«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Ф. Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть II, ЧИСТИЛИЩЕ)

«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Ф. Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть II, ЧИСТИЛИЩЕ)

Мы продолжаем цикл из трех публикаций, подготовленных для нашего издания католиком из Санкт-Петербурга Сергеем Сабсаем. Он известен читателям как регулярный автор российских католических порталов и СМИ, а также как основатель и руководитель проекта «Школа знаний». 

Ранее уже была опубликована Первая часть цикла — «ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Франко Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть I, АД)


Итальянский педагог-словесник рассматривает «Божественную комедию» Алигьери (напомню — францисканского терциария) не просто как литературное произведение, но как свидетельство христианского пути человека, приблизившегося к святости; и сам приходит к этой книге с вопросами, касающимися реальной жизни современного человека, её глубин. Такой и для меня оказалась книга Нембрини «Данте — поэт желания», представляющая собой к «Божественной комедии».

Русский перевод , выполненный Натальей Тюкаловой и Алексеем Демичевым, вышел в киевском издательстве «Дух i лiтера» и был привезён мной из Минска (за что я очень благодарен замечательной православной подруге Любови Битно, режиссёру-документалисту, психологу и благотворителю), завершив важное для меня путешествие-паломничество, включившее в себя как духовные упражнения, так и ряд значимых и дорогих сердцу встреч, от друзей в Минске и Варшаве до давнего новосибирского друга Александра Эльмусова из «Сибирской католической газеты». Текст неожиданно стал естественным и важным продолжением тех июньских встреч, молитв и раздумий, так что я не удержался от того, чтобы делиться особенно задевшими, порой просто пронзившими меня фрагментами с друзьями в Фейсбуке; их весьма заинтересованные отклики убедили меня, что нужно собрать эти фрагменты в связный обзор  трёхтомника Нембрини для российского читателя. Это обзор заведомо неполный и очень личный, поэтому он является, конечно, не заменой, а скорее рекламой Франко Нембрини. Состоит он практически полностью из текста самого Нембрини, с минимально необходимыми пояснительным связками или даже просто подзаголовками, выделенными курсивом.

***

Франко Нембрини. Данте — поэт желания.

Чистилище

«Чистилище» – часть поэмы, посвящённая прощению. Греху и прощению, то есть нашей немощи, нашему воплю и нашим ранам. Его стоит читать именно потому, что оно каждому даёт обещание и предлагает путь к его исполнению. Реальный, конкретный путь среди обстоятельств жизни, которые иногда создают преграды, иногда оглушают, иногда сбивают с ног, словно налетевший поезд. Когда я читаю этот текст, во мне начинает бурлить желание новизны, свободы – и это желание рождается из вполне конкретной боли, вполне определённых событий моей жизни.

«Чистилище» отвечает на этот вопрос, острый и насущный: возможно ли начать всё заново? Возможно ли в жизни новое начало? Существует ли такая новизна, которая охватит всю жизнь и позволит начать её заново? Чтобы ответить на этот вопрос, необходим великий труд. Данте берётся за труд над самим собой.

«Чистилище» – книга о времени и истории, то есть о настоящем. Ты не сможешь её читать, не сможешь в неё войти, если ты сам не целостен, если не предстоишь полностью перед самим собой.

***

Первое, главное слово, помогающее приступить к работе над настоящим, то есть к чтению «Чистилища» – желание. Желание, стремление, счастье, ожидание – ожидание бесконечного блага. Если исток иной, то ни о грехе, ни обо всём остальном мы ничего не сможем понять.  Ад – отсутствие желания. Бог – это незавершённая вечность. Я имею в виду, что сама природа Бога есть желание. Разве это не единственное возможное объяснение, позволяющее хоть как-то вникнуть в тайну Троицы? Непрерывное движение, непрерывное желание и непрерывное свершение желания.

В юношеском сонете Данте определяет суть дружбы: «чтобы возрастало желание находиться рядом». Цель дружбы, её смысл – любовь, движение, ожидание чего-то нового, которое словно возрождается постоянно; новизна, возможная вечно.

Вся «Божественная комедия» – рассказ об этом открытии.

МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ, ЧТО РЕАЛЬНОСТЬ – ВСЯ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВСЯ! – ВЛЕЧЁТ К СЕБЕ; ОНА ПРИВОДИТ НАС В ДВИЖЕНИЕ, ЗАСТАВЛЯЕТ КАСАТЬСЯ ВСЕГО ВОКРУГ. НО ЧЕМ СИЛЬНЕЕ ЕЁ ЗОВ, ТЕМ ШИРЕ РАСПАХИВАЕТСЯ ЖЕЛАНИЕ В НАС. …

Человек словно призван постоянно искать в складках реальности, во встрече с осязаемым миром таинственный след Бесконечности, влекущей к себе.  «Божественная комедия» – книга о мире как о знаке, как о проявлении бытия; бытие же есть движение, любовь, милосердие.

Очищение – это не какое-то волшебное действие; человек не начинает меньше грешить (чистилище полно отъявленных грешников, обретающие прощение), не становится лучше. Смысл пути в том, чтобы всё больше соответствовать своей природе, а природа человека – быть желанием.

ЧИСТОЕ ЖЕЛАНИЕ – ЗНАЧИТ ЛЮБОВЬ, СВЯЗЬ, ПОТРЕБНОСТЬ ОБНЯТЬ КОГО-ТО, ВЕДЬ ТОЛЬКО В ДРУГОМ ЧЕЛОВЕКЕ СВЕРШАЕТСЯ МОЁ «Я».

Если первое слово – желание, то второе непременно милосердие. Или прощение, выбирайте сами. Действие Бога выражается в милосердии, а значит – в прощении.

Часто прошлое лежит на нас тяжким бременем; это работа лукавого, который тянет вниз. Кто [подобно мальчику-гуарани из фильма «Миссия»] может взять в руки нож и сказать: твоё прошлое больше не существует, отпусти его? Важно то, что происходит сейчас, важно настоящее, важно, что ты здесь и теперь можешь обрести прощение!

Открытие, к которому Данте ведёт нас, состоит в том, что прощение существует прежде вины. Мы любим наших детей раньше, нежели узнаём, какими они будут, кем они будут; будет ли это мальчик или девочка, будет ребёнок больным или здоровым, добрым или злым. Уже до всего этого мы их любим.

Души, пребывающие в чистилище, знают милосердие, и потому мыслят о грехе иначе. Это всё те же смертные грехи, за которые другие приговорены к аду; но именно здесь как нигде выявляется ценность свободы, потому что человек строит свою жизнь сам и в конце концов получает то, о чём просил. Нагрузил себя балластом – пойдёт вниз, очистился – пойдёт вверх. По своей собственной воле!

И здесь я должен назвать последнее слово – терпение.

БОГ НУЖДАЕТСЯ В НАШЕЙ СВОБОДЕ, А ВРЕМЯ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО, КОТОРОЕ НЕОБХОДИМО БОГУ, ЧТОБЫ ЭТУ СВОБОДУ УВАЖАТЬ.

Он словно стоит за дверью, ожидает, Он не может вломиться в дом. Он ожидает, когда появится хоть узкая щель, – и тогда Он войдёт. Но сначала нужно, чтобы щель приоткрылась. Поэтому «Чистилище» – история о терпении Бога.

ЭТО ВРЕМЯ, КОГДА БОГ ОЖИДАЕТ ДЕЙСТВИЯ НАШЕЙ СВОБОДЫ.

Свободы, выраженной в труде, и свободы, выраженной в жертве; свободы чувствовать, что со временем рождается новая личность: день за днём, постепенно, падая, и поднимаясь, и падая вновь, но непреклонно, через терпение и время рождается новая личность. И, когда приходит пора, она сама пускается в полёт, чтобы охватить всю необъятность, ради которой создана; но для этого требуется труд.

ВРЕМЯ ЖИЗНИ И ВРЕМЯ ИСТОРИИ – ЭТО ПРОСТРАНСТВО ТЕРПЕНИЯ БОГА.

***

Наша свобода призвана признавать то, что есть. Чистилище не представляет собой некое «плохое» место, через которое нужно пройти, чтобы попасть в «хорошее» место. Чистилище – это вместе со тем злом, что в ней содержится. Однако человек проживает зло чистилища (в отличие от зла ада) в перспективе добра, которое уже предугадывается, предвкушается им. В чистилище зло и грех словно представлены в новом свете, иначе, не как раньше; вся первая песнь полна света. Усталость, немощь и зло обрамлены светом и музыкой.

Когда происходит встреча, ты видишь свет – и можешь назвать дату события, определить его в терминах hic et nunc – здесь и теперь, во времени и пространстве. Этот свет так явственно наполняет жизнь прощением, что становится возможным вставать по утрам, не ощущая, как прежде, гнета собственной немощи или склонности к падению, предательству. Конечно, немощь и предательство остаются, но теперь ты в первую очередь смотришь на другое, ощущаешь иные черты в себе; первое, что ты чувствуешь – причастность к необычайному величию. Со временем, в терпении, прислушиваясь к мерному шагу истории, ты становишься всё ближе к небесам, с которыми тебя связала судьба. Проживая каждый день таким образом, человек очищается, и состояние связи с конечной точкой пути становится для него всё более привычным.

Катон, страж Чистилища, являет собой убедительнейшее подтверждение бесконечного милосердия. Милосердием побеждается — не отменяется, но преодолевается — даже церковное отлучение, постановления Церкви.

Что за свет исходит от этого человека? Четыре добродетели отражаются на его лице, будто сияя солнечным светом. При виде его можно сказать: если человек настолько великодушен, настолько послушен своему сердцу, своему желанию (имеется в виду его свободолюбие) — значит, он познал Бога.

«О совесть тех, кто праведен и благ», – совесть, испытывающая боль даже из-за незначительной ошибки. Не разочарование, не скандал – боль. Когда нас возмущают наши грехи или мы испытываем разочарование, это недоброе чувство, оно не имеет ничего общего с христианством.

РАЗОЧАРОВАНИЕ – ПЛОД САМОЛЮБИЯ. БОЛЬ – ПЛОД ЛЮБВИ. ЗА СВОЁ ЗЛО, ЗА СВОИ ГРЕХИ ЧЕЛОВЕК ЧУВСТВУЕТ БОЛЬ. ЕСЛИ ОН РАЗОЧАРОВАН, ВОЗМУЩЁН, ЭТО – ОТ ДЬЯВОЛА.

***

Мне действительно жизненно необходимо понять, каково, например, значение слезинки самого пропащего человека, который всю жизнь живёт лишь для себя, а на пороге смерти, истощённый, испускает вздох: «Мария!» – и спасается, попадает в рай. Это слеза, источающая благодать Божию. Благодать источается вместе с кровью. В этой слезинки – смысл мгновения. В ней весь смысл настоящего, которое спасает человека от зла, и спасает не одну жизнь, но целые века жизни во зле. От таких мыслей захватывает дух! Значит,

НЕ СУЩЕСТВУЕТ ЗЛА, КОТОРОЕ ПОМЕШАЛО БЫ БОГУ ПРОСОЧИТЬСЯ В ТВОЁ НАСТОЯЩЕЕ, ЕСЛИ ТЫ ЧИСТ ПЕРЕД НИМ ХОТЬ НА МГНОВЕНИЕ. МИГ СВОБОДЫ – И БОГ УЖЕ ВЫТАСКИВАЕТ ТЕБЯ ЗА ВОЛОСЫ.

Вот что в этой слезинке.

***

Спешка – от дьявола; это не что иное, как самонадеянность того, кто хочет избежать напряжённого труда. Крестьянин не спешит. Связанный с землёй, крестьянин знает, что сроки не в его власти, он должен ждать. Но это ожидание не пустое. Он знает, что, ожидая, должен трудиться. … Крестьянин знает, что

ВРЕМЯ (КОТОРОЕ ПРИНАДЛЕЖИТ БОГУ) И ТЕРПЕНИЕ (ДОБРОДЕТЕЛЬ, КОТОРУЮ ОН ПРИЗВАН ВЗРАЩИВАТЬ В СЕБЕ) ДАДУТ ПЛОД В СРОКИ, УСТАНОВЛЕННЫЕ НЕ ИМ.

Жизнь действительно такова. Спешка «в движеньях неприглядна»: она разрушает, загрязняет, отравляет каждое действие ложью.

КАКОЕ НУЖНО ТЕРПЕНИЕ! КАКУЮ ЛЮБОВЬ, КАКОЕ МИЛОСЕРДИЕ НУЖНО ИМЕТЬ, ЧТОБЫ ПРОЯВЛЯТЬ ТЕРПЕНИЕ!

Какое терпение нужно иметь матери, чтобы её ребёнок мог делать неверные шаги и падать много раз, прежде чем научится ходить!

ТЕРПЕНИЕ – ЭТО САМАЯ НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ.

***

Отец Сергий, мой дорогой друг, задал вопрос в лоб: «В Советском Союзе церковь претерпела восемьдесят лет преследований. Сейчас законодательство изменилось, государство к нам благоволит. … Создаётся целый ряд условий, которые способны помочь православной церкви войти в кровоток гражданского общества, вернуть себе свою роль, власть, что была у неё 80 лет назад. Однако есть у меня некоторые сомнения. Ведь в Италии у вас, католиков, тоже после войны в руках была огромная власть, церковь была на пике величия и общественного влияния. Но получилось не слишком хорошо. В течение нескольких десятилетий вера как религиозная практика почти исчезла; но ещё прежде она перестала влиять на гражданскую жизнь, на менталитет, на культуру. Объясни, где вы ошиблись. Это поможет нам избежать ошибок, которые вы совершили тогда.»

Я рассказал о том, что был в одной из их православных школ, где мне объяснили суть воспитания: нужно растить детей так, чтобы они не совершали грехов. Я воскликнул: «Что вы такое говорите? Это невозможно! Школа, в которой дышит дух, воистину религиозная школа должна иметь на стенах вывеску (такую, чтобы её видел каждый прохожий): «Всяк, совершающий грех да приходит к нам, ибо здесь обретёт прощение». Вот какой должна быть идея воспитания в христианской школе – православной или католической, неважно».

«Будьте осторожны, – предостерёг я их, – если вы хотите восстановить прошлое, то у вас ничего не получится. … Будьте осмотрительны, история не движется назад. Если вы думаете, что можете повернуть историю вспять, сделать вид, что коммунизма не было, вы уже проиграли. Но в ваших силах поступить иначе: возвращаться не назад во времени, а вернуться к источнику – Христу. Это сейчас пытается сделать в России и католическая церковь. Вполне вероятно, что этот путь мы можем проделать вместе, более того, в этом и состоит подлинный экуменизм. Ведь если вы вернётесь к истоку и мы вернёмся к истоку, там мы и встретимся, там мы и будем вместе. Нет нужды проводить какую-то особую церковную политику, ожидать от каждого каких-то уступок; мы встретимся на полпути друг к другу, ведь это так просто: если возвращаемся к истоку, мы уже вместе. Но чтобы вернуться к истоку, нужно, чтобы был этот исток. Нужно задаться вопросом о Христе.»

Почему я всё это говорю? Я и в Италии вижу опасность морализма, который убивает человека; но в России я словно увидел её под увеличительным стеклом. Все мы, католики и православные, сталкиваемся с веяниями нового времени, и это столкновение подкашивает нас. Мы, католики, в отчаянной погоне за человечностью и, в конце концов, в компромиссе с менталитетом этого мира, потеряли из виду божественное; православные же, в погоне за божественным, в сколь угодно верном хранении божественной литургии рискуют потерять из виду человечность, сердце человека, его сущность. И вот они уже мечтают вырастить детей, которые не совершают грехов. Разве так можно?

Мы рискуем забыть о том, что сердце человеческое молит о Христе, а они рискуют забыть о том, что сердце Христово молит о человеческом сердце: Христос желает его таким, какое оно есть; наше сердце полностью Его устраивает.

***

Меня радует мысль, что, когда Иисус открывает рай, первым в нём оказывается разбойник. Вы даже вообразить не можете, как радует. Я представляю себе Небесного Отца, который говорит: «Ну и кого это ты с собой привёл? Я же посылал тебя насобирать святых старцев, а ты возвращаешься с этим животным?» – «Что ж, – думаю, ответил ему Иисус, – ты мне сам сказал спасти всех, и я выполнил твоё поручение, и неплохо выполнил. Ты сам сказал, ведь ты – само милосердие», – и открыл врата рая вместе с благоразумным разбойником. Какое утешение для всех!»

…Как ты сказал, теперь уже никто

Добра не носит даже и личину:

Зло и внутри, и сверху разлито…

Мир летит к чертям. Мир лишён всякой добродетели, добра больше нет, и кажется, что зло побеждает. …В любую эпоху найдётся человек, сетующий на зло времён. Поэт Шарль Регистрации замечает: «Дурное время было и при римлянах». Однако продолжает: «Иисус <…> не прятался за дурным временем. <…> Он использовал Свои три года. Но он их не потерял, не употребил на то, чтобы ссылаться на дурное время. <…> Он это остановил. И как просто. Создав . <…> Он никого не заклеймил, не обвинил. Он спас. Он не обвинил мир. Он спас мир».

***

Может быть, никогда наш мир не был столь языческим. Наверное, стоит обратиться ко временам до рождения Христа и вглядеться в человека, который настолько безрассуден и напуган будущим, что верит пророчествам и гороскопам, чтобы защититься от жизненных ударов и потрясений. Потом наступило христианство. Святой Августин положил конец сомнениям, утверждая, что не звёзды, а человеческая воля решает судьбы мира. Христианство привнесло в мир идею спасения, поэтому основной вопрос теперь не в том, чтобы предугадать, что произойдёт завтра, а в том, чтобы жить ради вечности. Однако, как говорит Честертон, «с тех пор как люди не веруют в Бога, это не значит, что они не веруют ни во что, они не верят ни во что, а значит, они веруют во всё.» Поэтому теперь, когда христианство перестаёт быть канвой всеобщего менталитета, мы наблюдаем, как вновь расцветают магические верования древних времён.

На этот же путь встала сегодня наука в стремлении доказать, что свободы не существует, а мы являемся жертвой механизмов, предшествующих нам, подчиняющих нас себе и и заставляющих двигаться по траектории детерминизма (термин Нового времени!), который аннулирует свободу. … Ты думаешь, что поступаешь определённым образом, потому что ты так решил, но на самом деле ты поступаешь так, потому что когда-то упал с кровати, у тебя было трудное детство, на тебя воздействуют подсознание, генетика, мозговые структуры… Детерминизм в области биологии, психоанализа, социологии — это всё теории, стремящиеся к научному обоснованию фиктивности свободы. … Разумеется, совсем иной ответ, в русле Августина и всей христианской традиции, даёт [встреченный Данте в Чистилище ломбардец] Марко, [который «изведал свет и к доблести стремился»]:

«Брат, мир — слепец, и ты сродни ему.

Вы для всего причиной признаёте
Одно лишь небо, словно все дела
Оно вершит в своём круговороте.

Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.

Влеченья от небес берут начало —
Не все; но скажем даже — все сполна, — 
Вам дан же свет, чтоб воля различала

Добро и зло. И ежели она
Осилит с небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна.

Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе. влившей разум в вас;
А небеса к тому и непричастны…»

Воля, свобода у Данте — это именно способность человека признать истину и быть ей подвластным. …

Свобода в понимании современного мира означает, что добра не существует: добро не делает меня подвластным себе, не определяет меня, я сам решаю, что добро и что зло. Напротив, свобода подразумевает неразрывную связь, принадлежность. Ты свободен, когда знаешь, кому принадлежишь. … Альтернатива стоящая перед нами, если обратиться за сравнением к истории Пиноккио, — не «отец или свобода»; альтернатива — «отец или хозяин».

Это важно подчёркивать, ведь это практически ядро, сердцевина всего того, что хотел сказать Данте о человеке, о жизни, о Боге. Это центр. … Таково опытное знание о свободе у Данте и вообще в христианстве: «истина сделает вас свободными» (Ин 8, 32). Культура нового времени выдвинула возражение по этому пункту: если есть истина, то мы уже не свободны. Этот шаг назад отбросил нас к мукам детерминизма, о котором мы только что говорили. Дело в том, что, как пишет отец Джуссани, «христианская религиозность возникает как единственное условие человечности.

ПЕРЕД ЧЕЛОВЕКОМ СТОИТ ВЫБОР: СЧИТАТЬ СЕБЯ ЛИБО СВОБОДНЫМ ОТ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ И ЗАВИСЯЩИМ ТОЛЬКО ОТ БОГА, ЛИБО СВОБОДНЫМ ОТ БОГА, И ТОГДА ОН СТАНОВИТСЯ РАБОМ КАЖДОГО ОБСТОЯТЕЛЬСТВА».

Высшая сила, то есть ваша созданность по образу и подобию Божию, ваша причастность жизни Бога, вливает в вас разум, то есть творит в вас свободную душу. Разум означает способность к суждению, к решению. И над этим божественным даром звёзды не властны («небеса к тому и непричастны»). Свою душу нужно воспитывать, она должна прирастать добродетелью; но в вас заложена великая сила. Живите на высоте ваших желаний — и победите. Зло побеждается, последнее слово не останется за ним.

…И если мир шатается сейчас,

Причиной — вы, для тех, кто разумеет…

Следовательно, если «мир шатается», если сегодняшний мир настолько развращён, что сбился с пути, «причиной — вы». Причину зла, которое, как вам видится, одерживает верх, ищите в себе. Никаких звёзд, никакой биологической предрасположенности, окружающей среды — ищите в себе. Всё зависит от того, как вы воспользуетесь своей свободой.»

***

Для того чтобы верно править динамикой желания, необходимо правило, необходимо, чтобы человеческое общежитие было нормировано. Поскольку мы созданы из плоти и костей, нам нужно, чтобы существовала норма, которая выстраивает время нашей жизни и сопровождает упражнение нашей свободы. Иными словами, нам нужен тот, «чей взор открыто / Хоть к башне Града был бы устремлён», тот, чья задача — видеть конечную цель.  …

Законы есть, но кто же им защита?

Никто; ваш пастырь жвачку хоть жуёт,

Но не раздвоены его копыта…

«Жевать жвачку» осмысляется как углубляться в усердные размышления («пережёвывать»), а «раздвоенное копыто» означает различение добра и зла, священного и мирского и т. д. Данте здесь говорит: пастырь (то есть папа) знает законы – десять заповедей, уставы, постановления, то есть «жуёт жвачку»; но он не умеет отличать добро от зла, то есть не умеет жить ими, свидетельствовать о них, употреблять своё могущество на то, чтобы законы, установленные Богом, воплощались в жизнь.

…И паства, видя, что вожатый льнёт

К благам, будущим в ней самой влеченье,

Ест, что и он, и лучшего не ждёт…

Поэтому люди, наблюдающие, как их пастырь («вожатый») льнёт к этим благам – земным, материальныс богатствам, до которых они и сами жадны, «есть, что и он [тоже льнёт к этим благам], и лучшего не ждёт». Так отмирает желание.

***

Вновь и вновь обращаясь к песни XXVII, я испытывал глубокое волнение, потому что в ней звучит тема отцовства, то есть тема воспитания — звучит с нежностью, драматичностью и мудростью.  И вот мы приближаемся к земному раю. Рай на земле подразумевает, что добро, истина, радость, мир каким-то образом могут быть обретены уже на земле. И как поразительно заканчивается эта песнь.

…Я над самим тобою

Тебя венчаю митрой и венцом.

Я «венчаю» (объявляю, нарекаю) тебя господином над самим собой, то есть свободным человеком. Ты свободен. Никакая власть, даже власть смерти, не в силах ни сокрушить, ни ограничить, ни умалить в тебе высшее господство, тобой приобретённое. Господство человека, который наконец соотносит себя самого, полноту себя самого, своё истинное лицо, с принадлежностью, привязанностью, следованием, которые на протяжении песни вновь и вновь утверждаются, трогательно и нежно.

Содержание песни — последнее испытание Данте и вместе с тем прощание Вергилия. Учитель, отец уходит. Он уходит — и теперь дело за тобой. В начале песни — единство, исходное объятие в одном стихе; потом — отдаление в эпизоде прохождения через огонь; и в конце — последнее трогательное объятие перед прощанием…

На вершине кольца сладострастников Данте и Вергилий оказываются перед стеной пламени и ангелом.

 

«Святые души, вы пройти должны

Укус огня; идите в жгучем зное

И слушайте напев с той стороны!»

Я, руки сжав и наклонясь вперёд,

Смотрел в огонь, и в памяти ожили

Тела людей, которых пламя жжёт.

 

Тогда ко мне поэты обратили

Свой взгляд. «Мой сын, переступи порог:

Здесь мука, но не смерть», — сказал Вергилий.

 

Тогда Вергилий и Стаций обернулись ко мне и сказали: «Тебе может быть мучительно больно, но пламя несёт в себе возможность жизни, а не риск смерти». Жертва, боль, которые заложены в нашей жизни, в наших отношениях с миром, тяжелы, но они тебе не враги; они существуют не ради смерти, а ради жизни. Как часто трудности видятся нам противоречием, препятствием; кажется, что они отрицают добро! Напротив, именно ситуации, когда жизнь сбивает тебя с ног — а ведь иногда она налетает на нас, как поезд! — несут в себе возможное благо. Сейчас оно неизвестно, но доверься, войди! Не устрашайся этого вызова, ведь его требует сама жизнь, он — для тебя.

Ты — вспомни, вспомни!.. Если я помог

Тебе спуститься вглубь на Герионе,

Мне ль не помочь, когда к нам ближе Бог?

Звучит призывы — ясный, настойчивый: «Вспомни, вспомни!» Единственное, что позволяет принимать тяжесть жизни, очистительную жертву, которую она несёт в себе, — это память. Забвение — проклятие для людей; память — жизнь. Два величайших события, запечатлевших религиозный опыт Ветхого и Нового завета, объединены словом «помнить»: «Помни, Израиль» (Ис 44, 21) и «Сие творите в моё воспоминание» (Лк 22,19). Помни, воскрешай в уме свою историю, не забывай того доброго, что пережил! «Вспомни, вспомни!»

Отбрось, отбрось всё, что твой дух сковало!

Взгляни — и шествуй смелою стопой!»

А я не шёл, как совесть ни взывала.

НЕУЖЕЛИ МИГ КОЛЕБАНИЯ, ЗАТРУДНЕНИЯ СПОСОБЕН ОМРАЧИТЬ ПЕРЕЖИТЫЙ ОПЫТ ДОБРА И УВЕРЕННОСТИ?

Но ничего не поделаешь: Данте стоит как вкопанный, не движется с места.

ТАК ПРОИСХОДИТ И С НАМИ, КОГДА МЫ ОКАМЕНЕВАЕМ ОТ СОБСТВЕННОГО ЗЛА И СТРАХА ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬ, СТРАХА ДОВЕРИТЬСЯ. СТРАХ ОСТАНАВЛИВАЕТ, ПАРАЛИЗУЕТ НАС.

Данте каменеет и не может сдвинуться с места. … «А я не шёл, как совесть ни взывала». Умом ты знаешь, что правильно было бы пойти, но не можешь. Это описание того, как мы все живём. Апостол Павел говорит: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим 7,19). Вопрос в том, где найти силу, чтобы возобновить путь? Что способно вновь привести нас в движение, когда кажется, что страх (причиной которому наше зло или зло наших друзей) побеждает? Когда сиюминутная слабость (из-за боязни изменения, обращения, вовлечения воли) вот-вот парализует, сведёт на нет всё? Что может вновь сдвинуть нас с места?

При виде чёрствой косности такой

Он, чуть смущённый, молвил: «Сын, ведь это

Стена меж Беатриче и тобой».

И вот тут Вергилий пускает в ход последнее средство. Он называет Данте сыном и напоминает ему о возлюбленной, о том, ради чего он живёт, о том, что положило начало и его приключению, о блаженстве, которое он уже предощутил в любви к Беатриче. И это напоминание оказывается решающим. Вновь ощутив широту и глубину своего желания, Данте пробуждается.

Вергилий сделал упор на то единственное, на что можно делать упор: человеческое «я» и безграничность желания, присущего человеку.

ЖЕЛАНИЕ ПРОБУЖДАЕТСЯ ВНОВЬ БЛАГОДАРЯ ВСТРЕЧЕ, БЛАГОДАРЯ ПРИСУТСТВИЮ ПРЕДМЕТА ЛЮБВИ. ОНО ПРОЯСНЯЕТСЯ, ВОСПИТЫВАЕТСЯ И СПАСАЕТСЯ ПЕРЕД ЛИЦОМ ХРИСТА.

«Тебя мой ум и знания вели,

Теперь своим руководись советом:

Все кручи, все теснины мы прошли…»

Отец, учитель прощается с Данте. Разум, воплощённый в образе Вергилия, достигает только этого уровня — порога Тайны. Разум ощущает её существование и признаёт необходимость благодати. Признание это полностью разумно, потому что сам разум испытывает потребность в том, чтобы Тайна раскрыла себя, ведь своими силами разум не может её понять.

Таким образом, связь между Вергилием и Беатриче, союз между ними (явно проступивший уже в начале песни II «Ада» через их движение навстречу друг другу) отражает разумность веры как действия, требуемого разумом. Поэтому Вергилий говорит: я привёл тебя сюда («Тебя мой ум и знания вели» — действительно необходимо вовлечь разум во всём объёме, во всей широте), и теперь, когда ты здесь, ты можешь совершить самый большой шаг, признание которое требует всей твоей свободы и любви.

«Теперь своим руководись советом»: теперь ты можешь довериться в пути своей воле, потому что, очистившись, ты уже вряд ли «ошибёшься целью».  Доверяй своему сердцу, Данте: «Все кручи, все теснины мы прошли», нет больше перед тобой трудных путей, тяжести, испытаний, перед тобой солнце, перед тобой Бог, пред твоими глазами всё, что ты увидел, пережил, во всей ясности. Смотри же, что такое жизнь, что такое мир, когда ты живёшь на высоте желания, достижимой через взгляд Беатриче.

***

Думаю, не буду выглядеть сентиментальным, если скажу, что, работая над этими песнями [XXX-XXXI], невозможно не испытать желания пойти на исповедь, взглянуть своему злу в лицо, пойти и осудить. Согласно Данте, для того, чтобы попасть в рай, то есть в добро и истину, нужно увидеть собственное зло во всём его масштабе.

Очертим контекст этих песен. Мы в земном раю, где всё окутано музыкой и светом, предвкушенением небесного рая. Сюжет последних пяти песней — единое величайшее событие, в рамках которого происходит встреча Данте с Беатриче и исповедь Данте.

Из этих песней делается очевидным, что Беатриче выполняет христологическую функцию, о чём говорят многие исследования. Но будем иметь в виду, что если Беатриче — это присутствие Иисуса в жизни молодого Данте, то и

КАЖДАЯ ЛЮБОВЬ, КАЖДОЕ ОТНОШЕНИЕ, КАЖДОЕ ЖЕЛАНИЕ ПРИЗЫВАЕТ РАСПОЗНАТЬ ЗНАКИ, ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИСУТСТВИЯ БОГА, КОТОРЫЙ ИДЁТ НАВСТРЕЧУ ЧЕЛОВЕКУ. ТЫ МОЖЕШЬ ИХ И НЕ РАСПОЗНАТЬ — НО ТОГДА СВЕРШИТСЯ СМЕРТЬ, ЗЛО: ТЫ НЕ ЗАМЕТИШЬ ИХ, НЕ ПРЕВРАТИШЬ ПОВСЕДНЕВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ВЕЛИЧАЙШУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ ВСТРЕТИТЬ СУДЬБУ, УЗРЕТЬ ТАИНСТВЕННОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЖИЗНИ ВО ВРЕМЕНИ.

Текст содержит множество отсылок к истории Паоло и Франчески. Тема та же: может ли любовь — закон жизни, притяжение, самим Богом вложенное в творение, а особым образом в связь между мужчиной и женщиной, — позволить, чтобы мы заблудились? Может ли любовь спасти нас? Здесь человек оказывается перед выбором: пойти по пути Паоло в его отношении с Франческой или по пути Данте в его отношении с Беатриче. … Однако очевиден контраст. У них всё могло получиться, но их счастье осталось позади, потому что победило зло и они оказались в аду. Данте же, напротив, предстоит перед благом, перед лицом Беатриче (пусть даже она во гневе и осыпает его упрёками), и плачет от скорби о совершённом им зле. … Зло, которое прощается силой действующего блага, или благо, которое отрицается силой действующего зла: вот граница между чистилищем и адом. В одиночку люди неспособны выйти из сумрачного леса своей немощи; разница между ними в том, что кто-то признаёт потребность довериться руке другого, присутствию друга, указывающего иной путь, а кто-то решает остаться в рамках собственной меры.

Раз ты лишился высшей из отрад

С моею смертью, что же в смертной доле

Ещё могло к себе привлечь твой взгляд?

Ты ощутил сильный удар, который опрокинул твою жизнь, как внезапно налетевший поезд: твоя возлюбленная умерла. Что делать человеку, пережившему такой удар? Ты «при первом же уколе», при первой же стреле, ранившей твоё сердце, должен был обратить взгляд наверх. Ты должен был «устремить полёт / Вослед за мной, не бренной, как дотоле», ты должен был поднять голову и последовать за мной, избегая «того, что бренно», того, что подвержено распаду. Горечь от моего ухода не должна была помешать твоему полёту, не должна была тянуть тебя вниз, где ты бы «снова пострадал», где тебя ожидали бы другие удары и разочарования — от потерь менее масштабных, менее значимых.

***

Я шёл назад, священною волной

Воссоздан так, как жизненная сила

Живит растенья зеленью живой,

Чист и достоин посетить светила.

 

«Чистилище» завершается вновь обретённым самосознанием, осознанием себя самого как чистого желания: жизнь делается дорогой, которая ежедневно обновляет нас. Каждый день в нашу жизнь входит что-то новое, и душа человека непрерывно движется к цели своего желания — добраться до звёзд, увидеть и встретить Бога.

***


Читайте также Третью (заключительную) часть цикла:
«ПОЭТ ЖЕЛАНИЯ» (Ф. Нембрини о «Божественной комедии» Данте. Часть III, РАЙ)

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна