Чудесный и святой доктор

admin skg Сентябрь 25, 2017

«Гриш, а Гриш! Гляди-ка поросенок-то… Смеется… Да-а. А во рту у него!.. Смотри, смотри…травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то».

(Из рассказа А. Куприна «Чудесный доктор»)

Кто бы мог подумать, что рассказ из первой «взрослой» книги, самостоятельно прочитанный мною в пять лет, каким-то непостижимым образом сохранится в моей памяти слово в слово, а образы, чувства и переживания героев, войдут красной нитью в мою жизнь, переплетутся с ней, став чем-то единым, так что мы будем сопричастны друг другу. Пока же в воображении пятилетки это были нечеткие, размытые образы двух мальчишек, стоявших на холодном ветру с урчащими от голода животами, промерзших до костей, в одежонке не спасающей от стужи суровой московской зимы, рассматривающих в витрине магазина рождественского поросенка, умильный вид которого позволил им забыть убогую комнатку в полуподвале с сырым и затхлым воздухом, безработного отца, едва не лишившегося жизни из-за тифа, больную мать, плачущую и вечно голодную, как, впрочем, и все обитатели квартала трущоб, младшую сестренку, и на миг заглянуть в недоступный и далекий мир обитателей особняков с большими окнами, залами, наполненными светом, большими и зелеными елями, украшенными разноцветными гирляндами, ярко-оранжевыми мандаринами, благополучных домов с атмосферой Рождества, с подарками, детским смехом и взрослыми голосами, эхом гуляющими в их стенах, и хотя бы слегка прикоснуться к этой гармонии счастья.

Всего через пару лет в холодной и сырой спальне, зимними ночами, я, кутаясь в тонкое, казенное одеяло, пытаясь хоть немного согреться, буду слово в слово пересказывать историю о «чудесном докторе» затаившим дыхание, живущим со мной одноклассницам и старшим (на три года) девчонкам, таким же как я, продрогшим, дрожащим всем телом. Темнота, ночь, холодная постель, всё исчезало, растворялось в сюжете рассказа, образах героев: они не были воображаемыми, они были реальны, как и чувства голода, холода и страха тоже были реальны. Представление никогда не заменит реальности, превосходящей воображение во много раз. Мы же имели эту реальность. Достаточно было посмотреть вокруг, в любую сторону, взглянуть друг на друга: вот они – мальчишки, рассматривающие поросенка с травкой во рту за стеклом витрины магазина. Это мы – дети с недетским взглядом на мир, изгнанные из семей, брошенные, забытые и оставленные, те, кого мало любили, кто не познал тепла домашнего очага. Мы, которые бессчетное количество раз сами становились героями рассказа в надежде встретить «чудесного доктора» и попытаться ощутить, пусть ненадолго, его тепло и доброту. И всё начиналось сначала: «Гриш, а Гриш! Гляди-ка поросенок-то…».

Пройдет немало лет, и Господь, врачуя мою душу и мои раны, научив меня, поможет простить тех, кто когда-то их причинил, и я забуду то, что так хотела забыть. Но однажды эти воспоминания вернутся ко мне утром теплого летнего дня, когда настоятель нашего прихода о. Владимир произнесет: «Приходские объявления на …рядовое воскресенье. …10 сентября – приглашаем всех желающих принять участие в епархиальном паломничестве по местам, связанным с памятью ‘святого доктора’ Федора Петровича Гааза и молитве об ускорении процесса беатификации ‘святого доктора’».

Свет утра, тепло дня, окружающие меня люди – всё исчезло, уши давит звенящая тишина, и ощущение холода… Я вновь та маленькая девочка, замерзающая в холодной и темной ночи, рассказывающая о «чудесном докторе»: «Гриш, а Гриш!..» Я увижу мальчиков, замерших и обездоленных, стоящих на холодном ветру – образы, сохраненные моей памятью, детские лица. Только теперь все мы смотрим не в витрину магазина, а на лицо незнакомца с добрым и участливым взглядом, излучающим свет безграничной любви, наполняющей сердца и души, лицо «чудесного доктора», того, что дарил нам надежду и согревал наши души. И вот теперь этот образ обрел реальные черты «святого доктора» Фридриха Йозефа (Федора Петровича) Гааза. Наверное, именно в момент, когда я вновь ощутила себя той девочкой в холодной темной ночи, я осознала, что значит простить. Это осознание пришло через понимание, что мои воспоминания о детстве, которые я так старалась стереть, сейчас не пробудили во мне ни чувства обиды, ни неприязни к людям и событиям, кои я испытывала прежде. Я вдруг поняла, что произошедшее осталось в прошлом, которое нельзя изменить, его просто нужно принять как факт. Это уже произошло, отпусти и живи дальше. Я вдруг поняла, что суть прощения не в том, чтобы забыть – забыть невозможно, а в том, чтобы проявить сочувствие к тем, кто тебя обижает, к тем, кто через причинение боли пытается заглушить собственную внутреннюю боль, столь сильно мешающую им видеть хорошее и радоваться жизни. Поняв это, я вдруг осознала, что шепчу молитву: «…Господи, прости нам грехи наши, как и мы прощаем…» Я молилась за себя, за обижающих меня, за те чувства, которые испытывала, за то, что не понимала, хотя и чувствовала… Я благодарила Господа за встречу с «чудесным доктором», которого так ждала в том, уже таком далеком детстве. Кто этот «чудесный доктор», чей образ оставил столь глубокий след в моей душе?

Это слайд-шоу требует JavaScript.

***

Фридрих Йозеф Гааз родился 24 августа 1780 года в маленьком немецком городке Мюнстреройфеле близ Кельна в многодетной католической семье. Заложенное в детстве понимание любви, как основы христианства, Фридрих Иосиф (Федор Петрович) пронес через всю свою жизнь, говоря о себе: «Я немец, но больше всего я считаю себя христианином». Осознавать себя христианином для него означало любить и делать добрые дела. Любить – значит сострадать. Любить – значит не делить людей на «своих» и чужих» по национальной, религиозной, социальной принадлежности. Любить тех, кто тебя не любит. Любить тех, кто, может быть, никогда не ответит тебе взаимностью, но в особенности тех, кто лишен или не познал любви. Любовь через сострадание – это соучастие в жизни ближнего, униженного и призираемого, больного и бедного, всеми оставленного и заключенного, принятие его боли как собственной. Любовь к ближнему и бескорыстие, стремление помочь всем и каждому снискали Федору Петровичу (Фридриху Йозефу) уважение и любовь простого народа, почитавшего его как святого еще при жизни. Его так и называли: «святой доктор». Доктор же не кичился своей святостью, и уж тем более не ставил ее себе в заслугу. Он считал, что «каждый человек может свободно решать, хорошее дело он хочет делать или дурное, доброе или злое. И равенство всегда было и есть, самое главное равенство перед небом. Великий аристократ и маленький поселянин суть равные, если они добродетельны, а хороший работник есть перед Богом более высокий человек, чем плохой король».

Семья, в которой увидел свет Фридрих Йозеф, имела весьма скромный достаток, но родители сделали всё от них зависящее, чтобы дети получили образование: два старших брата стали священниками, младшие – юристами, а юный Фридрих был отдан в католическую школу, по окончании которой поступил в Йенский университет, где изучал философию, германистику и математику. Но истинным призванием для Фридриха Иосифа (Федора Петровича) стала медицина, интерес к которой был не случайным: ведь он был сыном аптекаря и внуком врача. Окончив Йенский университет, он поступит в Гёттингенский университет для изучения медицины, избрав курс знаменитых профессоров-офтальмологов Химли и Шмидта. Последнего коллеги именовали не иначе как «тот, кто исцеляет слепых», а давая характеристику его ученику, студенту Гаазу, они говорили: «Да и сам Фридрих уже стал отменным медиком. Учен не по летам. В медицинских науках всё превзошел».

Закончив обучение, Фридрих Йозеф (Федор Петрович) переезжает в Вену, где начинается его врачебная практика. Молодой доктор быстро получает известность, а лестные отзывы о нем не остаются незамеченными. Доктора Гааза приглашают к российскому послу в Австрии князю Репнину, курс лечения проходит успешно, и в 1802 году молодой специалист получает предложение: приехать в Россию и стать семейным врачом Репненых-Волконских. Принятое предложение станет судьбоносным, навсегда связав имя Фридриха Йозефа Гааза, его жизнь и дела с Россией. На своей второй родине доктор Фридрих Йозеф Гааз станет известным под именем Федор Петрович, он будет любим и почитаем простым людом, именующим его «святым доктором», однако не понят, не принят, нелюбим, презираем, оклеветан людьми своего сословия, чиновниками, некоторыми своими коллегами, навесившими на него ярлык «утрированного филантропа».

Уже в первые годы жизни в России молодой врач, обласканный высшим светом, желанный гость в любом доме, начинает вести общественную врачебную практику в больницах для бедноты, богадельнях. Его поведение вызывает недоумение в «свете» и среди коллег и знакомых, которые считают, что он должен стараться найти новых влиятельных покровителей, завести друзей, посещать светские рауты, копить капиталы, приобретать имения. Он же посещает богадельни и больницы, безвозмездно врачует сирых и убогих, его друзья – люди самых низших сословий, униженные и оскорбленные, обездоленные и арестанты.

Наиболее точно это недоумение, это непонимание «света» описал один посетивший Москву иностранный подданный: «Доктор Гааз – один из людей, чьи внешность и одеяние навевают мысль о чем-то смешном или же, напротив, особо почтенном, чье поведение и разговор до такой степени идут вразрез со взглядами нашего времени, что невольно заставляют подозревать в нем или безумие, или же апостольское призвание, одним словом, по мнению одних, это – помешанный, по мнению других – Божий человек… Вот до какой степени тот, на чьем лбу не напечатан эгоизм, кажется загадочным, причем лучший способ для разгадки его личности состоит в ее оклеветании!»

Разговоры о докторе Гаазе «в свете» и о его успехе в лечении обитателей Преображенской богадельни, массово страдавших глазными заболеваниями, обращают на него внимание попечительницы Павловской больницы, Ее императорского величества Марии Федоровны. Сведения о личности и деятельности Федора Петровича (Фридриха Йозефа), сообщенные ей, дали основание для распоряжения: «по отличному одобрению знания и искусства в лечения разных болезней и операций» назначить доктора Гааза на должность главного врача опекаемой ею больницы.

Параллельно с обширной врачебной практикой Федор Петрович проводит научные изыскания, направленные на исследование целебных свойств минеральных вод при лечение различных недугов. В 1809 – 1810 гг. он отправляется на Кавказ для проведения научных исследований, в результате чего были открыты триновые минеральные источники, был проанализирован химический состав ранее открытых источников, были конкретизированы их целебные свойства. В местах расположения вновь открытых и исследованных заново уже известных минеральных источников (Пятигорск, Кисловодск, Железноводск) при активном участии доктора начинают формироваться лечебные центры – курорты.

1812 год меняет жизнь многих людей, в том числе и доктора Гааза, который, оставив службу в больнице, отправляется в качестве полевого врача в армию, с которой пройдет путь до Парижа. Солдаты и офицеры будут боготворить доктора, методы которого и проводимые им сложнейшие хирургические операции спасли жизнь многим из них, включая «безнадежных». То же упорство и бесстрашие, что и в войне 1812 г. доктор Гааз проявит в 1848 году в Москве, вступив в схватку с невидимым и свирепым врагом – холерой. Доказывая безопасность касания больного холерой, он, остановившись у кровати, целует его со словами: «А вот и первый холерный больной у нас». Личный пример и его научно обоснованные методы лечения победят холеру.

Оставив службу в армии, доктор Фридрих Йозеф Гааз в 1813 году вынужден вернуться в Германию, к своему отцу, которого он застанет уже на смертном одре. Похоронив отца, он вернется в Москву, к своей обширной врачебной практике, приобретенной им еще в первые годы жизни в России. Известный, хорошо обеспеченный врач, готовый оказывать помощь бескорыстно, был приглашен на службу в аптеку, снабжавшую армию. Получив в 1825 году должность штадт-физика, доктор Гааз со свойственной ему энергией вступает в борьбу с бюрократией в столичной медицине. Тут же на Федора Петровича посыпались доносы: его обвиняли в скверном характере, в иностранном происхождении и многом другом. Но доктор не отступает, требуя создания специальной службы для оказания неотложной помощи (ныне существующая служба «Скорой помощи»), увеличения количества мест в больницах для крепостных, а также введения ряда мер, защищающих человеческое достоинство душевнобольных. Реформы доктора Гааза блокировались чиновниками, вокруг него плелись интриги, и наконец, недруги одолели «святого доктора», обвинив его в незаконной растрате казенных денег и вынудив оставить службу, впрочем, ненадолго. Уже 1828 году доктор Гааз, по приглашению князя Голицына войдя в состав первого Московского попечительского совета о тюрьмах, получает должность главного врача московских тюрем.

«Святой доктор», всегда внимательный и чуткий к боли других людей, не мог оставаться равнодушным при виде страданий, причиняемых арестантам условиями содержания в московских тюрьмах и условиями этапирования. Эти страдания безмерно превышали установленную законом кару за совершенное преступление. Теперь в центре его внимания оказалась борьба за отмену стального прута, используемого при этапировании осужденных за нетяжкие преступления на каторгу или поселение. Скованные им, стесненные в движениях люди не могли ни сесть, ни спать, ни справлять нужду, а ведь среди них были и подростки, и женщины. Вместо деревянных колод, одеваемых на ноги этапируемым арестантам, стали использоваться разработанные самим Гаазом легкие цепи, которые председатель комитета Закревский назвал «незаслуженными удобствами». Вложив собственные средства (что составило большую часть инвестиций) доктор добился строительства на Воробьевых горах специальной кузни, где он лично наблюдал за изготовлением цепей. Позже усилиями Федора Петровича будут отменены ножные кандалы для немощных и больных арестантов, а также бритье половины головы у женщин и мужчин, совершивших нетяжкие преступления. Реформы доктора Гааза коснутся и порядка содержания в московских тюрьмах: количество лиц, содержащихся в одной камере, будет ограничено количеством в ней мест; будут открыты школы для детей арестантов, а также мастерские при тюрьмах, где можно будет обучаться ремеслу; арестантам будет предоставлена возможность участия в религиозных обрядах, для них откроются церкви; в тюремных больницах больные заключенные будут не только проходить лечение, но и получат возможность реабилитации (восстановления сил и функций организма).

Будучи членом Московского попечительского совета о тюрьмах, который рассматривал прошения о помиловании, доктор Гааз 142 раза ходатайствовал о пересмотре дел или помиловании. Столь высокая активность вызывала недовольство не только членов комитета, но и самого его председателя – митрополита Филарета, которого боялись и которому никто никогда даже не пытался перечить. Однажды, обращаясь к доктору Гаазу, митрополит сказал: «Вы говорите о невинно осужденных – таких нет. Если вынесен законный приговор и человек подвергнут надлежащей каре, значит, он виновен». Доктор Гааз, о котором еще в студенческие годы говорили, что «по богословию любого ученого монаха за пояс заткнет; в Священном Писании начитан редкостно; всё Евангелие наизусть помнит, а уж богобоязнен, благонравен вовсе беспримерно…, никому злого слова не скажет…, перед сильными и богатыми не искателен», посмотрев на митрополита, спокойно, но твердо возразил: «Да вы, Владыка, о Христе забыли!». Такое дерзкое замечание, да еще сделанное в присутствии свидетелей, должно было, по мнению окружающих, вызвать бурю эмоций Высокопреосвященного иерарха. Но тот, выдержав небольшую паузу, тихо произнес: «Нет, Федор Петрович, не я забыл о Христе. Это Христос забыл меня», и, благословив присутствующих, тихо удалился. Что хотел сказать этим митрополит Филарет, мы никогда не узнаем, как не узнаем и того, давал ли Владыка когда-либо пояснения сказанному. Доподлинно известно лишь одно: после этого случая митрополит, уважающий Федора Петровича и прислушивающийся к его мнению, часто общался с ним вне заседаний комитета.

Невозможно определить точное количество реформ, нововведений и добрых дел, сделанных Федором Петровичем Гаазом в должности главного врача московских тюрем, а, между тем, сколько же его проектов было заблокировано чиновниками и недоброжелателями, а иногда – и просто завистниками, ненавидящими «святого доктора» за эту самую святость христианской души! Его любовь к людям, нестяжание и бескорыстная помощь становились предметом насмешек, мешая его работе. В своем дневнике он запишет: «несмотря на унижение, на обхождение со мною, лишающее меня уважения подчиненных, чувствуя, что я остался один…».

Прослужив без малого 25 лет в должности главного врача московских тюрем, после смерти своего покровителя князя Голицына Федор Петрович был вынужден оставить эту должность.

Начатая им еще в молодые годы практика, приносившая хороший доход, позволила доктору приобрести имения в Тишкове, Михалеве, Марьинской горе, суконную фабрику, иметь собственную карету, однако она постепенно угасла. Казенная же служба давала доход весьма скромный. Но, несмотря на сокращение дохода, «святой доктор» как и прежде жертвует немалые суммы. Например, 11 тысяч рублей (огромная по тем временам сумма) от имени «неизвестной благотворительной особы» были внесены им, когда неурожай привел к сокращению тюремного довольствия на пятую часть (ради этого пожертвования была продана суконная фабрика). Будучи верным католиком, но в первую очередь христианином, Федор Петрович дает средства на постройку православного храма Живоначальной Троицы в Воробьеве (ныне Воробьевы горы). Этот храм остается действующим и в настоящее время. На его личные сбережения в Малом Казенном переулке строится больница на 154 места (ныне здесь расположился «Национальный научно-практический центр здоровья детей», НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков, в котором имеется небольшой музей «святого доктора»). Доктор Гааз поддерживает из личных средств школы, больницы, богадельни, финансирует закупку необходимых лекарств и продуктов. И это – не говоря о пожертвованиях различным общинам и частным лицам, арестантам и их семьям, обращающимся за помощью к доктору.

Невозможность пополнения бюджета при всё возрастающих расходах к 1840 году окончательного опустошили «карман» Федора Петровича. Доктора Гааза признают банкротом, а его имения и прочие имущества продают с молотка на аукционе, чтобы покрыть долги. Последним пристанищем на старости лет для «святого доктора», лишившегося всего своего имущества, нищего, непонятого, осмеянного, оклеветанного и унижаемого, станет больница в Казенном переулке, построенная им на собственные средства. Сожалел ли доктор о том, что не скопил капитала? Что отдал всё без остатка, ничего не оставив себе? Что ничего не требовал для себя лично? Думаю, вряд ли! Для Федора Петровича Гааза творить добро было так же естественно, как дышать, он просто не мог иначе. По моему убеждению, он был даже счастлив, как только может быть счастлив истинный христианин, которым и был «святой доктор» Фридрих Иосиф (Федор Петрович) Гааз, человек, для которого суть христианства заключалась в любви и служении людям, человек, который «своими добродетелями не кичится, чужих грехов не судит, не пересуживает; напротив, любому и каждому норовит сказать хоть что-нибудь похвальное; ласков и приветлив без корысти; пред сильными и богатыми не искателен; с простолюдинами, с прислугой – кроток и милостив».

В 1853 году Федор Петрович, заболевший гнойно-некротическим воспалением кожи (карбункулом), не жаловался, до последних дней жизни продолжая заботиться о бедных, больных и заключенных. Болезнь оказалась скоротечной: спустя две недели, 16 августа 1853 года «святой доктор» умер.

Фридрих Иосиф (Федор Петрович) Гааз, отдавший всё, что имел, свою любовь, участие и жизнь людям, покинул мир сей в нищете, не стяжав материального богатства (всё его имущество состояло из нескольких рублей, поношенной одежды и старой мебели). Но он обрел величайшее богатство, столь безмерное, что его нельзя измерить ничем материальным. Это богатство – великая любовь и доверие народа к «святому доктору». Смерть доктора оплакивала вся Россия. Панихиды по доктору Фридриху Иосифу (Федору Петровичу) Гаазу служили не только в католических храмах. По повелению митрополита Филарета это делали и в православных храмах (это едва ли не единственный случай в истории Русской Православной Церкви). В своих молитвах его поминали евреи, мусульмане, а не принадлежащие ни к одной из конфессий просто вспоминали его добрым словом, отдавая дань уважения и любви «чудесному доктору», ставшему святым еще при жизни.

Похоронен был «святой доктор» Федор Петрович Гааз за казенный счет на немецком (Введенском) кладбище в Москве. Гроб «святого доктора» несли на руках от Казенного переулка до Введенского кладбища, в процессии участвовало около 20 тысяч человек. На плите, установленной на могиле доктора, были высечены слова из Евангелия от Луки: «Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими; истинно говорю вам; он препояшется, и посадит их, и, подходя, станет служить им».

«Спешите делать добро», — говорил «чудесный и святой» доктор Гааз, и сам следовал сказанному как девизу своей собственной жизни. Он жил, даря любовь и доброту людям совершенно незнакомым, беды и страдания которых ощущал всем сердцем, всей душой, стараясь разделить с ними их тяготы, облегчить боль их душевных и телесных ран. И эти люди, израненные жизнью, с озлобленной душой и ожесточенным сердцем, вдруг обнаруживали где-то в очень глубоких недрах своей души одинокую и невостребованную любовь. Любовь, которую так глубоко запрятали, что сами забыли, что она в них есть. Федор Петрович Гааз – «святой доктор» – в своем завещании потомкам оставил им великое духовное наследие: любите, прощайте обиды, не помните зла и спешите делать добро! Это добро найдет отклик в сердцах тех, кто продолжает дело «святого доктора»: в знак признательности и любви к Федору Петровичу Гаазу его именем названы улицы, школы, больницы, приюты. 9 января 2016 года в Москве было объявлено о начале процесса беатификации ставшего еще при жизни святым доктора.

Минуло 164 года со дня смерти Фридриха Иосифа (Федора Петровича) Гааза, «чудесного и святого доктора». Ныне надгробная плита на его могиле заменена на большой гранитный крест, основанием которому служит огромный валун, формой похожий на сердце и своими размерами намекающий, как велико было сердце доктора. Вокруг – черная ограда с закрепленными на ней кандалами и надписью: «Спешите делать добро». Доктор умер, но смерть не смогла помешать ему творить добро, он творит его и поныне, люди по-прежнему обращаются к нему за помощью и поддержкой. Они приходят на кладбище, молча стоят у могилы доктора, их губы шепчут молитвы и прошения, а руки касаются огромного валуна. Они касаются не бездушного надгробного камня, они прикасаются к большому, полному доброты и любви к людям сердцу «чудесного и святого» доктора Гааза. Их ладони ощущают тепло и мерное биение, а значит, это не надгробие, не памятник, это живое сердце доктора, который продолжает свое служение людям и по-прежнему спешит творить добро.