«Песнь о брате Солнце»

«Песнь о брате Солнце»

Восемь веков назад, между 1224 и 1225 годом, св. Франциск сочинил Песнь о брате . В итальянской литературе это старейший поэтический текст, чей автор известен. Франциск в монастыре Св. Дамиана — это место ему дорого, в церкви Св. Дамиана он некогда обратился, а теперь здесь живут Клара и первые сестры. Но время непростое: он почти ослеп и жестоко страдает, физически и духовно. Эта Песнь — о тайне Бога, в похвале созданиям во вселенском братстве, начиная с брата Солнца и красоты тварного мира. Вдохновляясь библейским языком, Франциск воздает хвалу прощающим (намек на примирение между ассизским епископом и мэром), а также «сестре нашей — смерти телесной» — это самый самобытный аспект Песни: страдающий Франциск воспринимает собственную смерть как основание для благодарности Господу.


В булле о юбилейном 2025 годе Папа Франциск упоминает Песнь Ассизского бедняка, увещая нас смотреть на мир «простыми глазами, как у св. Франциска, который в своей Песни о творениях, написанной ровно 800 лет назад, воспринимает тварный мир как большую семью и называет солнце „братом”, а луну „сестрой”»[1]. С прошлого года по 2026-й францисканцы проводят череду мероприятий в память о блаженном переходе св. Франциска. В 2023 году мы отмечали годовщину окончательного утверждения Устава и вертепа в Греччо[2], в этом году вспоминаем стигматы и Песнь о брате Солнце, а 2026-й станет восьмисотым со смерти св. Франциска.

В итальянской литературе Песнь — самый старый поэтический текст, чей автор известен, и вместе с тем молитва, стихотворение, радостное пение: «Внезапное сияние, заря итальянской литературы»[3], но также и «всемирно значимое сочинение, полнее всего отражающее францисканскую духовность, и вместе с тем послание любви и мира, всегда актуальное»[4].

          1«Всевышний, Всемогущий, благой Господи,

          , слава, и честь, и всякое благословение

          2Тебе единому, Всевышний, подобают,

          и никакой человек не достоин Тебя называть по имени.

          3Прославлен будь, Господь мой, со всем Твоим творением,

          прежде всего за господина брата Солнце,

          который дарует нам день и освещает нас собой.

          4Он прекрасен, излучает яркий свет и сияние,

          несет знак от Тебя, Всевышний.

          5Прославлен будь, Господь мой, за сестру Луну и Звезды:

          Ты сотворил их на небе яркими, драгоценными и прекрасными.

          6Прославлен будь, Господь мой, за брата Ветра,

          за Воздух, за облака, за ясную и всякую погоду,

          которыми Ты поддерживаешь Твои творения.

          7Прославлен будь, Господь мой, за сестру Воду,

          полезнейшую, смиреннейшую, драгоценную и чистую.

          8Прославлен будь, Господь мой, за брата Огня,

          которым освещаешь ночь:

          он прекрасен, весел, мощен и силен.

          9Прославлен будь, Господь мой, за сестру нашу — матерь Землю,

          которая нас поддерживает и направляет

          и рождает плоды и многоликие цветы и травы.

          10Прославлен будь, Господь мой, за тех, кто прощает ради любви Твоей

          и переносит болезни и мучения.

          11Блаженны те, кто примут все это с миром,

          потому что Ты, Всевышний, сам увенчаешь их.

          12Прославлен будь, Господь мой, за сестру нашу — Смерть телесную,

          ее же никто из живущих не может избежать.

          Горе умирающим в смертном грехе!

          Блаженны те, кого она застигнет в исполнении Твоей пресвятой воли,

          ибо вторая смерть уже не причинит им зла.

          13Славьте и благословляйте Господа моего,

          и благодарите, и служите Ему с великим смирением»[5].


Восемьсот лет назад…

Песнь о брате Солнце, также называемая Песнью о творениях[6], была сочинена св. Франциском за пару лет до смерти: между зимой 1224 года и весной 1225-го, с небольшим последующим добавлением[7]. Итак, с тех пор прошло восемь веков.

Св. Франциск тогда проводил полсотни дней в монастыре Св. Дамиана — в этом месте он некогда обратился, а теперь здесь живут Клара и первые сестры, очень ему дорогие. Франциск почти ослеп и страдает от сильных болей, так что не может ни уснуть, ни отдохнуть. Его маленькая келья заселена мышами, которые ему постоянно досаждают и даже отвлекают от молитвы[8]. Проведя ночь в боли и муках, он просит Господа помочь ему переносить болезни терпеливо. И слышит слово Божьего утешения с обещанием: «Тотчас ему было сказано в духе: „Брат, скажи Мне: если некто, в награду за твои болезни и страдания, дал бы тебе великое ценное сокровище, как если бы вся земля была чистым золотом, а все камни — драгоценными […]: разве не был бы ты счастлив? […] Итак, брат, веселись и ликуй в своих немощах; отныне живи безмятежно, словно ты уже в Моем царстве”»[9].

Наутро Франциск созывает товарищей: «„Хочу, во славу Ему, и к моему утешению, и к наставлению для ближнего, сложить новую хвалу Господу касательно Его творений. Каждый день мы пользуемся творениями и без них не можем жить, и в них род людской много обижает Творца. И каждый день мы выказываем неблагодарность за это великое благодеяние, и не воздаем за него хвалу, как следовало бы, нашему Творцу и подателю всякого блага”. И, присев, он задумался, а потом сказал: „Всевышний, всемогущий, благой Господь…” И положил на эти слова мелодию, и преподал ее своим товарищам»[10]. Итак, исток Песни — обещание спасения.

Песнь о брате Солнце на самом деле не стихотворение, хотя так ее каталогизируют в итальянской литературе, а песнопение, точнее петая молитва, для которой мелодию сочинил сам Франциск[11].

Имена прилагательные, начинающие хвалу, показывают, кто таков Бог для Франциска: Господь Всевышний (Altissimu) — в тайне, трансцендентности, величии, царственности. Всемогущий в Своей воле и власти, Творец, давший начало вселенной и истории. Наконец, Он благ, поскольку милосерден ко всем. Господь близок и благожелателен к каждому созданию: Хвала, слава, и честь, и всякое благословение Тебе. Внезапно, в мистическом порыве, автор Песни обращается на «ты» к Богу[12], не доверительным языком беседы с другом, а как сын хвалит Отца всех созданий и своего Отца.

Ассизский святой повторяет эту доксологию и в других текстах: Устав, не утвержденный буллой, завершается молитвой «Всемогущий, Святейший, Всевышний и Величайший Боже»[13]. Подчеркнуто, что только Богу подобают хвалы, а человек даже не достоин их произносить: «Недостоинство не позволяет человеку именовать того Бога, Которого он должен бы хвалить»[14]. Эту человеческую ограниченность в похвале Богу Франциск упоминает не раз: «И поскольку мы все, несчастные грешники, недостойны называть имя Твое, смиренно молим, чтобы Господь наш Иисус Христос, Сын Твой возлюбленный, в Котором Твое благоволение, вместе со Святым Духом Утешителем за все благодарил Тебя, как Тебе и Ему угодно. Он же Тебе всегда достаточен за все, и через Него Ты столько нам сотворил. Аллилуйя»[15]. Итак, достойно хвалить Бога может Иисус, Сын любимый и послушный, через Которого сотворены для нас чудеса вселенной.


Хвала творениям

От бесконечного Франциск переходит к конечному и временному, с обращением «мой Господи»: в Песни мы не найдем имени Божьего, его замещает «Господь», как в еврейском языке Адонай, в греческом Кириос, в латинском Доминус. Из сердца, открытого тайне Всевышнего и чудесам Его творения, исходит хвала за брата Солнце, потому что Солнце — «прекраснейшее из всех творений, и более всех его можно уподобить Богу»[16], «так что в Писании Сам Господь назван Солнцем правды»[17]. Солнце «не только первое [из творений], но [вся] Песнь поставлена […] под знаком Солнца»[18]. Далее упомянуты Луна и звезды, а также традиционное наполнение космоса: воздух и вода, огонь и земля. Все поименовано парами, в которых мужской род соединен «по-братски» с женским.

Песнь питается языком Библии и литургии: Франциска вдохновляют псалмы, особенно Псалом 148 («Аллилуйя. Хвалите Господа с небес…»), Песнь трех отроков в печи из книги Даниила (Дан 3, 52–90) и Откровение Иоанна Богослова[19].

Наряду с красотой творений, Франциск внимателен к их полезности. Солнце, с его красотой и блеском, нас освещает[20]; Луну и звезды автор хвалит за скромный свет: Ты сотворил их ясными (в переводе П. Сахарова. — Прим. пер.) — clarite[21], но также сказано, что они драгоценны и прекрасны. Вода благотворна и незаменима для жизни всех творений: драгоценна; но не забыто её смирение, потому что она нисходит с высоты, и «чистота», то есть прозрачность. Огонь прекрасен, весел, мощен и силен, освещает ночь и согревает теплом. Земля, сестра и мать, питает нас, производя разнообразные съедобные плоды.

До Франциска говорили, что люди должны господствовать над землей и заставлять ее плодоносить, а теперь перспектива меняется, ведь «земля не господствует: как добрая мать, поддерживает и направляет»[22]. Упомянуты цветы с их красками, радующими глаз[23], и даже трава, необходимая животным. Интересен здесь глагол «governa» (правит — в переводе П. Сахарова), до сих пор применяемый в сельской среде к домашним животным, о которых крестьянин заботится и кормит их [24]. Наконец, за каждым созданием, служащим человеку, стоит сияющий любовью лик Отца.

О Солнце также сказано: несет знак от Тебя, Всевышний (собой знаменует Тебя, о Всевышний — в переводе П. Сахарова). Эта формулировка оптимальна, она дает «критерий, позволяющий толковать значение каждого творения, которое имеет символическую ценность, поскольку несет знак Бога»[25]. Всякий дар отсылает к дарителю, всякое несет на себе отпечаток своего Творца. Отсылка к первой главе книги Бытия не просто воспоминание, но именно память сердца, проживаемая в словах и делах. Таким образом, все — это знак Бога, и мы должны любить тварный мир и радоваться ему, но никогда не считать своей собственностью. «Франциск, когда речь идет об обмене вещами между людьми, […] часто говорит о „возвращении”[26], не о „дарении”. Возвращают нечто — благо, которым мы воспользовались, охотно насладились, но оно не наше. Здесь мы у истоков смысла францисканской бедности: никогда нельзя путать ее с презрением. Напротив, бедность, пользование миром как „знаком”, основана на осознании того, что у вещей и реалий есть „иная” ценность, и она превыше властей и желаний. Солнце, […] поскольку оно всех освещает и питает, есть носитель Божьего смысла»[27].

Один из авторов, составивших обширную литературу о Песни, брат меньший Элуа Леклер, предпринял «самую радикальную попытку истолковать космическую хвалу Франциска как „выражение глубокого единства с миром и в то же время символический язык духовного приключения в ночи души”; недаром именно из ночного опыта рождается хвала Богу со всем […] творением»[28].


Как толковать хвалу «за» творения?

Некоторые авторы задаются вопросом: как толковать предлог «per» (за)? Что значит хвала «за» Луну? Здесь предлог инструментальный, через Луну, или причинный, из-за Луны? Или же «представительский», от лица Луны? Первый вариант напоминает о латинском словоупотреблении, известном Франциску по литургическим молитвам, — например, per Christum Dominum nostrum  (через Христа, Господа нашего). Иначе говоря, хвалим Бога через Его создания. Этот предлог «per» можно истолковать и как cum, то есть вместе со всеми созданиями, в любящем согласии.

А если у предлога причинный смысл, то мы хвалим Бога за творение. Францисканец Карло Паолацци, куратор критического издания текстов Ассизского святого, склоняется к первому варианту, и во Францисканских источниках, и в томе о Песни: «Признавая себя недостойным воспевать Господа и чудеса, Им совершенные, Франциск взывает к тварному единству, вторя праздничному возгласу псалмопевца: „Благословите Господа, все дела Его” (Пс 103/102, 22), „Да славят Тебя, Господи, все дела Твои” (Пс 145/144, 10)» [29]. А меньший брат Чезаре Вайани полагает, что необязательно ограничиваться одним-единственным значением, поскольку «хвала усматривает в созданиях основание для хвалы, но они и орудия хвалы, певцы благодарения»[30]. К тому же в самой Песни можно обнаружить два варианта словоупотребления: «причинный (прощают ради любви Твоей) и инструментальный (allumini noi per lui — освещает нас собой[31]. Наконец, медиевист Жак Даларэн подчеркивает, что неоднозначность предлога «per» побуждает «предпочесть гипотезу полисемии: тогда per обладает одновременно всеми этими смыслами. […] Предметом спора стало и значение предлога „cum” в строфе, посвященной солнцу: Прославлен будь, Господь мой, со всем Твоим творением»[32].


Брат и сестра

Далее, брат Ветер — «голый» образ, его славим в проявлениях: за воздух, за облака, за ясную и всякую погоду. И за хорошую погоду, и за плохую. Как ни парадоксально, Песнь о брате Солнце превращается в похвалу любой погоде. Всякая погода, посылаемая Господом, в климатическом разнообразии, дает поддержку (пищу — в переводе П.Сахарова) Его созданиям.

В Песни многократно повторяется термин «брат» или «сестра», причем в новом стиле, какого мы отнюдь не найдем у предшествующих духовных авторов: брат Солнце, сестра Луна, брат Ветер, брат Огонь, сестра наша — мать Земля, сестра наша — Смерть телесная. «Родством» определяется новое отношение с творением: «Речь уже идет не о господстве человека над тварным миром, а об узах братства, что скорее указывает на равенство. Такое именование в любом случае требует размышления и вызывает вопросы: в каком смысле можно говорить о братских отношениях с творением? Разве титул брат/сестра не принадлежит одним только людям?»[33]

В агиографических текстах до Франциска находим истории о святых в общении с животными, где есть намерение «показать, что в святом осуществляется возвращение в ситуацию первоначальной невинности (Эдем)»[34]. Вспомним легенду о св. Иерониме: его всегда изображают со львом, но из них двоих один выше, другой приручен, нет равенства. Даже первые биографы Франциска, хотя и отмечают новизну, не способны оценить, насколько оригинально братство Ассизского бедняка с целым миром: «Он именует братьями всех животных, однако в каждом виде предпочитает ручных» [35]. Комментирует Вайани: «Своего рода космическое братство, возможное в силу общего положения созданий перед единым Создателем»[36].

Одно из оснований этого братства — восхищение Франциска красотой и щедростью, исходящей от даров Божиих и от Его великой любви ко всей вселенной. Фома Челанский замечает: «Кто мог бы описать его невыразимую любовь к созданиям Божиим и нежность, с какой он созерцал в них мудрость, могущество и доброту Творца? Именно по этой причине, когда он смотрел на солнце, луну, звезды на небосводе, душа его полнилась несказанной радостью»[37]. Как три отрока, брошенные Навуходоносором в огненную печь, хвалили и славили Творца вселенной, так и Франциск, «исполненный духом Божиим, никогда не уставал славить, хвалить и благословлять, во всех элементах и во всех созданиях, всеобщего Творца и Правителя»[38]. Согласно Даларэну, «для автора Песни о брате Солнце любовь к творению берет начало в братстве, проистекающем из общего сыновства всех созданий, у которых единый Отец»[39].


Хвала за прощение

Вторая часть Песни — последние строфы (10–13) — была якобы написана впоследствии, но более внимательное чтение Ассизской компиляции — где речь идет о действиях больного Франциска, — позволяет предположить, что намек на болезнь изначально включен в композицию, а добавлена позже только строка: тех, кто прощает ради любви Твоей. Благоволение Бога, присутствующее во всем творении, живо и действенно также и в совести человека, побуждает к милосердию[40] и прощению[41]. Здесь прощение связано с уникальным евангельским эпизодом в жизни Франциска: примирением между ассизским епископом и мэром. Франциск позвал обоих соперников во внутренний двор епископской резиденции и направил двух братьев спеть Песнь в их присутствии, что и стало поводом для примирения[42]. Таким образом Франциск преображает в гимн хвалы прощение между епископом и мэром, озаряя его словом Божиим: Блаженны те, кто примут все это с миром, потому что Ты, Всевышний, сам увенчаешь их. Это отсылка к посланию Иакова (1, 12): «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни».

В любом случае, строки о прощении и страдании объединены способностью принимать людей через прощение и переносить мрачные события в жизни, такие как болезни, слепота, несправедливость, непредвиденные беды. Это «самый прямой и выстраданный автобиографический компонент во всей Песни»[43]. Франциск умеет преображать собственную боль и немощь в хвалу Богу: он почти слеп, к тому же страдает духовно из-за непонимания, возникшего при толковании братского идеала среди его товарищей[44]. Однако внешне он ничем не выдает своих переживаний.

Во многих текстах св. Франциска способность выдерживать и переносить страдания и болезни связана с миром. Так в Увещеваниях: «Те суть поистине миротворцы, кто во всем, что претерпевают в этом мире, ради любви к Господу нашему Иисусу Христу сохраняют мир в душе и теле»[45]. То же самое в тексте Слушайте, бедные сестры, составленном почти в то же время, что и Песнь: «Те, кто отягощены болезнями, и прочие, утомленные уходом за ними, все переносите это в мире»[46]. Здесь на близость к Песни еще яснее указывает связь между больными и трудом по уходу за ними, между перенесением болезней и трудов — и миром[47]. Иногда думают, что жизненные трудности и страдания служат препятствием для установления мира или для мирной жизни; по мнению Франциска, наоборот, они могут стать поводом для примирения с собой и с братьями, потому что он все видит в свете Евангелия и «последних реалий».


«Сестра наша, телесная Смерть»

Хвала Богу за сестру нашу — Смерть телесную — самый оригинальный элемент во всей Песни. Франциск, больной, лишенный зрения, терзаемый жестокими страданиями, стоит лицом к лицу с собственной смертью и принимает ее: это самый драматичный момент в жизни человека, и Ассизский святой переживает его как повод хвалить Господа. Хваля, Франциск не скрывает ужас этого перехода, недаром подчеркивает: ее же никто из живущих не может избежать[48], — однако усматривает здесь еще одну причину для благодарности: в вере смерть — встреча с Господом, человек возвращает Всевышнему жизнь, полученную от Него же в дар.

В жизнеописании от Фомы Челанского снова звучит радостное приглашение Франциска, обращенное к смерти: «Добро пожаловать, сестра моя Смерть!»[49]

На ту же тему в Ассизской компиляции описано недоумение брата Элии, когда тот видит, что Франциск радуется даже в тяжком страдании и болезни: «Как возможно тому, кто скоро умрет, выказывать такую ? Лучше бы ему подумать о смерти!» Франциск напоминает брату, что уже давно готовится к смерти, а затем продолжает очень пылко: «Брат, дозволь мне повеселиться в Господе и в Его Хвалах среди моих болей, потому что, с благодатью Духа Святого, я так тесно соединен с моим Господом, что, по Его милосердию, вполне могу радоваться во Всевышнем»[50].

Есть и предостережение, очень яркое и устрашающее, для тех, кто умрет в смертном грехе, — эта тема типична для проповеди Франциска о покаянии[51], — и слово о блаженстве для тех, кто умирает в общении с Господом, потому что вторая смерть уже не причинит им зла. Отсылка к Апокалипсису — «побеждающий не потерпит вреда от второй смерти» (Откр 2, 11) — озаряет светом смерть того, кто всю жизнь старался исполнить волю Господа[52].


«Франциск, человек истинной радости»

Песнь о брате Солнце завершается хвалой всего людского рода: Славьте и благословляйте Господа моего, и благодарите, и служите Ему с великим смирением. Глаголы в повелительном наклонении указывают на «восстановление рода людского во всеобщей хвале»[53]. Хвала совершается в служении, смиренном и простом, когда «с твердым решением сделаться „меньшим”, которое изгоняет порывы к господству, человек, примиренный с творением, наконец, снова обретает право именовать Всевышнего»[54].

Песнь о брате Солнце можно определить как торжественную хвалу Богу за вселенское братство — хвалу, которая изливается из переполненной души Франциска. Несмотря на драматичную жизненную пору: с болезнью, страданиями и слепотой, — «хвала и слава Божия стали „всем” в личности и жизни Франциска»[55]. Ассизский бедняк — воистину «человек, „ставший молитвой”»[56]: мы слышали его пение, видели его высокий полет, знаем, что он «человек истинной радости»[57], но и «настоящий человек», который высказывает все свое страдание и проходит через него до конца. В нем видны знаки общения с Господом, распятым и воскресшим, знаки полноты Божией, которую он научился находить всюду, в Творце и творениях, внутри себя и вокруг себя, на земле и в небе, в видимом и невидимом, в людях и прочих живых существах, в тех, кто его любит и кто ненавидит. Он сказал нам в простоте, кто таков Всевышний, сказал с пением и танцем.

Братьев, когда они после проповеди поют Хвалы, как скоморохи, Франциск просит в конце говорить народу: «Мы скоморохи Господни, и вот какую награду мы желаем от вас: чтобы вы жили в истинном покаянии». Потом прибавляет: «Что такое слуги Божии, если не Его скоморохи, которые должны тронуть людские сердца и вознести к духовной радости?»[58]

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Франциск, Spes non confundit, 9 мая 2024, № 4.

[2] Ср. G. Pani, San Francesco: il presepe di Greccio, в Civ. Catt. 2023 IV 443–453.

[3] J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole. Francesco d’Assisi riconciliato, Milano, Edizioni Biblioteca Francescana, 2015, 103; его же, Corpus franciscanum. Francesco d’Assisi: corpo e scrittura, там же, 2023, 25.

[4] A. Mazziotti, Il Cantico di Frate Sole di Francesco d’Assisi, Arezzo, Helicon, 2014, 7.

[5] , св., Сочинения, М., Издательство Францисканцев, 2009 (далее цитаты из сочинений св. Франциска — по этому изданию. — Прим. пер.). Ср. C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, Milano, Edizioni Biblioteca Francescana, 2013, 372 сл.; Francesco d’Assisi, s., Cantico di frate Sole, в G. Contini, Letteratura italiana delle origini, Firenze, Sansoni, 1970, 4 сл.; C. Paolazzi, Il Cantico di frate Sole, Assisi, Edizioni Porziuncola, 2010, 5–7.

[6] Но св. Франциск предпочитал название Песнь о брате Солнце: ср. Compilazione di Assisi, 83: FF 1615.

[7] Некоторые исследователи полагают, на основании Ассизской компиляции, что Песнь была составлена весной 1225 г. Ср. C. Paolazzi, Il Cantico di frate Sole, цит., 36; 33: J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 29; A. Mazziotti, Il Cantico di Frate Sole di Francesco d’Assisi, цит., 20.

[8] Ассизская компиляция, 83: FF 1614. Келья, возможно, примыкает к той части церкви, где жил священник, а затем братья — капелланы для сестер. Даларэн задается вопросом: почему Франциск, брат всякого создания, так мало ценит общество мышей… Интересен ответ: «Я тогда не понял, что неудобство, описанное в Ассизской компиляции, служит необходимой предпосылкой для сочинения Песни о брате Солнце. Это подобно введению в Завещание: „Когда я был во грехах, мне казалось слишком горько видеть прокаженных”» (J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 89).

[9] Ассизская компиляция, 83: FF 1614. Ср. также Фома Челанский, Второе житие св. Франциска Ассизского, 160: FF 802.

[10] Ассизская компиляция, 83: FF 1615.

[11] Ср. J. Dalarun, Corpus franciscanum…, цит., 104, с фотографией рукописи 338, самой ранней, где оставлено место под первой строкой для нотной записи.

[12] Ср. D. Rondoni, La voce del Cantico, la voce di chi, в G. Bormolini — D. Rondoni, Vivere il Cantico delle creature. La spiritualità cosmica e cristiana di san Francesco, Padova, Messaggero, 2024, 81.

[13] Франциск Ассизский, св., Устав, не утвержденный буллой, 23,1: FF 63. Здесь отголосок доксологий из Откр 4, 11 и 5, 12.

[14] J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 43.

[15] Франциск Ассизский, св., Устав, не утвержденный буллой, 23,5: FF 66.

[16] Ассизская компиляция 83: FF 1615.

[17] Зерцало совершенства 119: FF 1819.

[18] É. Leclerc, I simboli dell’unione. Una lettura del «Cantico delle Creature» di san Francesco d’Assisi, Padova, Messaggero, 2012, 69.

[19] Ср. J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 47.

[20] Аллюзия на 1 Кор 15, 41: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд».

[21] Прилагательное «clarite» очень редкое в староитальянском языке, так что в прошлом даже спорили о его аутентичности, хотя оно содержится в лучших кодексах. Однако его можно связать с именем Клары, и этот ход мысли уже представлен в традиции. Франциск в монастыре Св. Дамиана, сестры заботятся и молятся о нем (ср. A. Oxilia, Il Cantico di Frate Sole, Firenze, Nardini, 1984, 48–52; 180); именно здесь сочинена Песнь (это подчеркивает É. Leclerc, I simboli dell’unione…, цит., 95–98).

[22] J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 55.

[23] Согласно Луиджи Фосколо Бенедетто, «многоликие цветы» (цветов многоцветье — в переводе П. Сахарова) — единственный элемент в Песни, не восходящий к Библии (ср. A. Oxilia, Il Cantico di Frate Sole, цит., 147, прим. 15). Однако Фома Челанский предположил, что «цветов многоцветье» «напоминает о Цветке, рожденном от корня Иессеева: Господе Иисусе» (ср. Фома Челанский, Жизнь блаженного Франциска, 80: FF 460).

[24] Ср. S. Battaglia, Grande dizionario della lingua italiana, vol. VI, Torino, Utet, 1970, 995, где Песнь тоже цитируется.

[25] C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 377.

[26] Разнообразные примеры возвращения, когда речь идет о дарении бедным, представлены в FF 674 (плащ для бедного), FF 679 (дар бедной женщине, страдавшей глазами, как и Франциск), FF 1143 (возвращение собственной накидки нуждающемуся), FF 1354 (дар как возвращение того, что принадлежит бедным) и т. д.

[27] D. Rondoni, La voce del Cantico, la voce di chi, цит., 91.

[28] É. Leclerc, Il Cantico delle creature ovvero i simboli dell’unione. Un’analisi di san Francesco d’Assisi, Torino, SEI, 1971, 52. Ср. C. Paolazzi, Il Cantico di frate Sole, цит., 40.

[29] Франциск Ассизский, св., Fonti Francescane, цит., 179, примечание 8; Il Cantico di frate Sole, цит., 69.

[30] C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 377.

[31] Там же.

[32] J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 61–63; автор добавляет: «В логической связи с тремя прочими вариантами употребления предлога „per”, следует предпочесть инструментальное значение» (там же, 62). Ср. его же, Corpus franciscanum…, цит., 24.

[33] C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 378.

[34] Там же.

[35] Фома Челанский, Второе житие св. Франциска Ассизского, 165: FF 750.

[36] C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 378.

[37] Фома Челанский, Жизнь блаженного Франциска, 80: FF 458.

[38] Там же: FF 459.

[39] J. Dalarun, Corpus franciscanum…, цит., 46. Даларэн ссылается на Жизнь блаженного отца нашего Франциска, авторства Фомы Челанского, им найденную, которая еще не представлена во Францисканских источниках.

[40] Ср. Франциск Ассизский, св., Послание министру: «И из того хочу познать, любишь ли ты Господа и меня, раба Его и твоего, чтобы ты так поступал: да не будет ни одного брата в мире, согрешившего как только возможно, который, посмотрев тебе в глаза, ушел бы без твоего прощения, если попросит о прощении. А если не будет просить прощения, ты спроси у него, не нуждается ли он в нем» (FF 235).

[41] Ср. его же, Увещевание 9: «„Любите врагов ваших…” (Мф 5, 44). Тот же поистине любит своего врага, кто не о причиняемой себе несправедливости скорбит, но ради любви к Богу сокрушается о прегрешении его души. И своими делами являет ему любовь» (FF 158).

[42] Ср. Ассизская компиляция, 84: FF 1616. Ср. C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 379. Причина ссоры в том, что епископ отлучил мэра города Ассизи от причастия. Мэр — сказано в Компиляции — «выпустил […] такой указ: пусть никто ничего не продает епископу, и не покупает у него, и не заключает с ним договоров. Вот до чего они дошли во взаимной ненависти» (там же; больше подробностей в Зерцале совершенства 101: FF 1800). Похоже, что мэр, отец одной из сестер монастыря Св. Дамиана, был одним из самых активных сторонников Клары Ассизской (ср. J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 68).

[43] C. Paolazzi, Il Cantico di frate Sole, цит., 94.

[44] Ср. R. Manselli, San Francesco, Roma, Bulzoni, 1982, 257 сл.

[45] Франциск Ассизский, св., Увещевание 15: FF 164.

[46] Его же, Audite, poverelle 9–11: FF 263.

[47] Ср. C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 379.

[48] В рукописи 338 из Ассизской муниципальной библиотеки читаем «skappare»: ср. J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole…, цит., 86.

[49] Фома Челанский, Второе житие св. Франциска Ассизского, 217: FF 809.

[50] Ассизская компиляция, 99: FF 1637.

[51] Ср., например, его Письма к верным: FF 178–206.

[52] Ср. C. Vaiani, Storia e teologia dell’esperienza spirituale di Francesco d’Assisi, цит., 400–402.

[53] J. Dalarun, Il Cantico di frate Sole, цит., 88.

[54] Там же.

[55] C. Paolazzi, Il Cantico di frate Sole, цит., 57.

[56] Там же, 32. Это выражение восходит к Фоме Челанскому: Фома Челанский, Второе житие св. Франциска Ассизского, 95: FF 682.

[57] Франциск Ассизский, св., Об истинной и совершенной радости: FF 278.

[58] Ассизская компиляция, 83: FF 1615.


Автор: Джанкарло Пани SJ

Источник: La Civiltà Cattolica

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна