Святые среди нас

В эти первые дни ноября, когда мы особым образом вспоминаем святых и всех усопших, мне вдруг подумалось, что, говоря о святости, мы обращаем наш мысленный взор к тем давно минувшим дням и образам людей, многие из которых предпочли смерть, но не отреклись от своих убеждений – тех, кого Церковь официально признала святыми или блаженными. И возможно поэтому понятие святости в нашем сознании часто связано с образом непогрешимости и молитвы, и мы забываем, что святые были обычными людьми со своими слабостями и пороками, и вполне вероятно, что те, кто жили с ними рядом, даже не подозревали об их святости. Так и мы сегодня, живя бок о бок с человеком, обычно не считаем, что рядом с нами «святой». Хотя некоторые люди, как, например, доктор Федор Петрович Гааз, уже при жизни удостоились чести называться «Святыми. Но я говорю о тех, кто живет с нами рядом, о тех, кого мы называем «хороший человек», но назвать его «святым» нам не позволяет наше мировоззрение, которое слишком сужено и зациклено на стереотипе «святости». Так что же значит быть «святым» здесь и сейчас?

Мне очень повезло в жизни: я не однократно встречала и встречаю людей, которых уже сейчас можно назвать «святыми». И одним из них была мама моего супруга – Юлия Михайловна Казанцева. Для меня, ее сына, ее мужа, ее сестер, она была, прежде всего, матерью, женой, сестрой. Она прожила нелегкую, но интересную жизнь, будучи из семьи репрессированных, закончив институт и работая в Саратовском институте, где занималась исследованием распространения чумы. В свое время она не побоялась выступить в защиту своего научного руководителя, арестованного по ложному обвинению. Ее наставник был приговорен к «10 годам без права переписки», а молодую и перспективную девушку кто-то «пожалел», предложив уехать на работу на противочумную станцию Досанг Астраханской области, куда вряд ли бы решились ехать тогдашние чекисты. Там Юлия Михайловна и осталась, встретив своего мужа и воспитав двоих сыновей.

Помню, что я никогда и ни от кого не слышала о ней плохого слова, только слова благодарности. Может быть это странно, но так уж устроен человек: живя в «замкнутом пространстве», он не может долго находиться в мире с людьми, контингент которых не изменяется годами, а уехать от них он просто не может. И вот, в этом «замкнутом мирке» не только в глаза, но и за «спиной» о моей свекрови говорили только хорошее, а после ее смерти, я только и слышала: «вот если бы Юлия Михайловна была рядом…, она бы помогла…, она бы разрешила ситуацию, она бы…, она бы…». И это не потому, что о мертвых плохо не говорят. Если человек при жизни был таким, что после смерти о нем нечего сказать, то о нем просто забывают. А о маме мужа нельзя было сказать ничего плохого, таким уж она была человеком: светлым, чистым сердцем и с открытой душой ко всем, кто нуждался в ее поддержке. Мама помогала всегда и всем, знакомым и незнакомым, для нее не было «плохих» людей, для нее были люди: «хорошие» и «те, кто нуждается в помощи». Будучи депутатом, она помогала решить вопросы с пенсиями и пособиями на детей и инвалидов, а их после войны было очень много, она помогала беженцам, и соседям, к ней шли в минуты горести и радости.Мой муж, будучи еще ребенком и увидев, как мама в очередной раз дает кому-то деньги или продукты, с которыми в послевоенные годы были  особенно сложно, говорил:
— Мама, он же не отдаст!
— Знаю, — ласково улыбаясь, отвечала ему мама, — но он нуждается…
— Мама, это нехороший человек, а ты ему помогаешь!
— Нет, он хороший человек, просто жизнь у него тяжелая, и ему нужно помочь…
Действительно, Юлия Михайловна никогда и никого не осуждала, не говорила сама и другим не разрешала говорить о ком-то плохо. Она говорила: если ты считаешь человека неправым, пойди к нему и скажи это в глаза, чтобы он мог исправиться.

Она и матерью был доброй, ласковой и в то же время строгой и требовательной: муж часто вспоминает, что просто спокойный, но строгий голос мамы произносивший его имя, был достаточным основанием прекратить любые шалости. И, как вспоминает мой супруг, такого авторитета не было даже у его отца, но мама всегда говорила: «А ты просил у отца?», и это при том, что было уже заранее ясно, каков будет вердикт – Петр Степанович всегда и во всём поддерживал жену. И это не было каким-то «наигранным» поведением: нет мама действительно считала, что к отцу и мужу дети и она сама должны относится с уважением. Мой супруг как-то припомнил случай, когда он однажды неуважительно ответил отцу, хотя, по его мнению, тот был не прав, и тогда мама сказала ему: «Юра, ты не имеешь права так панибратски обращаться с отцом, пойди и извинись».

Юлия Михайловна была талантливым ученым, она сделала немало открытый в области бактериологии, но большую часть своих изысканий отдавала приезжавшим к ней для консультации другим ученым, которые писали статьи и книги исходя из полученных от нее материалов. Кто-то защищал диссертации, а на вопрос сына: «Мама, почему, ты отдаешь свой труд этим людям, некоторые из которых забывают даже упомянуть тебя?», она отвечала: «Видишь ли, сынок, этот человек идет в нужном направлении, но ему понадобится слишком много времени, пока он достигнет нужных ему результатов, а лекарство от той или иной болезни необходимо сейчас. У меня уже теперь есть то, что ему нужно, поэтому пусть он берет это, это поможет многим другим людям». Так она объясняла происходящее сыну, но настоящая причина была несколько иной. Мама не стала защищать диссертацию, писать многотомные научные труды, хотя ее авторитет ученого был широко известен и признан, крылась в том, что, по ее мнению, защитив диссертацию, получив высокую должность, она станет тем самым как бы «выше» своего мужа, а в той среде, в который они жили, было неприемлемо. Мама всегда больше думала о других, чем о себе, она от всего сердца желала, чтобы окружающим было хорошо и уютно, и это ей доставляло истинную радость.

Мамы нет в живых уже более 20 лет, но нам с мужем кажется, что она всегда рядом с нами, что она оберегает нашу семью и по сей день, ее невидимая рука ложится нам на плечо в трудные минуты, она искренне радуется всем нашим успехам, а мы явственно ощущаем ее поддержку и опеку по сей день. Полагаю, что если бы я ее спросила, как она понимает слово «святость», то она скорее всего бы ответила, что святость – это готовность спешить творить добро.

Ольга Дубягина (Москва)