«Самое пасхальное песнопение». (Праздничное эссе Петра Сахарова)

«Самое пасхальное песнопение». (Праздничное эссе Петра Сахарова)

Предлагаем нашим читателям одно из лучших эссе по церковной музыке. Про предрассветную созерцательность размышляет известный российский учёный-востоковед, литургист и христианский публицист Пётр Дмитриевич Сахаров. 


Однажды я задал себе вопрос: а какое из пасхальных песнопений я ощущаю как наиболее пасхальное? Притом имелась в виду именно ( в сочетании с текстом, конечно, но никак не сам по себе голый текст).

Если выбирать в пределах традиционных распевов, то в русской православной это Стихиры Пасхи (« священная нам днесь показася») самого привычного обиходного распева, а в западной — секвенция Victimae pasсhali laudes.

А из авторских произведений?

Среди сочинений западных композиторов я такого не сумел назвать. Среди известных мне классических, предназначенных для богослужения, я такого просто не нахожу. Есть, правда, одно современное, но о нем как-нибудь отдельно, в другой раз. А вот среди творений русских православных композиторов я такое сумел назвать почти сразу. Это Часы Пасхи Павла Григорьевича Чеснокова (без номера опуса, впервые опубликовано в 1917 г.; ноты в pdf).

К сожалению, как непосредственно на богослужениях, так и в концертах, исполняется оно довольно редко. Записи его крайне немногочисленны (по крайней мере, в полном объеме: чуть чаще записывались отдельные фрагменты). Мне удалось обнаружить в сети только две, иными я не располагаю и выкладываю здесь обе.

Первая — в исполнении знаменитого в свое время хора московского храма в честь иконы «Всех скорбящих радосте» на Ордынке под управлением прославленного московского регента Николая Васильевича Матвеева (переписано с виниловой пластинки, выпущенной небольшим тиражом еще в советские годы).

Вторая — в исполнении хора церкви Рождества Пресвятой Богодицы в подмосковном селе Тарычёво под управлением регента Людмилы Аршавской (с компакт-диска, выпущенного в 2001 г.).

Оба исполнения имеют свои достоинства и свои недостатки ( к тому же каждая из предлагаемых записей имеет свои технические несовершенства). В первом исполнении насыщенное звучание большого хора, второе более камерное, да и акустика помещения, где оно записывалось, явно проигрывает. И всё же, если взвесить все плюсы и минусы, я, наверное, отдал бы в конечном счете предпочтение второму. Но могут быть и другие мнения.

Как я уже сказал, исполняются Часы Пасхи Чеснокова крайне редко. Я не припоминаю, слышал ли я их хоть раз целиком в положенном им месте богослужения непосредственно в Пасхальную Ночь. Скорей всего нет. Изредка доводилось услышать их в тех храмах, где были мощные правые хоры, на каких-то других службах Светлой Седмицы; иногда также в качестве концерта на службах Светлой Седмицы, а также пасхальных воскресений или отдания Пасхи. Кроме того, кое-где иногда пели отдельно 3-ю их часть («Предварившия утро»), — если не изменяет мне память, в бытность Виктора Степановича Комарова регентом правого хора Елоховского собора ее там пели в воскресенья пасхального периода после Малого входа, — и еще реже 2-ю («Воскресение Христово видевше»).

Тем не менее, Часы Пасхи Чеснокова больше всего подходят, как мне кажется, именно для Пасхальной Ночи. Более того, НЕ для сАмого ее пика. У них ведь какое-то ощутимо предрассветное звучание — в некотором роде согласующееся с первыми словами наиболее известного и бесспорно самого изящного из их песнопений: Предварившия утро. Но эта предутренняя окрашенность, эта созерцательность, в которой ликование присутствует, но имеет тихий, я бы сказал, приглушенный характер, свойственна всему циклу, даже тем частям, для текстов которых обычно изыскиваются совсем иные формы музыкального выражения. Поэтому и наиболее уместным их звучание представлялось бы именно в том месте, для которого они и предназначены в первую очередь: на Часах между Пасхальной Заутреней и Божественной Литургией.

В богослужении Пасхальной Ночи различные его этапы очень разнятся по уровню своей динамичности, своей, если угодно, насыщенности. Сперва — во время Полунощницы — радостное уже ожидание в полумраке храма — тихое, и при этом немного суетливое, хотя эта суетливость какая-то живая, естественная, не рассеивающая внимания, направленного даже у тех, кто пытается вникать в глубину слов канона Великой Субботы, на приближение той минуты, с которой начнется собственно Светлое Христово Воскресение; затем — «веселыми ногами», но неспешно и все в том же полумраке — крестный ход; и вот пошла Утреня — и тут насыщенность становится максимальной, с действительно уникальной для православного богослужения подвижностью, особенным темпом и ритмом (даже если канон не распевом «барыня» поется), с обилием света и цвета, с повторяющимся пасхальным приветствием и ответом на него собрания, и т.д. — вплоть до стихир и Огласительного слова. Но дальше служба вступает в другую фазу. Если прежде всё в корне отличалось от любых других — пусть и самых праздничных — богослужений церковного года, то дальше идет более или менее обычное окончание Утрени. Усталость, которая прежде находилась под анестезией этой литургической уникальности, — под действием всей ее силы и всего того душевного подъема, который испытывают люди, встречая Пасху, — теперь начинает мало-помалу давать себя знать, хотя и приглушенно… Дальше — Часы, которые под действием этой усталости зачастую остаются просто незамеченными: так, всего лишь переход от Утрени к Божественной Литургии, которая — особенно в первой части — будет иметь тоже некоторые яркие отличия, напоминающие о сегодняшнем Торжестве торжеств, но которая в основном будет развиваться точно так же, как Литургия любого другого дня, — и теперь уже (в идеале) внимание того, кто не совсем засыпает, будет устремлено к реальной Встрече с Воскресшим, в эту ночь воспринимаемую по-особенному даже теми, кто причащается очень часто.

Кстати, у нас, католиков римского обряда, — при всех собственных отличиях нашего богослужения Пасхальной Ночи — общая динамика его восприятия в общем-то та же: такое же суетливо-радостное ожидание Освящения огня и пасхальной свечи, при свете которой будет пропето Провозглашение Пасхи; череда библейских чтений проходит в радостном ожидании Аллилуйи, не звучавшей с начала Великого Поста, и Евангелия о Воскресении; затем новая серия необычных моментов — Водоосвящение, Крещение катехуменов и Обновление крещальных обетов всеми верными, с последующим окроплением освященной водой; и после этого — обычный ход Мессы, когда спадает предшествовавшая тому насыщенность.

Но вернусь к Часам в составе богослужения Пасхальной Ночи в русско-византийской традиции. Они ведь (и это будет во все дни Свелой Седмицы) по-своему уникальны: в отличие от всех других малых часов литургического года они не читаются, а поются. По тексту они намного короче любых других малых часов, потому что в них нет псалмов, а есть только тропари (в широком значении этого слова) — короткие, но очень содержательные. Обычно Часы в Пасхальную Ночь воспринимаются как своего рода передышка перед Божественной Литургией. Если службу поют два хора, то это время передышки для правого, а левый пусть пока пашет. Левый поет Часы простеньким распевом на глас, довольно поспешно. Если хор только один, он тем более предпочитает пропеть их быстро и без изысков (впрочем, мне доводилось слышать, что на ночной службе композиторские Часы Пасхи пел правый хор: в таких случаях выбор регента останавливался на Часах П.Г.Григорьева, очень веселых и подвижных). Я прекрасно понимаю, что едва ли регенту и певчим захочется утруждать себя в этот промежуток ночной службы пением Часов Пасхи Чеснокова, но это творение, со всей его созерцательностью, ей Богу, стоит того, чтобы прозвучать именно в это время — в момент этого приглушенного уже ликования, в предрассветном ожидании Встречи с Воскресшим. Именно здесь созерцательный характер звучания пасхальных песнопений представляется наиболее естественным.

И вправду: с одной стороны, Светлое Христово Воскресение, казалось бы, отодвигает созерцательность на задний план. Оно — сплошное действие, движение. К тому же еще и поспешное действие и движение. Возьмите первые зачала о Воскресении во всех Евангелиях (кроме почему-то Луки). Там всё действие развивается с подчеркнутой поспешностью, там не идут, а бегут. Пасхальная гимнография сплошь и рядом подчеркивает то же: «Тецыте (т.е. ‘бегите’ — греч. δράμετεи миру проповедите»; и т.п.

(Церковнославянский текст Часов Пасхи с параллельным русским переводом о. Амвросия (Тимрота) можно найти здесь).

С другой стороны, само соприкосновение с глубиной тайны заставляет остановиться и созерцать. Не случайно в пасхальной гимнографии тексты с «динамичным» содержанием соседствуют с глубоко созерцательными. В Часы Пасхи введен известный тропарь Ἐν τάφῳ σωματικῶς («Во гробе плотски») — поэтический текст, представляющий собой один из ярчайших образцов христианских «коанов». Здесь и динамика, и изумленное созерцание одновременно.

(Хочу в этой связи обратить внимание на правильность перевода о. Амвросием последней строки как «всё наполняя, беспредельный». А то церк.-слав. «вся исполняяй, неописанный» многие понимают как «всё исполняющий (якобы имеется в виду домостроительство спасения), неописуемый». Конечно, ничего гетеродоксального в таком утверждении не будет, но византийский автор имел в виду другое, написав «πάντα πληρῶν ὁ ἀπερίγραπτος»: Христос наполняет Собою всё, и ничто не способно Его ограничить.)

На мой взгляд, у Чеснокова именно «Во гробе плотски» является наибольшей удачей в Часах Пасхи, — во всей простоте музыкального решения. Наряду, конечно, с «Предварившия утро», где отдельные «оперные» эффекты не создают впечатления вычурности, но написаны с большим тактом и остаются вполне литургичными.

(Между прочим, только сегодня понял, что напоминает концовка «Предварившия утро» (после возвращения в E-dur): концовку одного очень известного — совершенно светского — фрагмента у Римского-Корсакова. Не вспомнили какого? Не исключаю, что Чесноков сделал это совершенно неосознанно. Но при всем различии сюжетов есть одно сходство: антураж. Поняли какой?)

В общем же Павел Григорьевич Чесноков сумел гениально распространить созерцательность на весь корпус Пасхальных Часов. И лучшее место для их исполнения — именно перед Божественной Литургией дней Светлой Седмицы, а особенно — в Святую Ночь.

Кстати уж, в Victimae paschali laudes григорианская мелодия I гласа тоже совершенно созерцательного свойства.

Вот какие пасхальные для меня самые пасхальные.

А какие для вас?


Источник: Osculetur me

(Верхняя миниатюра — «Сошествие во Ад» художницы Елены Черкасовой,
Автор нижнего фото — Ольга Хруль)

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна