«Ибо у Него все живы». О церковной традиции поминовения усопших

admin skg Ноябрь 02, 2022

Можно было бы много говорить о том спектре чувств и душевных состояний, который вызывает у человека соприкосновение со смертью и даже мысль о ней. И в этом христиане не оказываются исключением, хотя они и знают, что смерть побеждена воскресением Иисуса. «Плáчу и рыдáю, егдá помышляю смерть и вѝжду во гробѐх лежащую по óбразу Божию создáнную нашу красоту́, безобрáзну, безслáвну, не иму́щую вида…» – такие слова мы слышим в одном из заупокойных песнопений византийской традиции.

Смерть как трагическое разделение двух составов человеческого естества – души и тела – с христианской точки зрения представляется явлением неестественным, свидетельствующим о несовершенстве мира и его поврежденном состоянии.

В падшем мире всё живое смертно и обладает врожденным страхом смерти. Люди – независимо от того, в какой религиозной среде они жили, – всегда пытались собственными силами одолевать этот страх. Пути его преодоления бывают различными. Один из них – сказать смерти (желательно «на миру́», где, как известно, «и смерть краснá»): «Я тебя не боюсь». Отсюда многие способы подшучивания над нею, вплоть до откровенного ее высмеивания или эпатирования. Наиболее явственно это проявляется в детской и молодежной культуре. У детей нередко можно наблюдать интерес к смерти, основанный на страхе и любопытстве. Наверное, многие из нынешних взрослых помнят и пионерский фольклор про красную руку или черные перчатки, и ночные хождения на кладбище… В молодежной культуре это переходит в открытый и подчас агрессивный эпатаж, который с максимальным напором раскручивается в инфернальной тематике тяжелого рока.

Интересно, что не только в жизни отдельной личности, но и в истории культуры возникают периоды, когда такое эпатирование становится одной из доминирующих тем. Не исключено, что в обоих случаях мы имеем дело с периодами бурного роста. Общество, подобно индивидууму, переживает аналогичные периоды. Суть остается той же, хотя формы «игр со смертью» меняются: у романтиков они одни, в декадентском искусстве начала XX века – другие и т.д.

Наконец, вышучивание смерти всегда так или иначе присутствует в карнавальной культуре. По мере возрастающей американизации, культура нашей молодежи пополнилась прежде не известным у нас праздником, открывающим новые возможности вышеупомянутых «игр»: это Хэллоуин – ночь с 31 октября на 1 ноября, когда по фольклорным представлениям некоторых народов Запада максимально активизируется всяческая нечисть, в том числе и «ходячие» покойники.

Но примечательно, что поверья о «ходячих» мертвецах как раз и выражают не что иное, как веру в необходимость заботы живых об умерших. Ведь согласно очень древним мифологическим представлениям многих народов «ходячими» (не обретающими покоя) становятся именно те умершие, которые не были должным образом погребены.

Среди живых существ, населяющих мир, человек – едва ли не единственный, кто не оставляет умерших сородичей, а проявляет по отношению к их мертвым телам ту заботу, которую принято называть погребальным обрядом. Именно в силу этого обстоятельства пушкинский «Утопленник» – не просто гениально срифмованная детская страшилка, как это может показаться читателю, воспитанному вне традиционного общества. В чем основной конфликт стихотворной легенды? В том, что мужик, побоявшись разбирательства, не стал должным образом хоронить обнаруженного детьми утопленника, а пустил дальше по реке. Ветхозаветный Товит, напротив, рискуя жизнью, погребает умерших соплеменников, как и в Древней Греции Антигона у Софокла, которая, не устрашившись царского запрета, хоронит брата и принимает за это смерть (для эллинов вообще земная жизнь завершалась не смертью, а погребением, поэтому ущерб недостойной кончины мог быть восполнен достойным погребением, как в «Аяксе» у того же Софокла, – или наоборот).

Во всех подобных мифах и поверьях отражается очень важное требование к человеку: требование заботы о ближнем не только при его жизни, но и после его смерти. Конечно, согласно вере христиан – в отличие от ряда языческих религий – посмертная участь не обусловлена одной лишь заботой о них живых. Дело в том, что христиане верят в любовь Божию, о которой не знают многие другие религии. Но люди призваны быть соработниками Бога и в этом.

Бог заповедал нам любить ближних, и наша любовь к ним не должна прерываться с окончанием их земной жизни, «ибо у Него все живы» (Лк 20. 28). Бренность человеческой плоти не становится препятствием тому, чтобы проявлять уважение к телу человека даже после его смерти. Христиане призваны оказывать умершим ближним подобающую любому человеку честь и должным образом хоронить их, а тем из них, кто соединен с Церковью крещением, обеспечивать подобающее христианское погребение в соответствии с церковной традицией.

Более того, они призваны постоянно помогать усопшим своей молитвой. И не только близким, но и дальним. Именно этому служат те дни церковного календаря, когда Церковь поминает всех своих чад, оставивших этот мир. В западной христианской традиции это день Поминовения всех усопших верных (2 ноября), в византийской – родительские субботы (кстати, Димитриевская родительская суббота – осеннее поминовение усопших у православных и грекокатоликов – очень близка по времени к западному дню Поминовения: в этом году она пришлась на 28 октября).

В латинской традиции Поминовение всех усопших находится в теснейшей смысловой связи с предваряющим его торжеством Всех святых, которое приходится на 1 ноября. Эти два события церковного календаря, первоначально никак в нем не связанные между собой и приходившиеся на разные периоды литургического года, в Средние века соединились по сути дела в одно празднование. В этом был очень глубокий смысл, поскольку оба они выражают разные аспекты одного важного элемента христианской веры – того, который в Апостольском символе лаконично выражен словами «общение святых».

Мы верим, что Церковь имеет три измерения, или, как называет их Катехизис Католической Церкви, три состояния: Церковь земная, еще совершающая свое странствие на земле, находится в незримом мистическом единстве и общении с теми христианами, которые завершили свое земное поприще и предстоят перед престолом Божиим (то есть с Церковью небесной), поддерживая живущих на земле христиан примером своей жизни и своими молитвами, – равно как и с теми из уже умерших, кто еще ожидает своего очищения, а потому нуждается в молитвах земной Церкви. Следует отметить, что эта неотъемлемая часть Священного Предания приобрела наиболее полное и систематическое толкование на II Ватиканском соборе, 50-летие которого недавно отметила Католическая Церковь: учению о единстве Церкви странствующей и небесной в Догматической конституции Собора о Церкви Lumen gentium посвящена отдельная глава.

Итак, теснейшее соседство в календаре торжества Всех святых и Поминовения всех усопших верных оказалось в западной традиции ярким проявлением литургического Предания, когда вера находит свое прямое выражение в Литургии Церкви.

И, заодно уж, о происхождении столь модного теперь у нас Хэллоуина. Буквально в переводе с английского его название означает «канун Святых». Первое поминовение всех усопших совершалось по традиции уже во второй половине дня Всех святых, то есть 1 ноября (не стоит поэтому удивляться, если вы видите картину какого-нибудь западного художника с названием «День Всех святых», на которой изображены люди, идущие на кладбище). Таким образом, 1 ноября оказываются как бы отпеты все умершие – даже те, кто не был должным образом погребен. Последние, как я уже говорил, как раз и считались основными нарушителями спокойствия, и в ночь накануне их запоздавшего церковного поминовения они – согласно фольклорным представлениям некоторых народов – должны почему-то с особой силой проявить свою неприкаянность.