Старые и новые аспекты вопроса о священнических призваниях

Исследование вопроса священнических призваний в Католической Церкви подразумевает тщательный анализ современного общества с точки зрения демографии, социологии и культуры. Ещё оно приводит к постановке радикальных вопросов теологического и экклезиологического толка, которые касаются того, как Церковь видит сама себя. Возможно, это потребует открыть новый метод предложения призвания в его радикальности и евангельской свежести. Возможно необходимо приложить больше усердия к продвижению призваний. Но действительно ли это проблема коммуникации? О старых и новых аспектах вопроса о призваниях в недавней публикации в журнале La Civiltà Cattolica размышляет Марк Растуа, SJ.

Ситуации, касающиеся призвания к священническому целибату (епархиальному или религиозному) очень разнообразны из-за теперь уже явного глобального и фрагментарного характера католической реальности. В Азии и Африке количество призваний медленно, но постоянно растёт, в то время как в северном полушарии и, похожим образом, в Латинской Америке их количество уменьшается. Епископы и главы религиозных орденов пишут письма, чтобы дополнительно привлечь внимание к этому вопросу[1]. Везде говорится о том, что нужно приложить больше усердия к продвижению призваний. Но действительно ли это проблема коммуникации? Мы постараемся дать некоторые составные части ответа на этот вопрос, движимые убеждением, что данная ситуация требует глубокого анализа социальной и церковной реальностей.

Мы будем искать ответ, обращая особое внимание на пример Общества Иисуса. В конце концов, возможно, оно представляет собой символичную модель, поскольку распространено почти по всему миру и является ведущим мужским католическим религиозным орденом[2]. Кроме того, это также орден, который пережил самое значительное уменьшение членов с 1965 года по сей день, поскольку количество иезуитов сократилось с 36 038 (самый высокий показатель за всю историю) до 14 893 в 2020 году. У других орденов и конгрегаций ситуация с призваниями лучше: например, босых кармелитов в 2019 году было столько же, сколько и в 1965-м, а именно 4 000. Католическая церковь в своей повседневной жизни значительно зависит от своих посвящённых слуг и от монахов и монахинь, которые за последние века внесли такой большой вклад в развитие миссий и католических дел в мире. Как можно объяснить спад призваний хотя бы в странах с древней католической традицией? Видимо, надо принимать во внимание несколько факторов, как экклезиологических, так и социологических.

Демографический фактор: семьи, у которых меньше двух детей

Человечество вошло в беспрецедентную демографическую ситуацию: во многих странах мира коэффициент рождаемости ниже двух (порога, который гарантирует обновление поколений), а процент пожилых достиг опять же беспрецедентных в истории человеческого рода значений. Надо ли принимать этот факт во внимание? Мы думаем, что да, поскольку многодетные семьи всегда были важной плодородной почвой для призваний в течение всей истории. Во время нашего путешествия в Индию в 2016 году мы видели, что иезуиты 60-65 лет чаще всего происходили из семей, в которых было 5-7 детей, многие из них потом посвятили жизнь Богу. Братья, которым было около 30 лет, чаще были из семей с тремя детьми, в то время как у их братьев и сестёр обычно было по одному ребёнку. Говоря математическим языком, даже в такой стране как Индия, где призвание к священству распространено и ценится обществом, количество посвящённых людей может стремиться только к уменьшению.

Таким же образом, малочисленные призвания в Европе происходят в большинстве случаев из многодетный семей. В случае иезуитской провинции франкоязычной Западной Европы, среднее количество детей около четырёх, то есть больше чем в два раза, по сравнению со средним значением по стране[3]. Кстати, это одна из причин надежды на призвания во Франции и в других странах (США, Испания и т.д.): в католических семьях количество детей больше среднего. Их незначительное количество не помешает уменьшению общего населения этих стран в ближайшие десятилетия, но это даёт надежду, что будут призвания, обусловленные присутствием молодых людей в практикующих общинах. Чем больше растёт глобальный экологический кризис, тем большее людей предпочтет не иметь детей и тем решительнее становится вера христиан в принятие жизни. Но несмотря на уместность учитывать мировую демографическую ситуацию, мы ещё не дошли до сути вопроса. Другие элементы – теологические и культурные – играют как минимум такую же важную роль.

Теологический контекст после Второго Ватиканского собора: ослабленный образ священника

Посттридентская Католическая Церковь опиралась на священническое служение, которому отводилась большая роль. Эта крайняя клерикализация привела к стремлению Второго Ватиканского собора подчеркнуть крещение, общее священство всех крещёных. Справедливо заметить, что Собор пересмотрел роль епископа и мирян, но размышление насчёт священнического служения осталось в первоначальном состоянии. После Второго Ватиканского собора последовал глубокий кризис, когда многие духовные лица отказались от служения в условиях критического культурного и социального отношения к традиции. Все окончательные обязательства – и брак, и посвящённый целибат – снова стали предметом оживлённых дискуссий. Мы ещё вернёмся к этому пункту. Суть в том, что призвания в традиционных католических странах Европы и Северной Америки стали редки, в то время как в Азии и Африке количество призваний росло. В этих регионах традиционная священническая модель всё ещё имела большое значение.

Таким образом, новая модель женатого диакона, предложенная Вторым Ватиканским собором, на деле была задействована только в тех странах, где количество призваний уменьшалось[4]. Выбор целибата ради Царства Божьего на Западе становился всё более контркультурным, в то время как вопрос о его важности захватывал большую часть католического мира. Надо было снова вынести на обсуждение священнический целибат? Надо было поставить женатых наравне с холостыми? Может быть, было необходимо пересмотреть тридентскую модель больших семинарий, оторванных от мира? Кардинал Жан-Мари Люстижер[5] пришёл к заключению, что надо было формировать семинаристов в маленьких общинах, тесно связанных с приходами: эта модель была реализована в семинарии Парижа начиная с 1985 года. Кроме того, он размышлял о необходимости проживания священников, в том числе епархиальных, в малых общинах, в случае если действительно хотелось сохранить правило священнического целибата. Он рассказал об этом на Синоде о формации священников, созванном папой Иоанном Павлом II в 1990 году. В том же году он создал La Fraternité Missionnaire des Prêtres pour la Ville, чтобы дать епархиальным священникам возможность служить в «команде» в более бедных епархиях: в конечном счёте, это была местная миссионерская общинная версия, интуитивно следовавшая энциклике Fidei donum отца Пия XII (1957).

Несомненно, вопрос об идентичности священника стал реальным вопросом Церкви после Второго Ватиканского собора. Как следствие, сегодня призвания на Западе многочисленны в семьях и окружении, которые теологически близки к видению священства до Второго Ватиканского собора и которые сохранили возвышенное понятие о священнике. Во Франции значительное число семинаристов выходит из групп, которые связаны с практикой тридентской мессы или которые явно подчёркивают традиционный образ священника. Есть своеобразный «эффект ножниц»: если практикующие верующие из более либерального окружения менее склонны поощрять призвание своих детей к священству, то более традиционные общины дают всё большее количество призваний.

Тот факт, что в некоторых католических кругах склонны рукополагать женатых мужчин или женщин – что, естественно, станет основой для больших антропологических и теологических изменений – ещё больше ослабляет тех молодых католиков, которых могла бы увлечь священническая миссионерская жизнь, но которые не думают отказаться ради этого от своей сексуальной жизни. Как выбрать настолько сложный и, более того, спорный стиль жизни? Одним словом, определённый теологический и экклезиологический кризис роли священника наносит ущерб призваниям в тех кругах, которые наиболее приняли реформы Второго Ватиканского собора, в то время как сильное утверждение основополагающего значения священника в традиционалистских кругах вдохновляет призвания внутри их, с риском увековечить те формы священства, которые стремятся обличить, особенно из-за кризиса, связанного с сексуальными домогательствами. Действительно, сложно говорить о призваниях, не говоря о кризисе, вызванном этими домогательствами, которые вот уже более 30 лет находятся на первом плане в дебатах и СМИ, когда речь идёт о священниках.

Клерикализм и насилие

В самом деле, последние исследования вопроса о сексуальных домогательствах явно указывают на то, что они часто исходят из церковной культуры, где у священника главенствующая роль, где он охарактеризован как человек с неоспоримым авторитетом. Связывая это с демографическим вопросом, можем заметить, что многие случаи домогательств 60-х и 70-х годов касались многочисленных призваний ребят, которые ещё в юном возрасте поступили в малые семинарии или вошли молодыми в высшие семинарии – у них почти не было постоянных контактов с противоположным полом. Образ священника окружала сакральность. При изучении печально известных случаев домогательств, таких как дело братьев Марии-Доминика и Томаса Филиппа или Марсиала Марсела, было подтверждено, что фигура священника в тех обстоятельствах признавалась святой и что они пользовались этим при домогательствах.

Как предложить фигуру священника в более евангельском и менее клерикальном свете? Как говорить сегодня с молодыми католиками о призвании и о его красоте после стольких чрезмерных идеализаций и злоупотреблений положением? Многие юноши на Западе могут справедливо спросить: будут ли им оказаны хорошая человеческая и духовная поддержка, чтобы быть настойчивыми в своём выборе? И здесь в игру вступает ещё один фактор, который редко упоминается в документах о призвании: вопрос настойчивости.

Действительно, можно подумать, что после церковного кризиса 1968-78 гг., когда ушли тысячи священников и монахов, пристальное внимание к сопровождению призваний, обобщение более поздних призваний и большая персонализация путей формации привела бы к меньшему количеству уходов. Однако непреложным фактом является то, что уходы продолжаются – в сдержанном темпе. И речь не о той или иной епархии, или о религиозном ордене – это происходит везде. Если принять во внимание случай Общества Иисуса, то подтверждено, что с 2011 по 2020 гг. зарегистрировано в среднем 270 уходов в год. Сравнивая эти цифры с количеством вступлений (в среднем 400 за тот же период времени), можно увидеть процент потерь. Возможно, это происходит потому, что к формации относятся небрежно, или из-за плохого управления и малого присутствия духовного сопровождения? Так нельзя утверждать, поскольку на это предмет особой заботы глав и ответственных за формацию. И тем не менее всем конгрегациям и епархиям знакомы многочисленные уходы. Имеют значение некоторые культурные факторы, усложняющие вопрос настойчивости.

Современные молодые люди, как и их женатые братья и замужние сёстры, не чувствуют сильную связь с обещаниями, данными перед Богом. Они легче принимают повторное обсуждение данных обещаний. А взгляд остающихся обычно доброжелателен. Им желают хорошего пути на «новой стезе» и делают это абсолютно естественно. Да, можно подумать, что, в отличие от брака, никто не «ранен». Но считать так было бы ошибкой, потому что уходы ударяют по всему телу Церкви. И почему считается нормальным, что так много молодых людей, которых долго сопровождали, так много молодых священников, которые могли пройти различные духовные упражнения касательно своего призвания, уходят от своих обязательств? Обязательств по отношению к Богу, внимательно изученных и добровольно принятых? Не похоже, что многие делают это потому, что они поражены глубокой депрессией или осознанием ужасной ошибки, которую они допустили в изначальном суждении. Нет, они говорят, что пора перевернуть страницу, что они хорошо изучили ситуацию и что у них больше нет стимула продолжать[6], что обязательство целибата слишком сурово для них и что для них открываются более манящие новые перспективы.

Это явление наблюдается и в расставаниях женатых пар, причинами которых теперь являются не столько чувство глубокой вины или сильные психологические страдания, ведущие к разрыву связи, а желание начать новую главу, определённая скука, экзистенциальное неудовлетворение, в котором поиск личной реализации занимает самое важное место. Речь идёт не об осуждении индивидуалистического поведения, а о признании того, что общий дух общества в целом не способствует верности в значении умения противостоять трудностям и переживать фрустрацию и разочарование.

Культурный контекст

Каждое размышление о призвании, как и о подготовке к браку, должно учитывать новую реальность молодых взрослых, прежде всего на Западе, но не только: из-за глобализации привычек и традиций новая реальность встречается и в других частях света. Американский психолог Джеффри Арнетт 25 лет размышляет о молодых людях от 18 до 28 лет[7]. Они уже не подростки, но и не взрослые.

Концепция молодых взрослых кажется очень привлекательной для понимания реальности новых поколений[8]. Арнетт занимается этими молодыми людьми, которые продолжают учёбу или ещё живут с родителями, у них трудности с нахождением жилья и работы или они не собираются сильно напрягаться с жизненным выбором до 30 лет. Почему стало так сложно – и так долго – стать взрослым? Психолог объясняет, что часто эти молодые люди не уверены в своей идентичности и потому достаточно нарциссичны (это не обязательно суждение о моральных качествах), достаточно нестабильны и не чувствуют себя соответствующими требованиям «мира взрослых». Вследствие этого они умножают варианты, опыты и как можно дальше откладывают момент окончательного обязательства, которое воспринимается как что-то сложное и недоступное.

Действительно, фактически больше нет ни сильных ритуалов входа во взрослую жизнь, ни обязательной воинской повинности (для мужчин). В экономике, со всё больше развивающейся сферой услуг, учёба становится дольше, а генерализация университетского образования приводит к инфляции дипломов. Это особенно актуально для высших слоёв общества. Выбрать священническую жизнь после долгой учёбы и после опыта различных отношений становится всё сложнее. Естественно, это не невозможно и, на самом деле, количество поздних призваний в странах первого мира увеличилось. Но их скромное количество не позволяет епархиям и конгрегациям выполнять свои обязанности. Кроме того, на самом деле система формации не была рассчитана на людей, которые вступают на этот путь между 30 и 40 годами.

«Слон в посудной лавке»: табу отречения

Удивительно, что лишь немногие обсуждения или документы о вопросе призвания упоминают роль сексуальности. Часто в Католической церкви (но не только в ней) вопрос воздержания ради Царства Божьего, называемый «обетом целомудрия», является деликатной темой для посвящённых людей. Несмотря на это, он должен быть ясно изучен без идеологических предпосылок.

Вся эволюция западной культуры, начиная с 1968 года, ставила вопрос о сексуальной удовлетворённости – включая возможность выбрать или принять свою гендерную идентичность – в центр идентичности и личностной борьбы. Сегодня выбор аскетичной, мистической жизни, основанной на воздержании, как никогда является контркультурным выбором (за исключением обществ традиционного уклада, считающих своей гордостью поддержание старинных идей о девственности до брака и превозношение посвящённой жизни). Чем больше общество во всей его полноте ставит сексуальную удовлетворённость в центр своих ценностей, тем больше духовный поиск ценит личную мистику, медитативные практики, стремящиеся сопровождать индивидуума в поиске его личного благосостояния, тем сложнее становится добровольный и мирный выбор обета целомудрия.

Призвание часто преподносят как позитивный выбор, великодушие ради Христа и Божьего Царства. Всплывают образы молодых людей, которые сопровождают беженцев, или беспризорных детей, или группы людей, взбирающихся на горы или практикующих спорт. Всё это хорошо, но невозможно отрицать измерение самоотречения, которое приносит посвящённая жизнь. Испанский теолог Габино Урибарри мастерски описал это в очень концентрированном тексте «Целибат Господа Иисуса и призвание»[9]. Он замечает, что очень редко проповедники и учителя связывают чудотворные и общественные дела Иисуса с его служением Царству Божьему и с его обязательством целибата ради Царства Божьего. Урибарри приходит к следующему утверждению: «Если мы будем придерживаться того стиля проживания веры во Христе, который виден в делах многих христиан, то может сложиться впечатление, что их видение Христа несильно бы изменилось, если бы он не был холост. Более того, я бы даже включил в эту христианскую группу определённое количество монахов, монахинь и священников». Урибарри называет вещи своими именами: «Целибат – это один из самых явных знаков монашеской жизни. Он идёт вразрез с культурой и природой».

Испанский теолог пытается вернуть важность провокационному выражению, которое Иисус использовал, чтобы сказать об этом эсхатологическом выборе ради Царства Божьего: «евнухи ради Царства Божьего». В древнем мире евнухов презирали, они с грехом пополам заслуживали право называться мужчинами. Принять такое определение в отношении самого себя – это невероятное заявление со стороны Иисуса. «Иисус-евнух представляется кем-то, кто возмутительно плывёт против течения культурного и религиозного контекста того времени. Кроме того, целибат Иисуса не был чем-то второстепенным в свете его веры, с оттенком забавной истории или исторической справки. Наоборот: мы находимся перед одним из самых зрелых выборов, одним из самых решающих, ясных, провокационных и инновационных выборов Иисуса. Для Него в истоке выбора целибата должно было быть то, суть чего Ему открылась: чувство Царства Божьего и Его чувство Бога. Целибат Иисуса происходит из центра Его жизни и Его послания».

Потребность в Царстве Божьем и мистический выбор

Нельзя отделять возвещение Царства Божьего от этого экзистенциального выбора Иисуса. Сёрен Кьеркегор ясно понял, что Церковь Христова не была бы собой, если бы она не привнесла возможность посвящённого целибата[10]. Другими словами, как в прошлом, так и в настоящем, единственное, что может сподвигнуть верующего сделать этот выбор – это желание разделить это жгущее чувство апостольской потребности, сделать внутренние переживания Иисуса своими, принять смерть и смерть на кресте, личное и общественное унижение, отсутствие нежности, проявляемой в сексуальности, и отсутствие потомства. Этот выбор может быть сделан только на основе внутреннего опыта мистической природы, аналогичной опыту самого Христа. В этом смысле у пастырства призваний может быть только одна цель: позволить молодому человеку прожить личный духовный опыт со Христом[11], опыт настолько сильный, что все остальные реальности поблекнут на его фоне.

Это Царство Божье, стоящее на первом месте, это Бог в своём величии и в Его несравненном существовании, являющийся Абсолютом. Урибарри пишет: «Иисус не объясняет свой целибат с функциональной точки зрения возвещения Царства Божьего. Он холост не потому, что в этом статусе у него больше свободы, чтобы передвигаться с места на место или посвятить себя молитве: он выбрал целибат, потому что пришло время, он выбрал целибат из-за эсхатологического характера его возвещения Царства Божьего, а не из-за необходимости посвятить себя конкретным образом этому возвещению. Так я понимаю слова Матфея: и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного (Mф. 19, 12), чтобы выразить в своей жизни и плоти присутствие среди нас Царства Божьего, самой главной, важной и определяющей реальности, которая делает всё остальное относительным».

Возможно, призвания возникнут естественным образом в семьях и верующих общинах, которые делают контркультурный выбор и в которых вера и служение Богу являются основной ценностью. Таким образом в глобальном социокультурном контексте, очень остро реагирующем на любые религиозные утверждения (во всяком случае, в Европе[12]), будут стараться избегать логики неоортодоксального или традиционного склада, в которой отдаление от мира становится ценностью в себе. Вот сегодняшний вызов для Церкви: чтобы выбор целибата не происходил из-за социологических аспектов некоторых обществ или чтобы контркультура продолжала жить. Целибат должны выбирать из-за острого ощущения Божьего Царства, из-за веры, рождённой и питаемой сильными внутренними переживаниями, похожими на те, которые стараются вызвать у человека духовные упражнения. В конце концов, и для Иисуса, и для нас речь идёт о духовном, мистическом аспекте: «Иисус был очарован Богом, который наполнил его жизнь и душу, поглотил его полностью и завоевал его сердце, сделал так, что Иисус был действительно неспособен совместить данную Богом миссию, его нежное и тёплое отношение с другими измерениями жизни. Бог завладел всей его сущностью, его стремлениями, и на этом Иисус сосредоточил свою любовь, чтобы открыться любому человеку».

Вопрос священнических призваний – это не только вопрос передачи или средств. Эта проблема ставит перед Католической Церковью животрепещущий вопрос о её институциональной и повседневной эффективности. Церковь хочет сохранить священника в качестве краеугольного камня своей системы служения, устранив при этом риск клерикализма и злоупотребления властью? Как можно продолжать предлагать путь формации и на Западе, где призвания стали редки, сильно отличаются от тех, что были полвека назад, и в то же время более старинные и традиционные, и в странах с ещё молодым населением и пока ещё классическим восприятием священника? Какое место будет отведено монахиням, чья численность также сильно уменьшается и которые задаются вопросом о роли женщин в жизни Церкви? Здесь стоит отметить отсутствие богословского размышления относительно монахинь[13].

Уже во времена Иисуса выбор целибата ради Царства Божьего был отнюдь не лёгким. Реакция апостолов на то, как говорил Иисус, очень показательна. И хотя мы точно знаем, что многие из первых апостолов были холосты и странствовали, также известно, что многие главы общин были женаты, это подтверждено пастырскими посланиями. И в течение дальнейшей истории Церкви учение о целибате никогда не было изложено явно и полно. В каком-то смысле, наверное, в XIX и XX веках, когда наблюдался демографический рост и распространение священства, большинство священников избирали целибат и жили так. Но это время прошло.

Заключение

Экклезиологический, теологический, демографический и социологический контексты, благодаря которым большое количество людей, посвящающих себя Богу, выбирали целибат, за последние несколько десятилетий претерпели изменения и больше не будут прежними. Любое реальное обсуждение призваний должно иметь это в виду. Как можно продолжать выбирать священническую жизнь, несмотря на то что она становится более требовательной и в общественном, и в церковном плане? В конце концов, речь идёт о мистическом, радикальном, контркультурном выборе, который может быть сделан только в личной молитве, в личных отношениях с Богом. Вот почему всё, что способствует молитвенной близости молодого человека со Христом, поможет сделать этот жертвенный выбор возможным и желанным. Вопрос формации молодых католиков от подросткового возраста до «взрослой молодёжи» становится ключевым моментом для обретения равновесия. Какая формация поспособствуют эмоциональной и психологической зрелости, благодаря которой молодые люди будут спокойны в окончательном выборе жизненного пути[14]?

Как видите, вопрос священнического призвания неотделим от вопроса брака, и оба связаны с проблемой формации и этики добродетелей в обществе, в котором выбор, требуемый Царством Божием, стал как никогда контркультурным. Как может стареющее общество, ценности которого заключаются в индивидуальной реализации и потребительстве, где молодые люди трудятся, чтобы найти собственную идентичность, воспитать молодых, способных полностью отдать себя? И главное: как препятствовать тому, чтобы реакционный возврат к старой тридентской модели не стал единственным решением из-за сокращения количества верующих католиков до маленьких ревностных и неоортодоксальных общин?

Решение проблемы священнических призваний в Католической Церкви подразумевает тщательный анализ современного общества с демографической, социологической и культурной точек зрения. Оно также заставляет поднять радикальные вопросы богословского и экклезиологического характера, касающиеся самовосприятия Церкви. Возможно, это подтолкнёт к открытию нового способа предлагать призвание в его радикальности и евангельской свежести. Возможно, мы ещё не закончили прописывать Второй Ватиканский собор в «плоти» Церкви.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Так, 12 апреля 2021 года Генерал Общества Иисуса о. Артуро Соса написал послание на эту тему.

[2] В краткосрочной перспективе, если продолжить кривые графика, салезианцы (14 476 в 2020 году) через два или три года должны стать самой многочисленной католической конгрегацией.

[3] Параллельно растёт количество призваний обращённых или из малопрактикующих семей.

[4] В некоторых регионах Латинской Америки женатый диаконат появился как возможный ответ на потребности евангелизации коренного населения. Но в этом случае речь идёт не об уменьшении призваний, а скорее об отсутствии призваний к священству.

[5] Он был архиепископом Парижа с 1981 по 2005 год.

[6] Отмечается, что молодые священники, редкие и часто слишком загруженные, подвержены выгоранию. См. Дж. Рондзони (ред.) «Гореть и не потухать. Исследование выгорания у епархиальных священников», Падуя, messaggero. 2008 P. IDE, «Выгорание: болезнь дара», Париж, Quasar, 2015.

[7] См. Ж. Ж. Арнетт «Emerging adulthood: A theory of development from the late teens through the twenties», in American Psychologist 55 (2000) 469–480; ID., Adolescence and Emerging Adulthood: A Cultural Approach, Boston, Prentice Hall, 2010.

[8] Интересно, что французский термин adulescents был придуман, чтобы как можно резче описать эту возрастную категорию. Итальянский аналог “adulescenti” нам кажется малоиспользуемым. См. М. Амманити «Подростки вне времени». Милан, Рафаэлло Кортина, 2018.

[9] См. Г. Урибарри Бильбао «Целибат Иисуса и призвания» в Promotio Justitiae 59 (1995) 25-27. Все последующие цитаты взяты из этого текста.

[10] Следует отметить разницу между религиозным посвящением и пресвитерским священством. Целибат присущ монашеской жизни, но в случае с пресвитерским священством природа отношений другая. В последнем случае это не столько необходимость, сколько глубокая богословская целесообразность.

[11] Всегда изумительно отмечать, что зачастую молодые люди, которые размышляют о священстве (или о религиозной жизни), думали о призвании или испытали личный опыт общения с Богом, когда были маленькими.

[12] Но рост в США за последние десятилетия сильно возрос, процентное соотношение неверующих (Nones) среди населения увеличилось с 15% до 26%.

[13] Это отметила одна сестра, прочитавшая данные строки. Вопрос женских религиозных призваний требует отдельной статьи.

[14] В такой стране как Франция большое количество призваний, идущих из скаутов, наводит на мысль, что движение скаутов – хорошая школа отречения и обучения жизни для служения другим.

Марк Растуа, SJ

Источник: La Civiltà Cattolica