«Мою церковь я строила…»
Портрет гостеприимной, доброй и мудрой женщины вполне можно рисовать с нее… Мария Ивановна Гохвейс, преодолев огромные жизненные испытания, выпавшие на долю ее семьи, сохранила и пронесла через жизнь не только воспоминания о пережитом, но и живую веру в Бога…
Елена Тарасенко: Мария Ивановна, в далеком 1941 году Вы разделили судьбу многих немцев, которые были сосланы в Сибирь…
Мария Ивановна: Да. Я родилась на Волге, в Саратовской области, в селе Боргат в 1929 году. Там я жила с мамой, папой и сестрами. Детей в нашей семье было шестеро, но большинство из них умерло. В 1941 году нас выслали в Сибирь, а все наше имущество так и осталось там брошенным.
Е.Т.: У вашей семьи глубокие католические корни. Как Вашим родителям в столь трудные времена удавалось передавать детям свою веру?
Мария Ивановна: Еще когда мы жили в Поволжье, в кругу нашей семьи мы всегда молились. Обязательными для нас были молитвы на ночь и перед едой. Нашу Церковь к тому времени уже разрушили и устроили там клуб. Папа тогда работал на заводе, а мама работала дома, воспитывала нас — тогда еще маленьких детей и вела хозяйство. Ведь тогда был у нас и свой дом, и свое хозяйство… Когда нас выслали, все так там и осталось брошенным… А с нами осталась только наша вера.
Е.Т.: Мария Ивановна, как сложилась жизнь Вашей семьи после высылки?
Мария Ивановна: Сразу же как вышел приказ выселять всех немцев, нас повезли в Томскую область, где мы и должны были жить. Каждый колхоз брал себе по нескольку семей. Жить было совсем негде, и нас определили в один дом. Тогда каждая русская семья обязана была взять в свой дом приезжую семью. Русского языка мы совсем не знали. Я еще хоть как-то по-русски несколько слов могла сказать, потому что у нас были русские соседи, но моя мама вообще по-русски ни одного слова не знала. Папа пошел к председателю, и нам дали какой-то дом на две комнаты и вселили туда одновременно три семьи. Этому новоселью мы были очень рады! Папа стал работать в колхозе, а мама была дома с нами. Такая жизнь продолжалась недолго, потому что отца забрали в трудармию. Мы остались только с мамой. Все, что у нас было, мы променяли на еду. Осенью я ходила по огородам и что находила, то приносила домой, чтобы хоть как-то прокормиться: свеколку, картошечку, морковочку. Все вещи, которые у нас были, мы променяли на пшеницу и кое-как прозимовали. А потом и маму забрали в трудармию. До нас, маленьких детей, никому никакого дела не было. Мы остались совсем одни с сестрой. Она ходила по людям и просила милостыню. Я ходила по людям стирала и мыла полы у бабушек.
Е.Т.: А сколько лет Вам тогда было?
Мария Ивановна: Мне трудно точно посчитать… Я родилась в 1929 году, а к тому времени я уже окончила три класса. За ту работу, которую я выполняла, бабушки меня кормили, а иногда давали еды и для моей сестренки. Потом один наш сосед собрал по селу одиннадцать таких «бесхозных» детей, как мы, и пошел к председателю колхоза, чтобы хоть как-то нас пристроить. Председатель направил нас всех в детдом. В детдоме мы прожили два с половиной года, пока не нашлась наша мама. Она написала письмо на ту квартиру, где мы раньше жили у русских людей. А мы попросили воспитательниц из детдома, чтобы они написали письмо маме, и в письмо вложили адрес нашего детдома. Когда мама получила от нас весточку, она сразу же пошла к начальнику, чтобы взять разрешение и забрать нас из детского дома. В детдоме нас уговаривали остаться, потому что боялись, что с мамой мы опять будем голодать. Наш детдом был действительно очень хорошим, и кормили нас там очень хорошо. Все это происходило здесь, в Сибири, уже после войны.
Маме все-таки удалось нас забрать из детдома, но жить было негде. Мама жила в овощехранилище, а спала на деревянных нарах. У мамы было только одно спальное место на нарах, но спать на этом месте нам приходилось втроем. Позже ей пошли на уступки и выделили еще одно спальное место. Мы с сестренкой спали на одних нарах: она головой в одну сторону, а я головой в другую сторону.
Мама ходила каждый день на работу, а я и моя сестренка были дома. Сначала мы жили только на один мамин паек, пока на нас не оформили документы. Мамин начальник был хорошим человеком, он понимал, как нам тяжело живется, и выдавал маме дополнительные талоны на питание. Чтобы хоть как-то помочь маме, моя сестра пошла работать нянькой к женщине с двумя детьми. Получилось так, что она стала заниматься не только детьми, но и вести все домашнее хозяйство. И я тоже устроилась на работу: стала перебирать овощи в овощехранилище. Вот так мы и жили, такая молодость у нас была…
Е.Т.: Мария Ивановна, я знаю, что, несмотря на такую трудную жизнь, люди находили в себе силы, чтобы молиться…
Мария Ивановна: Да. Сначала нам трудно приходилось. Уже здесь в Новосибирске, мы, то есть местные немцы, стали тайно собираться и молиться вместе.
Е.Т.: А как немцы находили друг друга в огромном городе?
Мария Ивановна: Да это очень просто! Я сказала вам, а вы передали еще кому-то, а те, кому сказали вы, передадут еще и еще дальше. Сначала мы собирались без священника и просто молились…
Е.Т.: А где чаще всего проходили такие молитвенные встречи?
Мария Ивановна: Где только не проходили… Постоянных мест у нас не было, потому что наша вера была запрещена, и все это преследовалось. Мы встречались даже на кладбище! Позже, когда стал приезжать священник, то стало приходить людей все больше и больше.
Е.Т.: Мария Ивановна, расскажите, пожалуйста, историю появления церкви Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в городе Новосибирске.
Мария Ивановна: Сначала наша община собрала деньги, и мы смогли купить дом. Дом был в очень плохом состоянии, но вокруг дома был большой и хороший огород. Сначала мессы служились в этом доме, но все, кто приходил, в него не вмещались. Мы всей общиной вместе с отцом Иосифом Свид-ницким решили строить церковь. Старый дом, который там стоял, мы снесли. Сами делали фундамент, на свои деньги покупали строительные материалы и кирпичи. Тогда никто из-за границы нам не помогал. Мы делали все своими силами и могли рассчитывать только на свои деньги. Каждый давал денег столько, сколько мог. Мы с мужем тоже выделяли деньги из наших пенсий. И все-все сами делали. Всю работу. Работали мы в две смены. Сначала работает первая смена, а потом приходит другая и с новыми силами строит. Один раз случилось так, что мой муж меня потерял. Пошел искать меня. Пришла машина с кирпичом. Это те самые белые кирпичи, из которых наша церковь построена. И все мы с отцом Иосифом пошли разгружать. А дождик лил как из ведра. Мы выгрузили весь кирпич из машины, а потом пустые поддоны из-под кирпича обратно на машину загрузили. Мой муж нашел меня на стройке в час ночи (!) и забрал меня домой. Мою церковь я строила от и до! Я и говорю: столько труда, столько труда… Очень тяжело нам было строить, ведь все мы уже немолодыми были. В то время я была уже на пенсии… Моя церковь мне очень дорога, Леночка!
Е.Т.: Много ли людей стало приходить в новую церковь? Прихожанами были только немцы?
Мария Ивановна: Когда церковь была построена, в нее ходили только немцы и поляки. Поляков было довольно много. Но когда в центре города построили кафедральный собор, поляки стали ходить на мессы туда. Когда наша церковь была построена, на мессу приходило более двухсот человек! Вы представить себе не можете, сколько тут было немцев! Каждый, как узнавал, что открылась церковь, то сразу же приезжал. И так со всех краев приезжали. Очень много людей приезжало из районов, особенно на Рождество и Пасху. Тогда очень много пар захотело обвенчаться. Бывало, что священник сразу венчал по две-три пары. Очень много было и крещений. Только в одном доме, где я живу, было очень много немецких семей, и все вместе мы ходили в церковь и молились. Сейчас все немцы уехали. Вот иду я по улице и думаю, только бы мне хоть кого-нибудь из них встретить.
Е.Т.: Мария Ивановна, а почему Вы не захотели уехать в Германию?
Мария Ивановна: Я с мужем не уехала, потому что наши дети уезжать не захотели. А без детей куда уедешь? И что мне делать в Германии? Я бы там, наверное, с ума сошла! Но я ездила в Германию в гости к родственникам мужа, у него там три сестры и один брат. Там люди, конечно, очень хорошо живут, но уехать туда навсегда? Да никогда в жизни! Здесь я все знаю, все мне знакомо… А из тех, кто строил церковь, в Новосибирске остались только я и еще одна бабушка, ее зовут тетя Катя. А остальные бабушки пришли только тогда, когда церковь была уже построена.
Е.Т.: Мария Ивановна, что Вы можете пожелать нашим читателям?
Мария Ивановна: Я очень рада, что в нашу церковь ходят люди, что кроме немецкой воскресной мессы, есть месса на русском языке, и на нее приходит много русских людей. Я очень хочу, чтобы наша церковь не пустовала, чтобы в ней всегда были люди. Конечно, мы уже постарели, среди нас есть и такие, кому уже за восемьдесят. Я моложе некоторых, но только Богу известно, сколько я еще проживу… Но сколько проживу, столько буду защищать свой храм! О, если бы мне было только пятьдесят…
(Интервью взяла Елена Тарасенко)
