Круглый стол, посвященной переводческой деятельности Натальи Трауберг, прошел в Библиотеке иностранной литературы
Особенности переводческой деятельности Натальи Леонидовны Трауберг, а также ее жизненное наследие обсудили 2 апреля участники встречи в Библиотеке иностранной литературы (ВГБИЛ). Накануне, 1 апреля, в седьмую годовщину ее смерти, в храме Успения Божией Матери на Вражке была отслужена панихида.
В работе круглого стола «Великие апологеты, голос черепахи и невидимая кошка: переводческое и жизненное наследие Натальи Трауберг» приняли участие переводчики, филологи, друзья Натальи Леонидовны Ирина Языкова, Екатерина Доброхотова-Майкова, Любовь Сумм, Николай Эппле, Светлана Панич, Егор Агафонов, Юрий Табак, Юрий Фрейдин. Координировала работу мероприятия дочь Натальи Леонидовны Мария Чепайтите.
А была ли Наталья Леонидовна переводчиком? Как она общалась с людьми? Как она учила переводу? Рассуждая о наследии Трауберг, участники круглого стола приходили к выводу, что ее принципы, позиция в переводческой работе неотделимы от ее жизненных установок, ее отношения к людям, ее веры.
По словам искусствоведа Ирины Языковой, у Трауберг «не было зазора» между тем, что она чувствовала в реальной жизни, и тем, что переводила и читала. «Ее работа на радио ничем не отличалась от того, как если бы мы сидели на ее кухоньке с котами и разговаривали». К обычным людям она относилась так же, как относилась к святым. И в этом тоже ее наследие, отметила Ирина Языкова. «Ее видение мира, ее ощущение мира для меня до сих недосягаемая высота. Многому у нее училась и хотела бы учиться дальше», — отметила искусствовед. Она рассказала, что Библейско-богословский институт св. ап. Андрея уже несколько лет проводит конференции, посвященные трапезе: для Натальи Леонидовны образ рая, трапезы, пира был очень важен. Она радовалась, когда в человеке проявлялось что-то райское. Даже небольшое чаепитие с ней превращалось в райскую трапезу.
По мнению Егора Агафонова, Трауберг была не столько переводчиком, сколько «писателем, который по ряду причин запретил себе писать, за исключением предисловий». «Она запретила себе выступать как автору. Самое главное для писателя – неповторимая интонация, и она всегда у нее звучала. У нее была возможность высказаться от своего сердца, и замечательные писатели предоставляли ей такую возможность», — считает Егор Агафонов. Что касается ее жизненного наследия, то Егора Агафонова всегда поражала в Трауберг «потрясающая царственность» — царственность того царя, который «полагает свою душу за своих подданных». «Меня поражала способность к царственному прощению, удивительная готовность сразу попытаться все сгладить. В ней не было повышенной самооценки», — отметил Егор Агафонов.
Мнение, что Наталья Леонидовна «писатель, а не переводчик», высказывают многие, продолжила дискуссию Екатерина Доброхотова-Майкова. И это действительно не перевод в том смысле, как принято считать. Для нее не существовало хорошего подстрочника — она сразу думала «уже на следующем уровне».
Юрий Табак отметил такие качества Натальи Леонидовны, как неординарность, сложность. «В нее были заложены разные вектора: от няни — православие, свет; от отца, образ жизни которого был ей не очень близок, — богема. Внутренние столкновения создавали яркий характер талантливого человека», — рассказал Юрий Табак. Одним из ее «культурных стержней» был Честертон.
Чем отличалась ее стратегия перевода от всех существующих хороших стратегий? – продолжила беседу Светлана Панич. «Хорошие переводы» — условно говоря, тяготеют к «хорошему буквализму». А переводы, которые делали такие авторы, как Владимир Муравьев, Наталья Трауберг, можно назвать «просвещающими, утешительными и утешающими». Второй важный момент – «тихая умиротворяющая интонация, пластичность синтаксиса». Все это можно увидеть на примере перевода Натальей Трауберг «Мерзейшей мощи» Льюиса. Но если сравнить оригинал и перевод, то это два разных текста, отметила Светлана Панич.
Мнение, что «это не совсем переводы», разделяет и Николай Эппле. Но, отметил он, если переводить «Мерзейшую мощь» буквально, то должен получиться другой текст с несколькими страницами комментариев. Перевод Натальи Трауберг можно назвать «просветительским переводом», и благодаря ей мы имеем Льюиса, который в России прочитан, в отличие от многих других стран.
Любовь Сумм отметила «дар жалости» у Натальи Леонидовны. «Она всех жалела, и еще вызывала жалость к себе. Стать тем, кого жалеют, страшно трудно», — отметила она.
Юрий Фрейдин подчеркнул, что опыт Трауберг не воспроизводим, он уникальный — «когда перевод становится художественным произведением данного автора».
Наталья Большакова напомнила слова Трауберг о том, что нужно для хорошего перевода: «Хорошо знать свой язык и на нем писать».
Участники круглого стола делились воспоминаниями о Трауберг, общении с ней, работе, ее редактировании текстов. При этом отметили, что Наталья Леонидовна не учила переводить так, как переводила сама. И наследие Трауберг – как переводческое, так и жизненное – еще требует изучения.
Елена Бажина
Источник: Благовест-инфо
