«Самое пасхальное песнопение» (праздничное эссе Петра Сахарова)

«Самое пасхальное песнопение» (праздничное эссе Петра Сахарова)

Про пасхальную музыку и предрассветную созерцательность размышляет известный российский учёный-востоковед, литургист и христианский публицист Пётр Дмитриевич Сахаров. 


Однажды я задал себе вопрос: а какое из пасхальных песнопений я ощущаю как наиболее пасхальное? Притом имелась в виду именно ( в сочетании с текстом, конечно, но никак не сам по себе голый текст).

Если выбирать в пределах традиционных распевов, то в русской православной это Стихиры Пасхи (« священная нам днесь показася») самого привычного обиходного распева, а в западной — секвенция Victimae pasсhali laudes.

А из авторских произведений?

Среди сочинений западных композиторов я такого не сумел назвать. Среди известных мне классических, предназначенных для богослужения, я такого просто не нахожу. Есть, правда, одно современное, но о нем как-нибудь отдельно, в другой раз. А вот среди творений русских православных композиторов я такое сумел назвать почти сразу. Это Часы Пасхи Павла Григорьевича Чеснокова (без номера опуса, впервые опубликовано в 1917 г.; ноты в pdf).

К сожалению, как непосредственно на богослужениях, так и в концертах, исполняется оно довольно редко. Записи его крайне немногочисленны (по крайней мере, в полном объеме: чуть чаще записывались отдельные фрагменты). Мне удалось обнаружить в сети только две, иными я не располагаю и выкладываю здесь обе.

Первая — в исполнении знаменитого в свое время хора московского храма в честь иконы «Всех скорбящих радосте» на Ордынке под управлением прославленного московского регента Николая Васильевича Матвеева (переписано с виниловой пластинки, выпущенной небольшим тиражом еще в советские годы).

Вторая — в исполнении хора церкви Рождества Пресвятой Богодицы в подмосковном селе Тарычёво под управлением регента Людмилы Аршавской (с компакт-диска, выпущенного в 2001 г.).

Оба исполнения имеют свои достоинства и свои недостатки ( к тому же каждая из предлагаемых записей имеет свои технические несовершенства). В первом исполнении насыщенное звучание большого хора, второе более камерное, да и акустика помещения, где оно записывалось, явно проигрывает. И всё же, если взвесить все плюсы и минусы, я, наверное, отдал бы в конечном счете предпочтение второму. Но могут быть и другие мнения.

Как я уже сказал, исполняются Часы Пасхи Чеснокова крайне редко. Я не припоминаю, слышал ли я их хоть раз целиком в положенном им месте богослужения непосредственно в Пасхальную Ночь. Скорей всего нет. Изредка доводилось услышать их в тех храмах, где были мощные правые хоры, на каких-то других службах Светлой Седмицы; иногда также в качестве концерта на службах Светлой Седмицы, а также пасхальных воскресений или отдания Пасхи. Кроме того, кое-где иногда пели отдельно 3-ю их часть («Предварившия утро»), — если не изменяет мне память, в бытность Виктора Степановича Комарова регентом правого хора Елоховского собора ее там пели в воскресенья пасхального периода после Малого входа, — и еще реже 2-ю («Воскресение Христово видевше»).

Тем не менее, Часы Пасхи Чеснокова больше всего подходят, как мне кажется, именно для Пасхальной Ночи. Более того, НЕ для сАмого ее пика. У них ведь какое-то ощутимо предрассветное звучание — в некотором роде согласующееся с первыми словами наиболее известного и бесспорно самого изящного из их песнопений: Предварившия утро. Но эта предутренняя окрашенность, эта созерцательность, в которой ликование присутствует, но имеет тихий, я бы сказал, приглушенный характер, свойственна всему циклу, даже тем частям, для текстов которых обычно изыскиваются совсем иные формы музыкального выражения. Поэтому и наиболее уместным их звучание представлялось бы именно в том месте, для которого они и предназначены в первую очередь: на Часах между Пасхальной Заутреней и Божественной Литургией.

В богослужении Пасхальной Ночи различные его этапы очень разнятся по уровню своей динамичности, своей, если угодно, насыщенности. Сперва — во время Полунощницы — радостное уже ожидание в полумраке храма — тихое, и при этом немного суетливое, хотя эта суетливость какая-то живая, естественная, не рассеивающая внимания, направленного даже у тех, кто пытается вникать в глубину слов канона Великой Субботы, на приближение той минуты, с которой начнется собственно Светлое Христово Воскресение; затем — «веселыми ногами», но неспешно и все в том же полумраке — крестный ход; и вот пошла Утреня — и тут насыщенность становится максимальной, с действительно уникальной для православного богослужения подвижностью, особенным темпом и ритмом (даже если канон не распевом «барыня» поется), с обилием света и цвета, с повторяющимся пасхальным приветствием и ответом на него собрания, и т.д. — вплоть до стихир и Огласительного слова. Но дальше служба вступает в другую фазу. Если прежде всё в корне отличалось от любых других — пусть и самых праздничных — богослужений церковного года, то дальше идет более или менее обычное окончание Утрени. Усталость, которая прежде находилась под анестезией этой литургической уникальности, — под действием всей ее силы и всего того душевного подъема, который испытывают люди, встречая Пасху, — теперь начинает мало-помалу давать себя знать, хотя и приглушенно… Дальше — Часы, которые под действием этой усталости зачастую остаются просто незамеченными: так, всего лишь переход от Утрени к Божественной Литургии, которая — особенно в первой части — будет иметь тоже некоторые яркие отличия, напоминающие о сегодняшнем Торжестве торжеств, но которая в основном будет развиваться точно так же, как Литургия любого другого дня, — и теперь уже (в идеале) внимание того, кто не совсем засыпает, будет устремлено к реальной Встрече с Воскресшим, в эту ночь воспринимаемую по-особенному даже теми, кто причащается очень часто.

Кстати, у нас, католиков римского обряда, — при всех собственных отличиях нашего богослужения Пасхальной Ночи — общая динамика его восприятия в общем-то та же: такое же суетливо-радостное ожидание Освящения огня и пасхальной свечи, при свете которой будет пропето Провозглашение Пасхи; череда библейских чтений проходит в радостном ожидании Аллилуйи, не звучавшей с начала Великого Поста, и Евангелия о Воскресении; затем новая серия необычных моментов — Водоосвящение, Крещение катехуменов и Обновление крещальных обетов всеми верными, с последующим окроплением освященной водой; и после этого — обычный ход Мессы, когда спадает предшествовавшая тому насыщенность.

Но вернусь к Часам в составе богослужения Пасхальной Ночи в русско-византийской традиции. Они ведь (и это будет во все дни Свелой Седмицы) по-своему уникальны: в отличие от всех других малых часов литургического года они не читаются, а поются. По тексту они намного короче любых других малых часов, потому что в них нет псалмов, а есть только тропари (в широком значении этого слова) — короткие, но очень содержательные. Обычно Часы в Пасхальную Ночь воспринимаются как своего рода передышка перед Божественной Литургией. Если службу поют два хора, то это время передышки для правого, а левый пусть пока пашет. Левый поет Часы простеньким распевом на глас, довольно поспешно. Если хор только один, он тем более предпочитает пропеть их быстро и без изысков (впрочем, мне доводилось слышать, что на ночной службе композиторские Часы Пасхи пел правый хор: в таких случаях выбор регента останавливался на Часах П.Г.Григорьева, очень веселых и подвижных). Я прекрасно понимаю, что едва ли регенту и певчим захочется утруждать себя в этот промежуток ночной службы пением Часов Пасхи Чеснокова, но это творение, со всей его созерцательностью, ей Богу, стоит того, чтобы прозвучать именно в это время — в момент этого приглушенного уже ликования, в предрассветном ожидании Встречи с Воскресшим. Именно здесь созерцательный характер звучания пасхальных песнопений представляется наиболее естественным.

И вправду: с одной стороны, Светлое Христово Воскресение, казалось бы, отодвигает созерцательность на задний план. Оно — сплошное действие, движение. К тому же еще и поспешное действие и движение. Возьмите первые зачала о Воскресении во всех Евангелиях (кроме почему-то Луки). Там всё действие развивается с подчеркнутой поспешностью, там не идут, а бегут. Пасхальная гимнография сплошь и рядом подчеркивает то же: «Тецыте (т.е. ‘бегите’ — греч. δράμετεи миру проповедите»; и т.п.

(Церковнославянский текст Часов Пасхи с параллельным русским переводом о. Амвросия (Тимрота) можно найти здесь).

С другой стороны, само соприкосновение с глубиной тайны заставляет остановиться и созерцать. Не случайно в пасхальной гимнографии тексты с «динамичным» содержанием соседствуют с глубоко созерцательными. В Часы Пасхи введен известный тропарь Ἐν τάφῳ σωματικῶς («Во гробе плотски») — поэтический текст, представляющий собой один из ярчайших образцов христианских «коанов». Здесь и динамика, и изумленное созерцание одновременно.

(Хочу в этой связи обратить внимание на правильность перевода о. Амвросием последней строки как «всё наполняя, беспредельный». А то церк.-слав. «вся исполняяй, неописанный» многие понимают как «всё исполняющий (якобы имеется в виду домостроительство спасения), неописуемый». Конечно, ничего гетеродоксального в таком утверждении не будет, но византийский автор имел в виду другое, написав «πάντα πληρῶν ὁ ἀπερίγραπτος»: Христос наполняет Собою всё, и ничто не способно Его ограничить.)

На мой взгляд, у Чеснокова именно «Во гробе плотски» является наибольшей удачей в Часах Пасхи, — во всей простоте музыкального решения. Наряду, конечно, с «Предварившия утро», где отдельные «оперные» эффекты не создают впечатления вычурности, но написаны с большим тактом и остаются вполне литургичными.

(Между прочим, только сегодня понял, что напоминает концовка «Предварившия утро» (после возвращения в E-dur): концовку одного очень известного — совершенно светского — фрагмента у Римского-Корсакова. Не вспомнили какого? Не исключаю, что Чесноков сделал это совершенно неосознанно. Но при всем различии сюжетов есть одно сходство: антураж. Поняли какой?)

В общем же Павел Григорьевич Чесноков сумел гениально распространить созерцательность на весь корпус Пасхальных Часов. И лучшее место для их исполнения — именно перед Божественной Литургией дней Светлой Седмицы, а особенно — в Святую Ночь.

Кстати уж, в Victimae paschali laudes григорианская мелодия I гласа тоже совершенно созерцательного свойства.

Вот какие пасхальные для меня самые пасхальные.

А какие для вас?


22 апреля 2009 г.

Источник: Osculetur me

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна