«Рассказ паломника о своей жизни» – руководство для всех, кто в пути. Личное прочтение автобиографии св. Игнатия Лойолы
В этот юбилейный игнатианский год портал российского региона Общества Иисуса jesuit.ru опубликовал эссе Юлии Виноградовой, католички из Санкт-Петербурга, в котором она делится своим восприятием «Рассказа паломника о своей жизни» – автобиографии св. Игнатия Лойолы.
В свою очередь, мы также надеемся, что этот материал возбудит у кого-то из читателей желание перечитать удивительное свидетельство святого основателя Общества Ииуса как руководство для всех, кто в пути.
«Душа насыщается и удовлетворяется не многим знанием, а ощущением и вкушением вещей изнутри.»
Святой Игнатий Лойола
Кто такой святой Игнатий Лойола? Первый и самый знаменитый иезуит, основатель Общества Иисуса, человек, повлиявший на историю и развитие Католической Церкви, сам ставший историей и неотъемлемой частью Церкви, бывший военный, обратившийся грешник, выдающаяся личность, почитаемый святой… Ему пытаются подражать… У него есть чему поучиться… Стоит ли с него брать пример? В чем суть его духовности? Как он таким стал? Как научиться быть таким? Как пришел к этому? С чего начинал? Кто он: этот аскетично одетый, скромный, но обстоятельный гениальный автор одного из самых выдающихся творений религиозной литературы с лаконичным названием «Духовные упражнения»? Кто же он такой? Как узнать подробно и достоверно обстоятельства его жизни? А что если он сам нам о себе расскажет…
Кто же любит читать чужие автобиографии? Обычно аудитория таких читателей не столь обширна и велика, даже если речь идёт о выдающейся личности, даже если и о святом… У людей 21 века на это попросту нет времени, времена замков и феодалов прошли, каждый занят сугубо своим делом, многое устарело, что-то безвозвратно ушло, что-то просто умерло… Но Духовная Жизнь жива… Она есть… У каждого она своя…Люди не любят о ней рассказывать… Бывает: дают свидетельства… Такое точно не публикуют… Это очень личное… Этим можно сильно помочь другим… Это лечит… Даже исцелить может… Помогает начать двигаться дальше, выйти из тупика, учит задавать «правильные» вопросы. Иногда даёт ответы. Это и есть ответ…
Святой Игнатий знал всё это, проницательно предчувствовал, прекрасно сознавал, не отрицал жесткой правды, много повидал, немало и предвидел, но созерцал ещё больше, не отрывая взгляд от Живого Христа…
Чему он может нас научить? Чем может нам помочь? Много ли среди наших близких авторитетных людей, внимательных и искренних? Игнатий Лойола такой… Ведь речь идёт не о биографическом очерке, полупритче с оттенком личного, а о том, «чтобы рассказать, что произошло в его душе вплоть до нынешнего дня». То есть святой Игнатий собирается рассказать историю взросления своей души с самого начала, начиная с медленно поправляющегося Иньиго, лежащего в родовом замке, не теряя из вида одновременно и деятельного, и задумчивого паломника, ожидающего отправления корабля из Барселоны. Он расскажет нам всё: что увидел, что понял, что пережил, что прочувствовал, приглашая и нас отправиться на поиски того самого духовного пути, суть которого распознавания воли Бога… «Рассказ паломника о своей жизни» – это завещание и наследство, настоящее сокровище, потому что это не красивая легенда и не хорошо написанная история с перечислением документальных фактов, а подлинная встреча с живой душой…
«И другие отцы, и я сам – (не раз) мы слышали, как отец наш Игнатий говорил о своём желании снискать от Бога три благодеяния прежде, нежели умрёт: во-первых, чтобы Общество было утверждено Апостольским Престолом; во-вторых, чтобы то же произошло и с Духовными упражнениями; в-третьих, чтобы ему удалось написать Конституции».
Каким был человек, который мог такое желать? О святом Игнатии многие пытались писать, углубляясь и не углубляясь в историческое наследие, но, наверно, все-таки лучше дать слово ему самому… Что он и делает с помощью отца Надаля и отца Луиса Гонсалеса да Камара, начиная «надиктовывать» последнему свою жизнь…
Книга начинается уже неожиданно: в самом предисловии нам открывается нечто поистине таинственное: «Тогда он вернулся в Красную башню и стал диктовать, расхаживая туда-сюда, как он всегда диктовал раньше».
Что заставило такого аскетичного и немногословного человека, искоренившего в себе грех тщеславия, уделявшего такое внимание скромности, скрытному, как все баски, так высоко чтившему таинство тишины, начать говорить?
С самого предисловия отца Надаля и затем предисловия отца Луиса Гонсалеса да Камара мы понимаем, как нелегко далось святому Игнатию это решение, решение человека, который воспитал в себе мало-помалу умение распознавать и исполнять волю Господа, и всегда быть воли Бога послушным…
Говоря о святом Игнатии невозможно «миновать», «исключить» Иньиго, более того, без Иньиго отца Игнатия невозможно понять… Уже в Манресе практически в самом начале его обращения мы узнаем: «сверх своих семи часов молитвы, он был занят также помощью в делах духовных неким душам, приходившим, чтобы отыскать его».
Паломник учится слушать людей, он будет их слушать всю свою жизнь. Иньиго научится слушать так, что к святому Игнатию всегда будут тянуться люди, искать его, чтобы он их послушал, потому что он тот, кто услышит и поймёт. Причём поймёт всё и сразу, и так, как оно есть: вместо со всеми тревогами, сомнениями, страхами, сверх того он умеет лечить души и сопереживать им…
Поэтому когда отец Надаль начинает «искать случай попросить» его написать духовное наследие: «некоторые указания, кои должны были помочь им (достичь) совершенства», внимательный к просьбам своих собратьев святой Игнатий принимает и эту просьбу, пусть изначально без особого рвения и явно не горя желанием немедленно взяться за дело. Он размышляет, поручает это решение воли Бога, просит и их о молитве, даёт слово, снова размышляет и ждёт ещё год… Видя настойчивость своих собратьев, вновь возвращающихся к данной просьбе, и, наконец, чувствуя «благоговейную наклонность сделать это», после того как «видно было: Бог ясно указал ему на его долг совершить это», святой Игнатий не оставляет себе другого выхода, как исполнить волю Господа о себе.
А всё началось с того, что Иньиго – человек деятельный и отважный, и у него слово не расходится с делом, и если святой Игнатий скажет: желающему достичь только собственного спасения, нет места в обществе», обращаясь к иезуитам, то он скажет это, прежде всего, первому из них, самому себе.
Вот почему скрытный и немногословный баск Иньиго, привыкший слушать больше других людей, сочувствовать и сопереживать их трудностям, с кротостью переживая успехи и неудачи собственной жизни, подчиниться собой же сформулированному правилу и начнёт свидетельство своего пути к распознаванию воли Бога…Он решится, как только поймёт, какую пользу для себя могут извлечь души, соприкоснувшись в Автобиографии с его душой…
Так всегда поступает Иньиго, его собственная, доходящая почти до застенчивости, скромность не имеет значения, его тяга к уединенности лично переживаемого опыта духовной жизни не имеет значения, все его предпочтения, склонности и желания не имеют для него никакого значения, когда он ясно видит и понимает волю Бога… И, распознавая её, обретает и «благоговейную наклонность», и твердую решимость исполнить её единственно возможным для себя способом – неумолимо и беспощадно искренне, самоотверженно и достоверно до детальной точности.
«Автобиографию» Игнатия Лойолы можно бы, пожалуй, назвать книгой, в том числе, и о самовоспитании, не зря святой с присущей ему кротостью практически сразу заявляет: «В это время Бог обращался с ним точно так же, как школьный учитель обращается с ребенком, его наставляя. (…) …Только он и в то время, и впоследствии всегда уверенно считал, что Бог обращался с ним именно так.»
Читая всю книгу от начала и до конца, мы не можем не подивиться тем переменам, которые буквально «на наших глазах» происходят с паломником. И всё-таки, от первых глав и до последних мы видим одного и того же человека: изменившегося до неузнаваемости и оставшегося верным самому себе…
Как это возможно? Секрет святого Игнатия прост, для него так очевиден, что он и не говорит даже об этом: он искренний… Искренний с Богом, честный с самим собой.
Честность и прямота Иньиго сразу подкупают, вызывая симпатию и уважение к его целостной личности. Эта прямота звучит сразу довольно-таки остро, хотя и между строк, в самом главном вопросе к Богу, который мог бы быть сформулирован примерно так: «Как Ты хочешь, чтобы я послужил Тебе, Господи?»
Послушание этого человека Богу сразу выделяет этого таинственного паломника: да, он верен Богу, у него горячее сердце, он сразу захватывает нас своим энергичным, решительным нравом, заставляя следить за динамично меняющимся сюжетом, за каждым поворотом своей сложной судьбы. Мы еще многого не знаем: не знаем какие видения он будет переживать в Манресе, как отправится в Иерусалим, как будет заключен в Саламанке, но мы уже чувствуем, что раз отправившись в путь, паломник не сойдет с него, он не повернет обратно, не вернется к прошлой жизни. Что было – то прошло. Иньиго сделал свой выбор. Раз и навсегда он решил служить Богу и оставаться верным Ему. Когда именно? Вместе со словами в конце первой главы: «Вместо этого, несколько набравшись сил, он решил, что пришла пора отправляться в путь…». Вот и всё, эти слова практически завершают первую главу, и мы понимаем, что «пришла пора» в жизни Иньиго-Лопес де Рекальде-и-Лойола. И чем дальше паломник бы ни уходил, он ни разу(!) не только не повернет назад, но даже назад и не посмотрит, как бы ни был близок к отчаянию. Ни единого раза не обратится святой к прошлому образу себя, собирая каждый раз себя заново, иногда и по частям.
Когда знакомишься с «Автобиографией» Игнатия Лойолы, действительно часто забываешь, что имеешь дело с человеком, жившим в 16 веке. Конечно, верность историческим деталям держит нас в курсе, но что до самой личности, до глубин ее самоанализа, до внутренней жизни она вполне отвечает нашим собственным, современным исканиям.
И все-таки в паломнике тонко ощущается не просто неординарная личность, превышающая понятия своего времени, но и черта намечающейся святости. Как чужды оказались бы ему современные психологические модели по самодисциплине, самоконтролю, самореализации….В самой терминологии уже заключается разгадка этого несовпадения взглядов. У святого Игнатия нет ничего «само», идущего от самого себя, во всем с самого начала он полагается на Бога, поэтому он не просто доходит, но и не теряет по пути самого себя.
Это легко доказать хотя бы на одном конкретном примере, который также не напрямую открывает и другую его черту. В параграфе 18 2-ой главы мы узнаем: «в канун праздника Богородицы в марте двадцать второго года, ночью, он так скрытно, как только было возможно, отправился к одному нищему и, сняв с себя всю свою одежду, отдал её нищему, облачившись в желанное ему платье».
И далее в продолжении повествования: «Но когда он был уже в одной лиге от Монтсеррата, его догнал какой-то человек, спешивший ему вослед, и спросил его, отдал ли он одежду нищему, как говорил этот нищий. Когда (паломник) ответил «да», слезы брызнули у него из глаз из-за сострадания к нищему, которому он отдал свои одежды: из-за сострадания, поскольку он понял, что нищего обижали, думая, что эту одежду он украл».
И уже в самом конце «Автобиографии» в самой последней 11 главе в параграфе 100 мы под конец встречаем такие слова: «В частности, он сказал мне об определении, ради которых он ежедневно служил Мессу в течение сорока дней, и каждый день с обильными слезами…»
И в самом начале рассказа паломника и в самом его конце мы встречаем одного и того же человека: сострадательного, отзывчивого, чуткого, не стесняющегося проявления своих глубоко искренних чувств. Порой он кажется нам даже чувствительным. Да, это действительно так, его сердце трогают не только откровения и присутствие Бога в Евхаристии, но и просто несправедливое обращение с человеком, с самым простым, с нищим. И в тоже время этот чувствительный человек – мужественный воин, который прошел, в том числе, и через такое, о чем говорится, например, во 2-ом и в 4-ом параграфах первой главы: «И снова устроили эту резню (carneceria), в которой он – равно как и во всех прочих, каковые ему довелось претерпеть и ранее, и впоследствии – не вымолвил ни слова и ничем не выказал своих страданий, разве что крепко сжимал кулаки. (…) Но всё же он решился на это мученичество по собственному своему почину, хотя его старший брат испугался и говорил, что не отважился бы на такие страдания, каковые раненый перенес с обычным своим терпением.»
Еще одно немаловажное качество характера открывается нам в «Автобиографии» святого Игнатия: он уважительный. Он никогда не пренебрегает людьми, ни последними, (будь то нищий, как указано выше), ни родственниками: « и вечером паломник решил уступить в этом: проехать до границы Провинции на лошади вместе со своим братом и своими родственниками. Но, выехав за пределы Провинции, он спешился, не взяв с собой ничего, и пошел по направлению к Памплоне…» То есть, Иньиго всегда важно, что чувствуют люди рядом с ним, такой непримиримый и принципиальный в вопросах верности и служения Богу человек вдруг оказывается податлив, как воск, когда речь заходит о том, как реагируют люди рядом, что их задевает, что для них важно… И это уже после того, как его собственный брат ходил к нему на проповеди: «…многие постоянно приходили послушать его – etiam ( сам) его брат». Но он не учит брата: как ему относится к себе, что ему должно испытывать, а что не должно, как следует реагировать, святой Игнатий проповедует Бога, а не себя, и готов уступить при случае, проявляя кротость. Надо полагать, именно это уважительное отношение к людям и послужило основой для тех доверительных, искренних отношений, которые часто устанавливались у него с самыми разными встреченными им людьми. Их всех объединяло желание следовать за паломником, им всем хотелось позаботиться о нём, в самых разных местах мы находим этому подтверждения: «Когда пришла зима, он захворал очень тяжелой болезнью. Чтобы вылечить его, город поместил его в дом отца некоего Феррера…(…) Там его лечили с великим тщанием; и в силу того благоговения, которое уже (тогда) испытывали перед ним многие самые знатные сеньоры, к нему приходили, чтобы дежурить возле него по ночам. (…) Вот по этим причинам, а также потому, что зима была очень холодной, его заставили одеться, обуться и покрыть голову. (…)И вот однажды его весьма настойчиво убеждали взять себе в спутники (одного человека), поскольку (паломник) не знал ни итальянского языка, ни латинского… (…) Однажды ему встретился некий богатый испанец, спросивший его, что он делает и куда хочет отправиться. Узнав о его намерении, он взял его к себе домой обедать, а затем оставил у себя на несколько дней, покуда не было всё готово к отправлению. (…) и этот порядочный человек, и вся его семья настолько к нему привязались, что хотели задержать его у себя и принуждали остаться там.»
Да, люди, которые его окружают – тянуться к нему, их желание крепнет, они уже настойчиво просят следовать за ним, но всякий раз паломник проявляет неколебимую твердость: «И вот в начале двадцать третьего года он отправился в Барселону, чтобы сесть там на корабль. И, хотя кое-кто набивался ему в спутники, он хотел идти только один, поскольку для него всё дело было в том, чтобы иметь своей опорой одного лишь Бога. (…) Но (паломник) сказал, что, будь это даже сын или брат герцога Кардона, он всё равно не пойдет вместе с ним, поскольку он желал обладать тремя добродетелями: любовью, верой и надеждой.»
Твердость, упорство и мужество – вот столпы веры Иньиго, эти качества мы видим у него с самого начала, именно на них он и строит свой путь к Богу. Поэтому его невозможно поколебать, сбить с пути, снова и снова мы встречаем такие слова: «Но в душе его была такая твердая уверенность, что усомниться он не мог и думал лишь о том, как бы отыскать способ добраться до Иерусалима. (…) В душе у него была твёрдая уверенность в том, что Бог даст ему возможность добраться до Иерусалима, и эта уверенность настолько укрепляла его, что никакие доводы, никакие запугивания не могли его поколебать.»
Откуда у него такая уверенность? Где он черпает источник своей внутренней силы? В молитве, безусловно. Уже с Манресы, (если еще не раньше), он приучат себя к разговору с Богом, разрешает себе задавать вопросы и получает на них ответы, а часто и утешения: «На ходу паломнику было нечто вроде того явления, с каких ему представлялся Христос, хотя это и не было таким же видением, как другие».
Важно провести чёткую границу между неколебимой уверенностью Иньиго, его верой и страстно навязываемым ему его оппонентами фанатизмом. Святой Игнатий никогда не ставит перед собой немыслимых сверхзадач, не живёт в мире грёз или сверх идей, не уходит в фантазии с головой, напротив, он твердо держится реальности, исходит из того, что имеет. Только в самом начале в период болезни мысли медленно поправляющегося больного напоминают нам полувидения, полуфантазии с размытыми очертаниями, больше похожие на мечты. Но уже тогда мы слышим твердый голос рассудка, его зарождающийся метод, неколебимо отсекающий угодные Богу замыслы от неугодных: «таковы были его первые размышления о вещах Божественных. Впоследствии, когда он составлял Упражнения, отсюда стал он черпать осознание того, что касается различия духов».
Все задачи, которые ставит перед собой паломник, трудновыполнимы, но при этом реальны, (поехать в Иерусалим, потом выучиться). И всегда, даже еще не оправившись от болезни, его интересует практическая сторона дела. О чем бы ни помышлял паломник, он думает сразу, как ему это осуществить: «И так он размышлял о многих предметах, казавшихся ему достойными, всегда ставя пред собой задачи многотрудные и нелегкие; и, когда он ставил себе эти задачи, ему казалось, что он находит в себе способность справиться с ними на деле».
Еще одним весомым доказательством здоровой практичности и житейской мудрости вырабатываемого паломником метода, как и своего собственного характера, является его неравнодушное отношение к людям. Иньиго все время живёт настоящим, не придаётся воспоминаниям или грядущим свершениям, у него всегда есть конкретная задача, намечен план, но он смотрит по сторонам, не проходит мимо людей, не безучастен к их судьбам. Не раз святой Игнатий вмешивается в происходящее, потому что чувство справедливости и сострадания к ближнему не позволяют ему пройти мимо. Так он заступается за женщин, потому что не намерен терпеть злодеяния: «Но, когда настала полночь, он услышал, как там, наверху, громко кричат. Поднявшись, чтобы посмотреть, в чём дело, он обнаружил мать с дочерью внизу, во дворе; они были все в слезах и жаловались на то, что их пытались изнасиловать. Тут его охватил такой сильный порыв (негодования), что он стал кричать, говоря: «И это прикажете терпеть?» – и тому подобные жалобы. Всё это он говорил с таким напором, что все в доме перепугались, и никто не причинил ему никакого вреда. Парень уже убежал, и троица отправилась в путь прямо ночью».
Остается верен себе и щепетилен в вопросах нравственности и человеческого достоинства паломник и на пути к своей столь страстно желанной мечте: на пути в Иерусалим. Он идет на конфликт, не желая мириться с бесчинствами, творящимися на корабле, фактически рискуя не только целью своего предприятия, о которой непрерывно размышляет со времени болезни, но и собственной жизнью.
Так святой Игнатий дает ответ намеренному стремлению упростить свой облик, лишив его человечности, оставив лишь стальной каркас несгибаемой воли. Нет, он глубоко человечен, и милосердие не оставляет ему выбора, кроме как рискнуть всем для себя, но не поступиться Евангельскими ценностями: «На этом корабле в открытую творились гнусности и безобразия, которые он сурово пресекал. Испанцы, плывшие там же, предупреждали его, чтобы он этого не делал, поскольку команда корабля сговаривалась высадить его на каком-нибудь острове».
Мы уже узнаем эту неколебимую твердость и неизмененное мужество Иньиго, когда он беседует с ведущим процесс викарием Фигероа, и все равно замираем от страха и восхищения, когда слышим его слова: « «… Мы хотим знать, учинили ли мы какую-нибудь ересь?» – «Нет», говорит Фигероа, «ведь если вы её учините, вас сожгут». – «Вас тоже сожгут», говорит паломник, « если Вы учините ересь».
И это человек своего времени, прекрасно осознающий всю опасность происходящего и отлично осведомленный о пытках и о всём прочем, применяемом инквизицией. Но, несмотря на все эти знания, мужество не изменит ему и в Саламанке при словах: «а я говорю Вам, что не сыщутся в Саламанке такие кандалы и такие цепи, которых я не желал бы ради любви к Богу».
Вот так любит Бога святой Игнатий! И снова он не предъявляет к людям рядом, даже к своим товарищам, таких же «идеальных» требований: такой же выносливости и стойкости, которые неизменно проявляет сам при выпадающих на его долю испытаниях: «Калисто провёл в тюрьме несколько дней; но паломник, видя, что это вредит его телесному здоровью, поскольку он не до конца выздоровел с помощью одного доктора, своего большого друга, устроил так, что его освободили оттуда».
Во всем рассказе «Автобиографии» не только восхищает отвага Иньиго, его вера, его человечность, но и его рассудительность. При всей эмоциональности своей натуры святой Игнатий, прежде всего, умственный, разумный и рассудительный человек. С достоинством проходя испытания, он не испытывает чувства личной вражды, не мстителен, напротив, паломник всегда готов прислушаться к мудрому совету, от кого бы он ни исходил. Так, найдя совет учиться справедливым и угодным Богу, и, приняв замечания без обиняков, он тут же озадачивается новой мыслью: как воплотить эту идею в жизнь.
Нигде и ни разу паломник не теряет ясности рассудка, никогда не идёт против чести, совести или закона, не противопоставляет себя ни самой Церкви, ни в лице ее служителей. Иньиго терпит обиды, расстраивается по-человечески, даёт себя увести, как в Иерусалиме, но неизменно ищет свой путь. С каждым новым испытанием он становится всё мудрее, выдержаннее, вырабатывая в себе принцип во всём держаться Бога и Церкви, законного, подчас почти юридического пути. Отсюда и его щепетильность, и даже настойчивость, которые мы видим уже в последней 11 главе: «паломник не соглашается с этим (с молчанием), говоря, что он хочет окончательного судебного решения».
Даже, когда Иньиго страстно желает чего-то, как остаться служить Богу и людям в Иерусалиме, но, сталкиваясь с непреодолимыми обстоятельствами, безропотно подчиняется воли Бога. Он не ищет ни вражды, ни скандала, ни какого-либо другого незаконного способа достижения цели. Не при каких обстоятельствах святой Игнатий не намерен вредить своей душе. И Господь награждает его за терпение и веру, паломнику же достаточно этого осознания, чтобы не опускать руки при трудностях и неудачах и двигаться вперед, не отчаиваясь: «… при этом он думал, что Бог, пожалуй, им поможет. И Бог внушал ему великую уверенность в том, что он достойно вынесет все оскорбления и обиды, которые ему причинят».
Однако, чтобы найти свой путь в жизни, мало жертвы, и даже мужества и выдержки оказывается подчас недостаточно. Навряд ли, Иньиго смог бы исполнить волю Господа о себе, если бы не вверил себя Богу, повесив шпагу и кинжал в церкви перед престолом Богоматери в Монтсеррате, если бы не был так беспощадно честен прежде всего с самим собой…
Это принципиальная, внутренняя честность – своеобразный щит паломника, она уберегает его от фатальных, непоправимых ошибок. Вся «Автобиография» святого основывается на этой документальной честности. Раз решившись с нами поделиться, он откровенно рассказывает обо всём, ничего не скрывая и не утаивая, не приукрашивая и не приуменьшая. Возможно, именно эта честность, то острая до прямоты, то трогательная до улыбки, и создает весь стиль книги, делая его таким живым. Это уже не сухое перечисление фактов, при всей своей документальности, рассказ глубоко личный. Паломник во многом напоминает нам самих себя, на всем пути мы часто разделяем его эмоции: чувствуем его невысказанную печаль, когда его бросают и не ждут те, кто идёт быстрее: «он отправился вместе с ними, но пройти такой путь не смог, поскольку шли они очень быстро. Его оставили на просторном поле, (уже) почти ночью. Когда он был там, ему явился Христос – так, как Он обычно ему являлся, о чем мы говорили выше – и весьма его утешил».
Не всегда Иньиго ясно, как нужно поступить, не стесняется он признаться, что часто ищет совета от духовника: «Эти сомнения были настолько сильны, что причиняли ему немало мучений. Наконец, не зная, что делать, поскольку находились основательные резоны и «за», и «против», он решил довериться своему духовнику, которому объяснил, как сильно желал он следовать по пути совершенства и того, что служило бы к вящей славе Божией…».
Не идеализирует себя паломник и когда речь идёт о перенесении испытаний, честно признаваясь в своих страхах: «ведь он побаивался пыток, которым могли его подвергнуть».
Он делится с нами и своими мыслями стать монахом уже действующего ордена, и тут снова не может не восхищать его подход: рассудительный, лишенный легкомыслия, глубоко искренний:
«И, когда ему на ум приходили мысли вступить в орден, тут же им овладевало желание вступить в какой-нибудь испорченный и мало реформированный, поскольку вступить в орден ему нужно было для того, чтобы побольше в нём претерпеть».
Но готовый принести в жертву своё тщеславие, Иньиго не может поступиться своим даром, своим служением, теми способностями, которыми Господь наградил его для помощи ближним. Ведь на протяжении всего пути он неизменно хочет одного и того же: посредством Духовных Упражнений помогать людям, давать им духовный совет: «… он занимался преподанием духовных упражнений и разъяснением христианского вероучения, принеся тем самым (добрый) плод во славу Божию. Многие люди дошли до глубокого знания духовных вещей и обрели вкус к ним».
Люди, беседующие с ним начинают «доходить до глубокого знания духовных вещей», «обретают вкус к ним»…Что это? Это уже не просто начало новой главы в жизни Иньиго, а зарождение нового периода в духовной жизни общества, зарождение нового поколения людей: не монахов, но мирян, людей, живущих обыкновенной светской жизнью согласно своему сословию и положению, но испытывающих глубокий духовный кризис, пустоту, вызванную невозможностью дальнейшего следования одним лишь путем традиционной религиозности к Живому Христу… Иньиго знает, что они чувствуют, он и сам всё это испытал. Он не сбежал и не спрятался от Церкви и общества, вместо этого паломник отправился в путь, пересаживался с корабля на корабль, переживал бури, давал «духовные советы» тем, кому они были нужны, как бы вылавливая из мирской суеты тех, кого, как и его в свое время, «штормило» от «неразрешимых» проблем и вопросов. Иньиго начинает новый этап в духовной жизни уже сложившегося традиционного Католического общества, полного глубокой религиозности, но испытывающего духовный голод, приходит подлинное осознание, что сложившаяся Христианская традиция не тупиковая ветвь развития общества, а вечно обновляющийся ресурс, начинающийся «эпохой возрождения» душ, обратившихся к Живой Жизни Христа…
И всё же, несмотря на всю свою серьезность, Иньиго – живой человек, он способен посмотреть на себя со стороны, и даже позволяет нам невольно улыбнуться, не утаив даже, например, такое небольшое и немного забавное происшествие: «Затем, желая войти в Болонью, он должен был пройти по деревянному мостику и свалился с этого моста. И вот, поднявшись (из воды), весь в тине и насквозь мокрый, он рассмешил всех, кто при этом присутствовал».
Хотя бы только этим маленьким, но откровенно поведанным им случаем паломник достаточно просто развенчивает образ своей неуязвимости, оставляя его любителям мифов, а перед нами постепенно, по мере всего «Рассказа паломника о своей жизни» предстаёт терпеливый, снисходительный, владеющий собой и своими эмоциями необыкновенный человек, живущий в постоянном контакте и соприкосновении с Богом. Нет, это не сверхчеловек, но да это святой.
Как ему это удалось? Прежде всего, потому, что с самого начала Иньиго неуклонно держится выработанного им еще в третий главе принципа: «что он говорил – то и чувствовал в сердце».
И, наконец, святой Игнатий мужественно и честно принимает себя таким, какой он есть, со всеми своими человеческими слабостями и несовершенствами, как и ситуации, в которых он находится, но стоит ли удивляться, что «маленький кораблик перенёс много испытаний, но в конце концов пристал к берегу»?
