Отец Павел Гладков и матушка Гаянэ: «Никогда не сомневайтесь, что Господь ответит на ваши молитвы»
Как мы уже сообщали, 8 ноября 2011 г. был рукоположен во иереи византийского обряда диакон Павел Гладков. Отец Павел вместе с матушкой Гаянэ посетил нашу редакцию…
Отец Павел, расскажите об основных вехах Вашего пути к священству
Наверное, самое удивительное, что когда я стал верующим человеком в ответ на вопросы пожилых прихожанок: «А ты не будешь священником?», я очень убежденно отвечал: «Нет, я священником не буду!» Но по прошествии трех или чуть более лет, на последнем году моего юридического образования, это желание стало ощутимым. Оно нарастало постепенно, как снежный ком: сначала мысли, потом появились люди, очень сильно вдохновившие меня, побудившие встать на этот путь. Был один московский священник, греко-католик… Он жил с матушкой и двумя детьми в крайне стесненных материальных обстоятельствах, поскольку бригада, строившая ему дом, его обокрала. И он жил в этом недостроенном доме с семьей, а однажды, приехав к нему, я обнаружил в том же доме еще одного человека. Это был бомж, не имевший паспорта, подобранный священником на железнодорожных путях, которого он старательно выхаживал. И это – человек, сам находящийся на грани нищеты! Вот тогда, вероятно, и для меня настал поворотный момент. Бог словно бы спросил меня: «А ты не боишься вот такой жизни?» И у меня хватило твердости ответить: «Нет, не боюсь! Я согласен на это, только бы стать священником». Желание священства стало тогда очень жгучим.
Вы сразу хотели стать священником византийского обряда?
Да. Ведь я сознавал себя восточным католиком! Восточная литургическая традиция, восточная духовность – это моя «кровь». В традиции нашей православной семьи было посещение монастырей, и я там бывал неоднократно, начиная с раннего детства. Запах ладана, литургическое пение, росписи в храме – это всё вошло в мою жизнь очень рано и составляло важную ее часть. Я и из своей детской комнаты пытался устроить храм, развешивая по стенам бумажные «иконы» собственного изготовления. А однажды, в ходе паломничества в очередной монастырь, родители даже потеряли меня в храме! Тогда Бог впервые коснулся меня, причем коснулся именно через красоту Востока…
Но, мечтая о греко-католическом священстве, я знал только о латинской духовной семинарии в Санкт-Петербурге. И я стал молиться Богу, просить Его указать мне путь. Как ни удивительно, помощь пришла оттуда, откуда ее меньше всего можно было ожидать: из такой страны, как Ирландия. Мы поехали туда в паломничество, на остров Св. Патрика. Условия паломничества были очень суровыми для Западной Церкви: мы постоянно ходили босиком по камням, почти не спали, ели хлеб только раз в день, читали очень много молитв… Это было удивительное время и удивительное место. Паломничество организовали ирландцы, вдохновленные откровениями Богородицы Фатимской, для католиков из бывшего СССР. Половину группы составляли римо-католики, а половину – греко-католики, в основном из Украины. Предусматривалось, что во главе группы встанут два руководителя-священника: латинского и византийского обрядов. Но латинский священник в последний момент заболел, поэтому нашу группу сопровождал один священник – греко-католик о. Сергий Голованов. Мы читали восточное молитвенное правило, участвовали в Божественной Литургии… И нас воспринимали именно как восточных христиан. Вот о. Сергий и дал мне адрес Львовской семинарии…
Эту семинарию Вы в итоге закончили?
Нет. Я проучился во Львове три года, а когда в России были образованы канонические структуры для католиков восточного обряда и мы получили своего ординария – Владыку Иосифа Верта, я поступил в его распоряжение. Провел год в Новосибирской предсеминарии, потом два года в Санкт-Петербургской высшей духовной семинарии, а последние два года – в греко-католической Ужгородской духовной академии.
И каковы наиболее яркие впечатления этого времени?
Больше всего, пожалуй, мне запомнилось время, проведенное во Львове. Я прежде никогда не бывал на Украине (точнее, был один раз, в год приезда Папы в Украину, но в составе группы и почти не вылезая из автобуса), совершенно не знал украинского языка… Вот так обнаруживает себя сила Господа, когда Он тебя призывает! Я бросаю всё – работу, родной дом… Родители мои тоже были против, а ведь у нас в семье не принято непослушание, и слово отца – закон. Это был единственный случай на моей памяти, когда мама перечила папе. А ведь если бы прозвучало категоричное отцовское «не поедешь!», я бы вероятно и в самом деле никуда бы не поехал… Но мама тогда встала между нами и сказала: «он поедет», а потом, обернувшись ко мне, добавила: «не беспокойся, я с отцом всё решу!» Я потом приехал через полгода и спросил: «Мама, почему? Ты же раньше никогда не перечила отцу…» А мама ответила: «У тебя глаза были другие. Раньше они были пустыми, а тогда они горели».
Ваши родители остались в православии? Каково их нынешнее отношение к Вашему католическому священству?
Да, они православные, но отношение к моему священству очень хорошее. Они гордятся мной, считают, что я выбрал хороший, добрый путь. При этом они – не номинальные православные. Они – практикующие православные, причащающиеся, исповедующиеся, заботящиеся о своей духовной жизни и в этой связи читающие Святое Писание, сочинения святых отцов, посещающие различные лекции на духовные темы, творящие дела милосердия…
Кто из духовных наставников особенно повлиял на Вас в годы учебы?
Первым хочу назвать Владыку во Львове Игоря Возняка, написавшего на моем заявлении резолюцию «Принять!» Это он преподал мне урок доверия. А на территории России в моей формации принял очень большое участие о. Иван Лега. Он отдал массу сил, чтобы потушить мою «горячую кровь», часами объясняя мне какие-то вещи. Он же показал мне личный пример служения: будучи у него на практике в Нижневартовске, я впервые видел священника, который «крутится» 24 часа в сутки, забывая о сне и пище. У о. Ивана был не приход, а община: самая настоящая христианская община, где все люди друг друга знали и друг другу помогали, где они общались друг с другом вне храма, ходили друг к другу в гости, оставляли друг другу детей, помогали деньгами, мгновенно откликались на призыв священника, которого очень любили…
Нельзя не вспомнить и духовника предсеминарии о. Янеза Севера, который по сей день остается моим духовником. Отца Янеза прежде всего отличает умение ставить вопросы. Одним вопросом он может перевернуть всё твое миропонимание, поставить всё с ног на голову. Это – его большой дар.
Я вспоминаю и о. Энтони Коркорана, на тот момент – ректора предсеминарии. Если он что-то говорил нам, то прежде всего это касалось его самого. Например, если призывал идти чистить снег, то первый брал в руки лопату.
Собственно, всякий священник, с которым я встречался во Львове, Новосибирске, Петербурге или Ужгороде оставил в моей жизни свой след. Даже если я сейчас не всё и не всех помню, уверен, что в дальнейшем, в процессе моего служения я вспомню каждого из воспитывавших меня пастырей. Я в этом убеждаюсь уже сейчас. Кажется, ты забыл такого-то священника и вдруг он неожиданно всплывает в твоей памяти со своим советом, который он давал когда-то. А совет оказывается очень житейски полезным, очень нужным…
Для большинства католиков, проживающих в России, священнический целибат – это нормальная практика. Женатое духовенство допускается у греко-католиков, но греко-католиков у нас мало. Однако Вы выбрали именно путь женатого священника. Что повлияло на Ваш выбор?
Учась в семинарии, я очень долго колебался в выборе между целибатом и путем женатого священника. Я серьезно думал о принятии целибата и даже монашества. Но для меня самым страшным было оказаться неверным. Мне пришлось наблюдать последствия священнической неверности призванию в моем родном калужском приходе, я видел, какую рану это нанесло верующим. Шрамы от неверности священника остаются в жизни прихода по сей день. Хорошо, что я всё это увидел до поступления в семинарию. Это заставило меня быть предельно честным, предельно внимательным в вопросах верности и выбора пути.
Как путь целибата, так и путь женатого священника имеют свою специфику. Их даже нельзя сравнивать, как невозможно сравнивать, например, мужчину и женщину. Они – столь же одинаковы, сколь и разные. И трудности при этом возникают разные. Я бы сравнил положение священника, живущего в целибате, с положением десантника, в любое время суток готового отдаться исполнению задания. Эта жизнь более глубокого погружения в себя, что порой может быть неприятно, а то и страшно. Страшно оставаться наедине с самим собой, особенно если при этом не умеешь оставаться один на один с Богом! Не каждый человек способен это вытерпеть, почему мы и стремимся к созданию общин. Подвиг отшельничества – не для всех. Скорее, он только для избранных.
С другой стороны, путь женатого священника предполагает столь же радикальное погружение в другого человека. Я бы сравнил это с переживанием космонавта, выходящего в открытый космос и попадающего в неизвестное для него пространство. Это – путь примирения и смирения, на нем особенно отчетливо проявляется наша «неидеальность», а потому – необходимость бороться с собственным эгоизмом, обучаться искусству построения отношений, искусству компромиссов, готовности самому отойти в тень, чтобы предоставить место другому.
Каждый из путей учит чему-то своему, с каждым связаны свои «плюсы» и «минусы», но также и особая благодать, которую посылает Господь. Сам я в свое время заключил с Богом «договор»: если ко дню окончания семинарии я не встречу человека, с которым, по воле Божией, смогу создать семью, я, ни минуты не медля, приму обет целибата. Но, как видите, Господь сделал Свой выбор и решил не пользу целибата!
А Вы, Гаянэ, когда-либо думали, что станете женой священника?
Гаянэ: Разумеется, нет! Я по национальности армянка, и родители, наверное, надеялись, что я выйду замуж за армянина из нашей диаспоры, приму принятый у нас образ жизни. Сама я – очень домашний человек. Я училась, работала, а о замужестве не думала. Еще я была церковной активисткой, непременной участницей всех встреч молодежи. Впрочем, на моем жизненном пути случались такие странные совпадения, словно бы «подсказки» свыше, от Господа. Так однажды, когда я молилась о том, чтобы Бог указал мне мое призвание, я вдруг обнаружила рядом неизвестно откуда взявшуюся «православную» восковую свечу. Потом это случилось еще раз. Это было за несколько месяцев до моей встречи с Павлом. Но тогда я больше думала о монашестве: собиралась отправиться в Кемерово, к сестрам из конгрегации Святого Духа. Я до сих пор считаю, что монашеский путь, где всё прописано – и распорядок дня, и то, чем ты должен заниматься – лично для меня был бы легче.
С Павлом же мы по-настоящему познакомились в лагере для инвалидов, устроенном о. Василием Заздравных, куда мы приехали в качестве работников-добровольцев. До этого были две краткие беседы на Рождество и на Пасху в связи с подготовкой всё того же лагеря, потом несколько раз мы общались по телефону. Лагерь был организован исключительно для блага наших подопечных, а потому времени для общения добровольцев между собой почти не оставалось. Но Господь как-то так всё устраивал, что мы с Павлом частенько оказывались рядом. К разряду таких устроенных Господом «маленьких чудес» относится и мой приезд в гости к родителям Павла.
Отец Павел: Хотел бы немного разъяснить эту ситуацию. В нашей семье – твердые патриархальные устои, а потому существует правило: порог дома может переступить только невеста. Так нас с братом воспитывали: если ты приводишь в дом девушку, то она – невеста! Соответственно, позвонить родителям и сказать: «Я приеду к вам с девушкой», означает, что я привожу невесту. Но тогда у родителей неминуемо должен возникнуть вопрос: если это невеста, то почему мы о ней раньше не знали? И когда я сказал по телефону: «Я скоро к вам приеду, а со мной приедет молодая девушка…», то услышал в ответ: «Да, конечно, приезжайте!» А потом повисла пауза… Родители, видимо, осознали, что они на самом деле сказали! Но, так или иначе, их благословение на брак мы получили. А благословение родителей Гаянэ мы получили еще раньше.
Гаянэ: Принятие Павла моими родителями тоже было «маленьким чудом». Ведь мой папа до того даже никого из армян не хотел принять в качестве жениха. Между тем, я приняла твердое решение: без родительского благословения замуж не пойду! Именно через родительское благословение открывается воля Божия… Мой папа благословил нас восточной иконой, принесенной Павлом, и сказал: «Живите вечно!» А папа Павла повез нас по монастырям, знакомым моему жениху с детства. И в какой бы храм мы ни заходили, везде нас встречали с улыбкой. Было такое ощущение, что Господь расстелил перед нами «ковровую дорожку», чтобы не осталось никаких сомнений: мы призваны служить Ему вместе!
Вы считаете, что «жена священника» – это особая форма призвания, наряду с призванием мирянки или монахини?
Гаянэ: Да, я так считаю. Ведь любое мое слово, любое мое действие будет восприниматься прихожанами как некое свидетельство. Прихожане будут судить на основании моего образа жизни, на основании образа жизни семьи священника, за созидание которой я ныне тоже несу ответственность, о Церкви в целом. Я теперь призвана к тому, чтобы подавать пример: пример подлинных, основанных на любви, отношений с Богом и мужем! И наши будущие дети тоже должны стать примером. Нам теперь нужно много молиться об этом и готовиться к их воспитанию…
Вы, отец Павел, провели чуть больше месяца в сане священника. Каковы ощущения?
Это – «вопрос на засыпку». Я помню, как после рукоположения во диаконы ко мне подходили люди и спрашивали: «Ну что?.. Скажи, что ты чувствуешь?» А я отвечал: «У епископа были руки холодные…» Настоящие же ощущения приходят постепенно и много позже. Я бы охарактеризовал их словом «инакомирие». Священник – это существо, проживающее одновременно в двух мирах. Это выражено символически в восточной традиции, где место священнического служения – алтарь – как «святое святых» отделен от прочего пространства храма. Ты и очень близок к Богу, поскольку допущен в «святая святых», совершаешь служение, которое обычно совершают ангелы; и очень далек от Бога, поскольку грешен, как и каждый человек. Служение Божественной Литургии сопряжено для меня как с сильнейшим чувством величия момента, так и со столь же острым переживанием собственной греховности. Ты сознаешь всё свое недостоинство, но также сознаешь, что, несмотря ни на что, через тебя Богом творится величайшее Таинство! Вот это сложное ощущение я и обозначаю словом «инаковость». Ты – сразу в двух измерениях. То больше в одном, то больше в другом, а иногда – на грани между ними. А еще – гораздо больше общаешься с людьми. И, разумеется, по-другому, чем раньше, общаешься. Уже появились люди, для которых я изначально «отец Павел», которые не знали меня, когда я был еще «Пашей-семинаристом». Появление таких людей в твоей жизни – тоже своеобразный шок!
Дорогие отец Павел и матушка Гаянэ! Что бы Вы хотели напоследок пожелать нашим читателям?
Гаянэ: Никогда не сомневайтесь в том, что Господь ответит на ваши молитвы! Он отвечает всегда, хотя порой и парадоксальным, удивительным для вас образом! Просто в это нужно верить…
Отец Павел: Я присоединяюсь к словам матушки.
Беседовал В. Дегтярев
