Отец Денис Марчишин: «Для меня главное – сохранить дух свежести»

СКГ Декабрь 20, 2016

20 ноября 2016 г., в торжество Христа Царя, Владыка Иосиф Верт возвел диакона Дениса Марчишина в сан пресвитера. Отец Денис любезно согласился ответить на несколько вопросов корреспондента «Сибирской Католической Газеты», рассказав о себе, о своем пути к священству и о первых шагах на пути служения народу Божию…

Еще раз поздравляем Вас с рукоположением, этим знаменательнейшим событием в Вашей жизни и жизни всей нашей Поместной Церкви. Традиционный вопрос: расскажите о том, как созрело Ваше призвание.

Я уже неоднократно рассказывал об истории своего призвания. И каждый раз я повторяю ее, в первую очередь, самому себе. Я – из некрещеных детей в неверующей семье. У меня еще есть младшая сестра. Любопытно, что последние крещеные в нашем роду были еще до революции 1917 г. Правда, копаясь в архивах, удалось выяснить, что в моем роду по материнской линии были даже священники. Но всё это было до революции, и эта традиция была прочно забыта. И я тоже до поры, до времени не задумывался о духовных вещах. Первые вопросы такого рода стали появляться у меня во время учебы в университете, на факультете политологии и социологии. В рамках курса «Введение в философию» я познакомился с сочинением «Исповедь» св. Августина. Его размышления о вере показались мне очень интересными, и у меня вдруг возникло сильное желание принять Крещение. Но это не было чем-то глубоким, мне прежде всего хотелось пройти через сам обряд. Было это в 2003 г.

Я посетил несколько храмов. В одном месте меня согласились покрестить уже на следующий день, хотя я тогда не читал Евангелие, не знал ни заповедей, ни молитв и вообще не имел почти никаких познаний о вере. Вот именно такая «легкость» предстоящего Крещения меня и оттолкнула. Я решил поискать еще. Был у протестантов, но атмосфера их богослужения показалась мне слишком холодной. Потом вспомнил, что у нас в городе есть еще и католики. Придя в католический храм, я первым делом встретил сестру-монахиню (это была сестра Мария, которая до сих пор работает в нашем приходе) и сказал ей о своем желании покреститься. Она позвала священника, и тот объяснил мне, что к Крещению нужно готовиться, посещая занятия по катехизации. Узнав, что мне что-то будут объяснять, что будут рассказывать о вере, я с радостью согласился.

Я стал посещать эти занятия, а вместе со мной их стала посещать моя мама. Но тогда я был вынужден оставить очное отделение университета из-за тяжелого материального положения семьи. Мама у меня – потомственный педагог, а в начале нулевых учителя получали очень мало. А мой отец – военный, а потом сотрудник правоохранительных органов – трагически погиб. Сестра, которая на шесть лет младше меня, пока еще училась в школе.

Оставив университет, я тут же был призван в армию, причем явиться на призывной пункт с вещами мне нужно было через четыре дня: это было как раз время призыва. И 14 июня 2004 г. я принял таинство Крещения досрочно, так и не завершив всего курса катехизации. Уже на следующий день я ушел в армию и у меня были «христианские проводы». Служил я Санкт-Петербурге, где есть немало католических храмов, так что у меня была возможность приступать к исповеди и Причастию. Хотя часто этого делать не удавалось: в связи с ситуацией в стране и разгулом терроризма тогда действовали очень строгие правила с минимумом увольнительных.

По возвращении из армии в свой родной Екатеринбург я стал регулярно практикующим католиком, таким себе добротным «воскресным католиком». Время от времени бывал на исповеди, приступал к Святому Причастию. Иногда помогал убирать территорию храма или готовиться к праздникам. И так прошло еще два года. Всё это время я работал: сначала – на железной дороге (по своей первой, законченной специальности я – строитель железных дорог), потом был монтажником линий связи.

А каким образом Вы почувствовали духовное призвание?

Я стал активнее участвовать в жизни молодежного крыла прихода (я тогда еще по возрасту принадлежал к молодежи), а потом стал внимательнее присматриваться к жизни священников. Настоятелем у нас тогда, как и сейчас, был о. Антон Гсель, а викарием – о. Григорий Федосеев, нынешний благочинный Омского деканата. Общаясь с ними, я почувствовал, что мне интересна эта форма жизни и это служение. Я признался в этих мыслях о. Григорию, после чего мы стали с ним регулярно встречаться раз в неделю. Мы много беседовали о призвании, о молитве, причем о. Григорий затрагивал более глубокие вещи, чем те, которые можно услышать на проповедях. Он рассказывал и о своей жизни в семинарии, и в результате перспектива поступления в семинарию стала казаться мне очень привлекательной. Я осознал, что семинария – это не место некого неземного идеала, а место, где вызревает призвание. В конце концов, наш настоятель о. Антон представил меня епископу и в 2008 г. я поступил в Новосибирскую предсеминарию, а еще спустя два года – в Высшую Духовную семинарию «Мария Царица Апостолов» в Санкт-Петербурге. Шесть лет обучения там, потом диаконат, и вот теперь я – священник.

И за это время Вы ни разу не усомнились в однажды принятом решении?

Конечно, восемь лет – это большой срок, и за это время происходит очищение каких-то мотиваций, в чем-то меняется сознание. Да, сначала было простое желание: «Я хочу быть священником», подкрепляемое соображением, что «священников у нас не хватает». Разумеется, за время прохождения формации это понимание углублялось, приходило осознание того, что суть – не в тех внешних активностях, тех действиях, которые ты будешь как священник совершать, как то проповедовать или работать с молодежью. Для меня моментом истины стала та мысль, что Господь лично меня пожелал спасти вот именно таким образом, через принятие таинства Священства.

Но на самом первом этапе, что именно больше всего «прельстило» в будущем священстве, что именно «притянуло»?

«Притянуло» всё в целом, сам священнический образ жизни. Во мне всегда жил некий «бунтарский дух» или «дух приключения», мне не хотелось до конца растворяться в скуке обыденности. Было что-то привлекательное в освобождении от земных привязанностей и уз. Тогда еще и ощущался некий драйв, связанный с преследованием Церкви в годы государственного атеизма. Эти времена в те годы еще не до конца забылись. Так всё выглядело, если смотреть исключительно с этой, «человеческой» стороны.

За годы обучения в семинарии этот «дух приключения» трансформировался во что-то другое?

Думаю, до конца он так и не исчез. За годы формации я усвоил, что Церковь – это Богочеловеческий организм, и поэтому человеческий элемент в ней тоже важен, тоже играет свою роль. Человеческий элемент является также и источником трудностей: вот, возникают проблемы в отношениях в самой семинарии или на приходской практике, или с настоятелем ты не сходишься темпераментами… Но самое главное, что мне открылось за годы, проведенные в семинарии, – это понимание дара, принесенного нам Господом. Я говорю о великом Даре Прощения, о том, что отныне ты сам можешь простить и могут простить тебя. Все трудности преодолеваются через прощение. И если нет этого «я тебя прощаю», то остается только бесконечный ветхозаветный цикл «око за око». В ходе формации ты сам проживаешь прощение Христово, и это и есть самое ценное. Хотя интеллектуальная часть семинарского образования тоже очень важна.

Совсем недавно Вы были воспитанником семинарии, а вот теперь Вы – священник. Оглядываясь назад, как можете оценить время в семинарии в свете того священнического служения, к которому Вы уже приступили?

В семинарии созданы все условия, чтобы углубляться в себя, познавать Бога в созерцании и молитве. У приходского священника часто нет такой возможности. Здесь приходится по-настоящему жертвовать, хотя я и не люблю этого пафосного слова. Приходят люди со своими трудностями и проблемами, и ты должен им уделять столько своего времени, сколько это им нужно. Момент жертвенности начал отчасти проявляться еще во время учебы, но вот теперь он раскрылся в полную меру. Притом жертвенность – это обязательное условие следования за Христом. Жертва всегда связана со страданием. Также появляются новые трудности, например, со временем становишься строже к себе, и тогда у окружающих порой складывается впечатление, что ты стал строже ко всем. И вот здесь-то и приходит на помощь дар прощения. Через него можно всё преодолеть. В общем, несмотря на все проблемы и трудности, я теперь очень счастлив.

Как к Вашему выбору жизненного пути отнеслась Ваша мама?

О, она была для меня огромной поддержкой! Она практически сразу одобрила мой выбор, хотя, из общения с другими семинаристами, причем не только в нашей стране, но и в странах с традиционной католической культурой, я знаю, что такое случается далеко не всегда. Моя мама присутствовала на моем рукоположении и в диаконы, и в священники.

Ваша мама – католичка?

Да. Она приняла Крещение на год позже меня, пройдя весь курс катехизации.

А сестра?

У нее более сложный путь. Она какое-то время ходила на католическую катехизацию, но в итоге от присоединения к Католической Церкви отказалась. Сейчас она нашла себя в одном из православных приходов Екатеринбурга. Конечно же, я не имею ничего против, потому что свобода совести, духовная свобода – превыше всего. Она со своей стороны, тоже относится с уважением к моему выбору, всегда меня поддерживала и поддерживает.

Вообще, мне повезло с отношением родственников. Даже мои бабушка и дедушка, которые не очень хорошо понимают мой путь, всё-таки относятся к нему с уважением. Гораздо более негативной была реакция некоторых из моих прежних друзей. Кое-кто, узнав о моем поступлении в семинарию, стал обвинять меня в стремлении к «легкой жизни», в желании хорошо устроиться, воспроизводя все современные антиклерикальные стереотипы. Но такая реакция еще раз убедила меня, что я всё делаю правильно. С кем-то из прежних друзей пришлось расстаться, а с кем-то отношения со временем наладились, войдя в новое русло.

В Католической Церкви призвание к священству неразрывно связано с призванием к безбрачию. Как переживалось Вами это второе призвание?

Есть этот момент. И было бы неправдой утверждать, что за достаточно длительное время подготовки к принятию священного сана семинарист не задумывается о том, от чего он отказывается. Лично я смотрел на эту проблему рационально. Исходным пунктом было то, что я – христианин, верующий человек. А раз так, сексуальная жизнь для меня возможна только в браке. Но наша Церковь требует от приступающих к таинству Священства принести эту жертву – отказаться от семейной жизни. Есть еще тенденция современного мира: мнение о том, будто человек не может обойтись без секса, будто отсутствие секса делает его больным и ущербным, что так просто не может быть. Об этом же говорит популярная медицина: воздержание вредно и имеет ужасные последствия. Однако же во всех традиционных религиозных культурах приближение к Богу подразумевало отказ от этой части жизни. Это – необходимая жертва на духовном пути. Так было, и так есть до сих пор.

Когда я еще делал свои первые шаги на пути к священству, мне попался в руки документ «Pastores dabo vobis» – постсинодальное Апостольское Послание Иоанна Павла II, в котором речь шла о подготовке священников. Там я нашел прекрасное обоснование идеи целибата при том, что этот раздел находился в той части документа, в которой речь шла не о духовной, а о человеческой формации. Там были ясно и четко сформулированы те мысли, которые как раз созревали в моей душе, но которым я сам не мог дать четкого оформления. Прежде всего, мысль о том, что присущий всем живым существам сексуальный инстинкт у человека уже – не только инстинкт, и даже не инстинкт вовсе, а то, что принадлежит сотворенной по образу и подобию Божию человеческой личности и может быть свободно принесено ею в жертву.

Повлияли на меня и работы некоторых психологов, прежде всего очень уважаемого мной Эриха Фромма, также указывавших на правильное место сексуальной сферы в общей структуре бытия человека.

Но я не считаю, что мой выбор делает меня «духовнее» или лучше тех, у кого другой путь жизни. Самое главное – просто следовать тому, чего хочет от тебя Бог здесь и сейчас. Крепкая христианская семья – это тоже прекрасное свидетельство о Боге, ничем не уступающее в достоинстве свидетельству живущего в целибате священника.

Кроме того, не следует всё время говорить о жертве и полагаться лишь на собственные усилия воли. Жизнь в безбрачии – это призвание от Бога, и Бог Сам дает силы, чтобы оставаться верным этому призванию. Для меня это выглядит вполне органичным. Бог не требует от нас чего-то сверх сил и не предлагает крест, который мы не в силах нести.

Вы уже упомянули среди повлиявших на Ваше духовное формирование авторов св. Августина и св. Иоанна Павла II. А есть у Вас еще «любимые» святые?

Скажем так, с догматической стороной почитания святых у меня проблем нет, но вот что касается личной практики… Ближе всего те, чьи имена я сам попросил добавить к Литании Всем Святым, которую пели во время моего рукоположения. Это св. Киприан Карфагенский, св. Мария Горетти, блаженный кардинал Альфредо Ильдефонсо Шустер (архиепископ Милана в первой половине XX века) и блаженный о. Владислав Буковинский. Могу кратко пояснить, почему я выбрал именно их.

У св. Киприана Карфагенского меня привлекает, прежде всего, «дух церковности», чувство принадлежности к Соборной Церкви, когда я иду ко Христу не индивидуально, а вместе с «соседями по церковной лавке», в Церкви и через Церковь.

Св. Мария Горетти – мученица целомудрия, простившая перед смертью своего убийцу. Для меня здесь наиболее важен именно момент прощения. Всю силу прощения этой 12-летней девочки иллюстрирует тот факт, что ее убийца обратился, стал монахом и присутствовал лично на церемонии ее беатификации.

Фотографию кардинала Шустера я увидел случайно, листая интернет-страницы, и меня поразила его внешность – внешность глубоко смиренного, кроткого, духовного человека. Потом я прочитал, что он возглавлял Миланскую архиепархию с 1929 по 1954 год. Все мы знаем, что это были за времена, и каких усилий тогда стоило вести церковную ладью сквозь бурные воды эпохи. В дальнейшем я ознакомился с некоторыми конкретными подробностями его жизни и служения: о том, как он реформировал епархиальную семинарию, о том, что он был выдающимся литургистом, и о том, как всю свою жизнь прожил в строгой верности уставу Бенедиктинского ордена, в который вступил еще в юности.

А отец Буковинский – это практически наш современник. И на его недавней беатификации в Караганде я был лично. Наш епископ знал его и очень часто вспоминает о нем. Но мне отец Буковинский стал близок даже не из-за этого. Ведь у меня нет тех корней. Но я понимаю, что это – именно наша история. Католическая вера досталась нам именно через эти обстоятельства и через этих людей – ссыльных немцев, поляков, которым столь самоотверженно служил о. Буковинский. И это – наше родство, наше прошлое, хотя в физическом смысле я и не являюсь потомком тех людей. Свое будущее можно строить только на твердом историческом фундаменте прошлого. И я счастлив, что у нашей Российской Поместной Католической Церкви есть теперь свой блаженный, свой небесный заступник. Здесь можно бы еще вспомнить о. Алексея Зарицкого, которого почему-то мало почитают в нашей Поместной Церкви, хотя он причислен к лику блаженных вот уже как 15 лет.

Кого из лично Вам знакомых людей Вы могли бы выделить, как произведших на Вас особое впечатление, оказавших Вам особую помощь на Вашем столь прекрасном, но и столь непростом, даже «авантюрном» пути к священству?

Таких людей много. Но прежде всего я бы хотел назвать Отца Епископа. Его поддержку я чувствовал все эти годы, и эта поддержка была без преувеличения огромной. Это была как духовная, так и простая человеческая помощь. И я очень тронут тем доверием, которое мне всё это время оказывал Отец Епископ. Это тем более достойно благодарности, что мы с ним принадлежим к разным поколениям и вышли из совершенно разной среды. И с его стороны это большое дело, понимать, что такие как я, более молодые люди, могут смотреть на какие-то вещи, включая и собственное призвание, как-то по-другому, и относиться к этому их мироощущению с уважением, допускать это.

Далее, руководство семинарии. Конечно, отношения с наставниками и руководителями могли складываться по-разному, и это, наверное, неизбежно в таком достаточно тесном коллективе, каким является духовная школа. И, тем не менее, я постоянно ощущал, что духовному отцу семинарии, о. Константину Передерию, и ее ректору, монс. Пьетро Скалини, я далеко не безразличен. Они могли в чем-то ошибаться, в чем-то мог ошибаться я или могло быть некое упрямство с моей стороны, но всегда чувствовалась их живая заинтересованность мной, заинтересованность в том, чтобы я прошел весь путь семинарской формации до конца и стал священником.

Еще мог бы упомянуть моих товарищей по семинарии и несколько питерских семей потомственных католиков, члены которых обучались в духовной семинарии еще до революции или в подпольной семинарии в первые советские годы. Это – живая история, свидетельство целостности католической традиции в России, связи поколений российских католиков. И там я получал настоящую поддержку: я всегда мог приехать к ним в гости и меня радушно принимали, поздравляли с праздниками и знаменательными событиями. Короче говоря, мы по-настоящему дружили.

И, конечно же, это приходские католические священники. Практически во всех приходах, в которых я бывал на практике, и в нашей епархии, и в Пушкино и Гатчине под Петербургом, у меня складывались тесные дружеские отношения с местными священниками. Везде я чувствовал доверие к себе, а это – самое главное. Доверие – это основа настоящей дружбы, привязанности.

Еще назвал бы последних двух Пап. Когда я поступал в семинарию, Папой был Бенедикт XVI. Он в моих глазах – потрясающий человек, прежде всего, из-за его богословия. В богословии я считаю себя его последователем. Мне также были близки его тенденции в понимании Литургии. И свой уход он обставил великолепно, с глубочайшим смиренным достоинством. Каким это было потрясением для меня! Да и не только для меня. Мы переживали эти события всей семинарией!

А потом пришел Папа Франциск, на первый взгляд, совсем другой, с совсем иной манерой, иным поведением. И он призвал священников совершать свое служение в духе милости, прощения, человечности. Это было очень важно услышать мне, в то время уже вплотную приблизившемуся к священству.

Можно считать, что цель, которую 8 лет назад поставил перед собой Денис Марчишин – стать священником, на сегодняшний день достигнута. Так каковы же теперь перспективы? Какие новые цели ставит перед собой отец Денис? И что самое ценное в жизни молодого священника?

Самое ценное – оставаться тем, кем ты сейчас есть. Сохранить как можно дольше, а в идеале – навсегда, сегодняшнюю свежесть. Всегда чувствовать себя так, как я чувствую себя сегодня, когда всё – в первый раз. Когда тебя не покидает чувство священного трепета и возвышенной радости от того, что ты служишь Мессу, принимаешь исповедь. Человеку свойственно ко всему привыкать, в том числе и к исполнению священнического служения. И с какого-то момента, может быть, даже незаметно для себя самого, начать беспокоиться прежде всего о себе, о своем комфорте. Цель – не поддаться этому соблазну, всегда видеть себя лишь скромным служителем народа Божия, к чему и призывает нас Папа Франциск. Последовательно жить своим призванием – для священника это и есть путь его личного спасения. Здесь самое важное – честность, прозрачность, искренность и готовность отдаться служению, посвятить себя людям. Если верные будут видеть эти черты в своем пастыре, они простят ему все недостатки его характера. Но сохранить навсегда такое вот отношение и «дух свежести» – это на самом деле великая благодать от Господа и большая личная работа. Так я вижу свои цели и перспективы.

А еще ценность – это красота самого священства. Ведь нас, священников, очень мало в России, да и в масштабах мира, если разобраться, совсем немного. Поэтому каждый священник – это нечто весьма ценное, уникальное. Не я сам по себе так ценен и уникален, но каждый новый священник ценен и уникален. Без меня, как человека, мир наверное мог бы обойтись. Но как же нужен каждый священник, способный преподать Таинства людям!

Хочется Вам пожелать, чтобы эта радость от служения, этот «вкус к служению» и к жизни во Христе в священническом сане оставались с Вами навсегда и возрастали, как тот аппетит, что приходит во время еды.

Спасибо!

Напоследок — традиционный вопрос: что бы Вы хотели пожелать нашим читателям?

Я хотел бы повторить за всеми Папами последнего времени: Не бойтесь! Не бойтесь быть верующими! Не бойтесь свидетельствовать о своей вере! Не бойтесь проявлять себя как верующие люди! Не бойтесь принимать решений, проистекающих из христианской веры! И пусть вся ваша жизнь станет радостным адвентовским ожиданием!

Большое спасибо за интервью!