после победы над нацистской Германией Европа станет ареной спора между США и сталинским СССР. Если Европа окажется между этими центрами силы, это ее развратит, духовного обновления не будет. Поэтому христианская цивилизация Европы должна выступить самостоятельно и убедительно. Вейль предложила де Голлю возглавить движение всеевропейского восстания против нацизма, при этом она считала, что силы, выступающие за духовное обновление, будут играть в этом сопротивлении ведущую роль. Эти планы были небеспочвенны: на юге Франции она видела «зачатки этого возрождения, настоящий героизм». К сожалению, в штабе де Голля она обнаружила другое – борьбу за власть, и перестала сотрудничать с ним. «Тогда ее не понимали, ее мысль опережала события. Она умерла одинокой. Но это было стояние в истине, как она ее понимала. Ее жертвенная смерть – род Распятия», – заключил переводчик.
По его словам, все записи Вейль – о том, «как личности выстоять перед машиной тоталитаризма», она так или иначе «выходит на концепцию личного подвига». И это читается более чем актуально в те дни, когда многим из нас приходится реагировать на события в Беларуси, определять свое к ним отношение – это «то, чего не хватает нам сейчас в России», отметил выступавший.
Епифанов называет «Тетради» памятником политической и, одновременно, теологической мысли. Наталия Ликвинцева подтвердила, что все политические размышления Вейль о будущем Европы рождаются из ее духовных размышлений. Осознанная Симоной необходимость «мыслить о зле без всякого утешения», «пройти через пустоту, подрубая собственные корни», согласие на безутешность, безупорность, на разрыв внутри себя – без этих прозрений Вейль «невозможно дальше думать о том, как жить дальше после ГУЛАГа», считает исследовательница.
Она обратила внимание на то, что ей особенно дорого в личности Симоны Вейль, – «несмотря на полярные ниши ее мышления, единство проявлялось в постоянной эмпатии, в чувстве горячей вовлеченности в судьбы угнетенных, бедных; она могла расплакаться, прочитав о катастрофе на другом конце мира». Именно солидарность с бедными и угнетенными побудила Симону в ранней юности заинтересоваться коммунизмом, хотя уже в начале 30-х у нее не было никаких иллюзий насчет коммунизма в СССР, пояснил Епифанов. А в годы Второй мировой войны она говорит о необходимости «свободного выхода в социум», продолжила Ликвинцева и процитировала слова Симоны о служении обездоленным, которые воспринимаются как «апология монашества в миру». Единственно возможным способом противостояния силе она считала «добровольную жертву, искупительное страдание». «И она это проживает, приняв добровольное движение к смерти», – сказала Ликвинцева, имея в виду решение Симоны ограничить свое питание лагерной пайкой, что привело к крайнему ослаблению организма, обострению ее заболеваний и к смерти.
Виктория Файбышенко называет Симону Вейль «гением поступка, но в непривычном смысле: поступка как недеяния, как принятого на себя обязательства отказаться от Я». Она пояснила: «Новая свобода от Я, которая достигается именно там, где Я не подавляет себя, а оставляет себя ради прямого видения правды и красоты». Вейль писала: «Я должна удалиться, чтобы не препятствовать встрече мира и Бога». Сегодня очень важно обратиться к опыту сопротивления, как описывает его Симона Вейль, – «опыту жизни в невыносимых обстоятельствах, когда больше не на что опираться».
Юлия Зайцева
Источник: Благовест-инфо
