Старейшему священнику Преображенской епархии исполняется 75 лет!

admin skg Январь 20, 2022

Сразу двое старейших священников Преображенской епархии – отец Майкл Десджардинс, SJ, и отец Коррадо Трабукки, OFM – справляют в наступившем 2022 году свой 75-летний юбилей. Но из двух «старейших» отец Майкл всё же старше: его 75-й день рождения приходится на 23 января, в то время как отец Коррадо отметит свою славную дату в ноябре. Сердечно поздравляя отца Майкла с юбилеем, испрашивая для него в молитве долгих лет жизни и служения на благо народа Божия, мы приводим выдержки из его прошлых интервью, в которых он рассказал о своем пути в Общество Иисуса, к священству, в Россию и, наконец, в нашу сибирскую епархию…

— Отец Майкл, Вы родились в США. А кто были Ваши предки, откуда они приехали в Америку?

— Моя бабушка по материнской линии – француженка, она родилась в канадской провинции Квебек и вышла замуж за американца ирландского происхождения. Что же касается отца, то его родители родились в Соединенных Штатах, а вот их родители все – из Квебека, канадцы французского происхождения. Родились мои отец и мать в городе Нью-Берфорд штата Массачусетс, там же родился и я – в 1947 г. Отец мой участвовал во Второй мировой войне, и после войны, как ветеран, получил от государства стипендию для обучения в университете. Он еще был студентом, когда я родился, а когда мне исполнилось четыре года, получил диплом инженера-механика и свое первое назначение в Техас. Там, впрочем, мы прожили всего полгода, а потом отец получил новую работу в штате Пенсильвания – в одной из новых авиастроительных фирм. Поселились мы в маленьком городке Левиттаун неподалеку от Филадельфии.

— Ваши родители католики?

— Да, набожная католическая семья. Поэтому и меня отдали учиться в католическую школу при приходе. Хотя были хорошие, очень хорошие государственные школы: бесплатные, с замечательными бассейнами и спортивными залами, с множеством наглядных пособий, где дети без всяких затрат получали учебники, ручки и тетради. В католических же школах всё скромнее было, и за всё надо было платить – не прямо, а жертвуя деньги через приходы. Жертвовать надо было много и постоянно, чтобы наши школы могли существовать. Но люди шли на это, они отказались от бесплатных государственных школ, чтобы их дети получали хорошее католическое воспитание. Это было очень важно для них.

— В католических школах только дети из католических семей учились, или все желающие?

— В Пенсильвании, где мы жили, католиков было так много, что наши школы с трудом вмещали даже их детей. Классы были очень большими по числу учащихся: 90 детей в первом классе, 120 – во втором. И по одному учителю на класс – можете себе представить? У нас в старших классах было раздельное обучение, по классам: девочки отдельно, мальчики отдельно. У мальчиков большинство преподавателей были мужчины: священники и миряне. А у девушек, соответственно – монахини и мирянки. За свою преподавательскую работу они получали очень низкую зарплату. И, тем не менее, в наших школах был очень высокий уровень образования – быть может, потому, что наши педагоги искренне заботились о нас и нас любили. Да, эти школы были феноменом того времени: благодаря им укреплялась наша вера, ведь они были частью нашей ежедневной жизни – и большей частью.

— Когда Вы ощутили в себе призвание к священству?

— Впервые я над этим задумался еще в младших классах – лет девять мне было тогда. В старших классах я стал задумываться чаще, но потом решил для себя, что сначала окончу какой-нибудь университет, а уж потом поступлю в духовную семинарию. Но когда я учился уже в последнем, двенадцатом классе, наши священники-францисканцы провели между нами опрос. Очень хитрый опрос.

— Чем же он был так хитер?

— Они в опросные листы поместили вопрос: «У тебя есть побуждение стать священником?» И ниже поместили три варианта ответа на него: «большое побуждение», «среднее» и «небольшое». Был, правда, и четвертый вариант – «совсем нет». Но это в самом низу листа, не сразу и заметишь. Помню, я задумался: стать священником у меня было тогда большое желание, но если я так и напишу, то конец моей спокойной жизни – священники не оставят меня в покое. Поэтому я написал: среднее. Потом францисканцы нас пригласили на беседу. Всех – даже тех, которые написали «небольшое». Разговор у меня был именно с тем священником, которого я очень уважал. Ему я сказал, что после школы хотел бы сначала окончить университет, а уж потом пойти в семинарию и стать епархиальным священником. Тогда наши священники-преподаватели устроили мне встречу с ответственным за призвания в епархии. Он был как раз епархиальным священником, но рекомендовал мне встретиться и поговорить с иезуитами. Так у меня в конце концов состоялся разговор с ответственным за призвания в Обществе Иисуса.

Надо сказать, что к тому времени я все-таки отправил документы в разные университеты и даже получил полную стипендию в одном из них. Но ответственный за призвания у иезуитов сказал мне, что лучше было бы мне поступить в новициат сразу же после школы, так как процесс обучения в Ордене очень долгий. Я много после этой беседы молился, советовался с родителями и в конце концов решил просить, чтобы меня приняли в Орден иезуитов. Меня призвали, были беседы с иезуитами, всевозможные опросы, психологические экзамены – и, наконец, я получил от них письмо, что должен приехать в новициат. Это было 14 августа 1964 г.

— Когда у Вас появилась мечта поехать в Россию?

В возрасте 15-ти лет я начал изучать русский язык, причем всё произошло довольно неожиданно. Советский Союз тогда вывел на околоземную орбиту первый в истории спутник, и в США стали много писать о России, возникло определенное увлечение Россией, начали больше изучать русскую литературу. Но в Америке очень немногие знали русский язык, очень мало было таких людей, которые со знанием дела могли бы говорить о России. И вот однажды я открыл газету и в рубрике «предлагаю услуги» обнаружил предложение заниматься русским языком. Уроки русского давал бывший царский офицер. В 1917 г. он приехал в Америку по заданию своего правительства, чтобы заключить контракт на поставки вооружения, а когда узнал о большевицком перевороте, не стал возвращаться на родину. В конце 50-х годов этому человеку было уже 75 лет, он уже давно был на пенсии, а обучение русскому языку было для него просто хобби. Я занимался с ним русским языком 2 года, и за это время мы прошли курс, соответствующий учебнику русского языка для американских университетов.

А буквально на следующий день после моего вступления в Общество Иисуса (мне тогда было 17 лет), 15 августа 1964 г., свои последние обеты приносил отец Уолтер Чишек. Это был человек-легенда, побывавший в сталинской России. 5 лет он провел в тюрьме на Лубянке, потом 10 лет – в лагерях на Крайнем Севере, в Норильске и Дудинке, и еще несколько лет – в ссылке в Красноярске и Абакане. И вот, я стал свидетелем того, как столь знаменитый человек приносит свои последние обеты, которые он не успел принести раньше. Всё это произвело на меня очень сильное впечатление. Тогда же к нам в новициат на обеты отца Чишека приехал отец Кон Майе, игравший ключевую роль в «русском» направлении работы иезуитов. Чуть позднее к нам в новициат на ежегодные духовные упражнения прибыл отец Иосиф Маха – в ту пору молодой священник, писавший диссертацию в университете Нью-Йорка. Я, проходя новициат, также обучался в том университете, и при этом жил в Центре Иоанна XXIII, где тогда проживал и отец Чишек, и ряд других отцов-иезуитов, занимавшихся восточным обрядом, опекавших католиков восточного обряда.

Затем, по окончании курса философии, я отправился изучать русскую историю, и получил по этой специальности магистерскую степень. А потом в моих занятиях Востоком и Россией наступил некоторый перерыв. На практику я поехал в Чили, но на самом деле и этот мой выбор был отчасти связан с Россией. Именно интерес к России пробудил во мне некоторый интерес и к идеям марксизма, социализма. Я приехал в Чили, когда у власти там было левое правительство Сальвадора Альенде, был свидетелем драматических событий, разыгравшихся в этой стране, свидетелем военного переворота, совершённого Пиночетом… Альенде было трудно, потому что большинство населения было против него. Важным фактором политической жизни страны была Христианско-демократическая партия. Официально она не считалась католической, но большинство ее членов были католиками. А кроме этого, в Чили было немного левых христиан, христиан-марксистов. Они не принимали атеистическую философию, но стремились к более активной работе с бедными. Да, в стране кипела активная жизнь, и всё это я видел. А в сентябре там произошел государственный переворот и к власти пришел генерал Пиночет.

— И это всё Вы тоже видели?

— Место, где я жил в Сантьяго, было рядом с президентским дворцом – в пяти минутах ходьбы. И когда там шли бои, было очень хорошо слышно. В нашей обители жили человек десять иезуитов. У всех в городе были или родственники, или друзья, подвергшиеся после переворота преследованиям. Помню, на второй или третий день пришла к нам одна пара. Оба социалисты, он чилиец, она из Бразилии. В Сантьяго во время переворота они находились в больнице, в которой держала оборону против солдат Пиночета группа марксистов. Так вот, из этой больницы эту пару, чтобы они не попали в руки солдат, их вынесли… в гробах. Вывезли на кладбище и оставили там, а уж оттуда они самостоятельно добирались до нашей обители. Поэтому женщина полностью потеряла голос от страха. Я помогал им найти посольство, где они могли бы получить убежище. В посольстве США мне отказали сразу, в канадском посоветовали обратиться в какое-нибудь латиноамериканское посольство. Я открыл телефонный справочник и начал с буквы «А» – «Аргентина». Там мне не отказали, и я сопровождал эту пару туда; в посольстве я попрощался с ними, а один посольский работник мне сказал: «Если вы сейчас выйдете отсюда, то уже не сможете вернуться – так что подумайте». Я ответил, что здесь ни при чем – я просто сопровождал этих людей в поисках убежища. Успели вовремя, надо сказать: уже на следующий день Пиночет распорядился поставить солдат возле каждого посольства. А фамилии этих двоих я увидел в газете недели через две: их искали за то, что они социалисты. Многие социалисты были расстреляны.

— Только социалисты?

— Жестоко преследовались иностранцы. К нам в обитель приехали двое священников из Боливии, представители Папского Совета «Справедливость и мир». По их просьбе я стал заниматься делами находившихся в Чили боливийцев. Кого-то удалось спасти, но многие погибли. Порой тела разыскиваемых мы находили уже в морге.

— Вы долго прослужили в Чили?

— Первый раз – два года. Первый год я занимался в основном делами беженцев, а второй – преподавал в школе иезуитов. В 1975 г. я вернулся в Америку, закончил там учебу. После этого я был рукоположен в 1977 г., а на следующий год снова вернулся в Чили. Работал я тогда уже в приходе: в северном Чили, в городе Арика. Климат там прекрасный: с одной стороны – пустыня, с другой – море. Ни жары особой, ни холода. Прихожане мои были в основном людьми рабочими и очень бедными. В этом городе я служил до января 1983 г., затем работал в новициате в Сантьяго, в школе – там я был и преподавателем, и духовником учеников и их родителей. В Чили же я сделал третью пробацию, и вновь передо мной встал вопрос о возможности поездки в Россию. Я не имел возможности разговаривать с кем-либо по-русски, но я прочел много книг на русском языке: Чехова, Достоевского, Толстого. Над «Войной и миром» полтора года сидел.

— И как Вы в конце концов оказались в России?

В начале 90-х годов я узнал, что в России по прошествии многих десятилетий были восстановлены структуры Католической Церкви и назначены католические епископы, причем епископ Азиатской части России Иосиф Верт принадлежит, как и я, к Обществу Иисуса. Во всём этом я усмотрел некий «знак», и обратился к генералу Ордена иезуитов с просьбой разрешить мне поехать в Россию. «Поезжай, если тебя отпустит твоё руководство в Америке и Чили», – ответил мне генерал. В Америке и Чили меня отпустили. Ещё год я провел в США, где готовился к поездке, «освежая» свои знания русского языка и, наконец, в июне 1993 г. приехал в Россию, а в феврале 1994 г. – в Новосибирск. 4 февраля 1994 г. отец Ежи Карпинский оставил меня одного перед маленьким деревянным домом в Дзержинском районе Новосибирска – там тогда размещалась предсеминария. А потом я долгие годы трудился в предсеминарии: духовным наставником, преподавателем, ректором…

— Что совпало с Вашими «заочными» представлениями о России, а что – нет?

— Я обнаружил, что в США информация о России всегда подавалась тенденциозно, негативно. Даже фотографии в американских журналах: Кремль или Мавзолей на них, скажем, всегда выглядели подавляюще и зловеще, а Красная площадь была пугающе огромна. И вот, я впервые вышел на Красную площадь и убедился, что Мавзолей, оказывается, мал и совершенно не страшен. Спустился в метро и восхитился, до чего же рационально, с пользой для себя используют там время пассажиры: они все читают!

Естественно, то, что я читал о России, то, что я изучал о ней в 60-х или 70-х годах, уже не соответствовало реалиям 90-х. Да и вообще, проведя много времени в России, пообщавшись здесь со многими людьми, я пришел к выводу, что в США о России всегда знали очень мало. Хотя были там и настоящие «эксперты». Например, тот же отец Чишек написал две книги о том, что он пережил в России. Этот человек очень сильно любил Россию и старался писать и говорить о ней только в позитивном ключе. Но он честно писал о трудностях, о лагерях, в которых он провел столько лет. Есть в его книгах и такие узнаваемые «российские детали». Вот, скажем, в лагере в Норильске заключенные там священники регулярно служили Мессу. А для Мессы необходимо вино. Вино было строго-настрого запрещено лагерным распорядком, но было-то оно постоянно. Как это происходило? Вино изготовляли греко-католические монахини на Украине, затем всё дело брала в свои руки «украинская мафия». Одни ее участники сидели в лагере как заключенные, другие были конвоирами, третьи – вольнонаемными работниками, четвертые исполняли роль «курьеров». И вот по таким исправно функционирующим каналам всё нужное для Мессы попадало в лагерь. Тому, кто никогда не был в России, всё это трудно понять: как это возможно? Но как раз такие моменты придают жизни в России своеобразный колорит, а я понял это, когда сам оказался в России.

— Что вас удивило в России больше всего?

— Поначалу я очень удивлялся, как это люди здесь могут выживать, месяцами и даже годами, не получая зарплату. А потом понял: картошка! Русские люди очень трудолюбивы: они подрабатывают на стороне, выращивают картофель и другие овощи на дачах. Американцы так жить просто не смогли бы.

— Сейчас много говорят о том, что надежды на религиозное возрождение России не оправдались, что интерес, вспыхнувший у людей к религии и к Церкви в начале 90-х, постепенно угас и сошел на нет. Вы разделяете такие взгляды?

— Не разделяю и никакого упадка не вижу. Когда я приехал в Новосибирск, на месте Кафедрального собора стояла маленькая часовня – мы ее в шутку называли «кафедральной» часовней. Прихожан было много тогда, многие из них умерли за эти годы, многие уехали за границу. И что же? На их место пришли новые люди, и собор по воскресеньям полон. Я уверен, что будут в России и свои католические священники – и с каждым годом всё больше.

— Католическая Церковь в России – это диаспора, незначительное меньшинство. Наверное, служение священника в маленьких российских приходах сильно отличается от служения в таких странах, как Чили, где католики составляют абсолютное большинство населения, или США, где Католическая Церковь хотя и не находится в большинстве, но представляет собой весьма мощную структуру? А, может быть, в факте «незначительности» католического фактора в России можно увидеть и некий позитив?

— Принципиально, служение католического священника везде одинаково, и не имеет решающего значения, сколько людей он обслуживает: десятки тысяч или просто десяток. Но, конечно, своя специфика есть. В «католической стране» епархиальный священник, как правило, служит в том городе, где он родился и вырос или же поблизости от него. А в России типичный местный епархиальный священник волей-неволей окажется миссионером (эту роль в «католическом мире» обычно исполняют лишь члены монашеских орденов): он наверняка будет служить за много сотен или даже за тысячи километров от своего родного города. Это потому, что в России маленькие католические общины разбросаны по огромной территории.

Серьезной проблемой является также недостаток молодых мужчин в российских католических приходах. Между тем, приходскому настоятелю бывает трудно обходиться без мужской помощи хотя бы в тех же хозяйственных делах.

Кроме того, в странах, где католиков достаточно много, пастырское попечение как правило специализировано. Скажем, одни священники всю жизнь служат на деревенских приходах, другие – в среде городского среднего класса, третьи работают с академической молодежью и т.д. В России, однако, небольшие приходы включают весь спектр национальностей, социальных ролей, профессий. Один и тот же священник обслуживает не только свой городской приход, но и окрестные деревни. К нему обращаются очень разные люди: и старенькие бабушки с немецкими или польскими корнями, и простые рабочие, и студенты с их юношескими поисками, и носители учёных степеней, достигшие возрастной и профессиональной зрелости. Притом священник обязан уметь дать ответ каждому, «стать всем для всех». Иначе говоря, в России сама жизнь вынуждает священника становиться «универсалом».

— Вы, отец Майкл, долгое время были ректором просеминарии в Новосибирске, руководили новициатом иезуитов для стран СНГ. Иначе говоря, тема призваний к священству и монашеству в России известна Вам не понаслышке. Как бы Вы могли охарактеризовать ситуацию в этой области?

— У нас очень часто сетуют на недостаток призваний к священству. Нельзя сказать, что таких призваний у нас много. Однако, как я уже отмечал, серьезной проблемой Католической Церкви в России является крайний дефицит молодых мужчин среди прихожан. Если мы соотнесём число молодых мужчин, готовящихся к священству, с общим числом молодых мужчин, которые являются практикующими католиками, то с удивлением обнаружим, что процентный показатель призваний к священству у нас достаточно высок, почти такой же, как в традиционно-католических странах. Хотя в абсолютных цифрах это, конечно, мало.

Люди, которые приходят в просеминарию или семинарию, – очень разные. Сколько людей, столько и индивидуальных путей призвания. Среди них не найдешь двух одинаковых. Одни приходят, приняв Христа уже в зрелом возрасте, добровольно избрав Католическую Церковь, другие были воспитаны в католических семьях и задумывались о священстве с детских лет. Впрочем, подобная картина сейчас всё больше вырисовывается и на Западе. Если сто или даже пятьдесят лет назад в семинарии и монашеские ордена как правило поступали юноши из благочестивых католических семей, сохранявших традицию, воспитывавших детей в строго-религиозном духе, то теперь всё сильнее дают о себе знать процессы секуляризации. Теперь и в традиционно-католических странах отнюдь не редкость, когда в семинарию приходят молодые люди, не получившие систематического религиозного воспитания, для которых их вера стала плодом личного выбора, совершённого в сознательном возрасте. В целом, как мне кажется, тенденции и в России, и на Западе одни и те же: ситуация западных и российских католиков постепенно сближается.

— И в заключение: скажите два слова напутствия тем молодым людям, которые ныне задумываются о своём призвании, готовятся вступить на путь приготовления к священническому служению в России.

— Прежде всего, я бы призвал их к активному участию в приходской жизни, пожелал бы им найти свое служение в приходской общине. Это может быть служение министранта, но также и участие в благотворительных инициативах, в подготовке молодёжных встреч, в попечении о больных, стариках, нуждающихся. Конечно же, огромное значение имеет жизнь Таинств, частая исповедь и Причастие, регулярное общение с духовником. И, наконец, пока ещё есть время до поступления в просеминарию или семинарию, необходимо хорошо учиться, целенаправленно овладевать специальностью или же добросовестно трудиться по уже приобретённой специальности. Как я уже сказал, в России католические священники обязаны быть универсалами, а потому любые дополнительные знания, умения и навыки весьма им пригодятся.