О. Грациан Пиотровски: «Лицо Католической Церкви в России должно становиться всё более и более “русским”…»
2 июня 2016 г. о. Грациану Пиотровскому, OFM, исполнилось 50 лет. Из 24-х лет его священнического «стажа» 18 отданы трудам в нашей Сибири. Незадолго до своего юбилея отец Грациан встретился с корреспондентом «Сибирской католической газеты», чтобы рассказать о своем пути к священству и монашеству, о своем многолетнем служении в России и о том, какой он видит Католическую Церковь на российской земле…
***
Вы уже столько лет работаете в нашей епархии, но, как выяснилось, нет ни одного Вашего интервью, кроме единственного давнего видеосюжета телестудии КАНА, в котором Вы вместе с о. Коррадо Трабукки рассказываете о Вашем Ордене. Вы не любите давать интервью?
Наверное, Вы плохо искали, потому что я однажды дал достаточно обширное интервью для «Света Евангелия». Правда, это московское издание больше не выходит, да и интервью давалось мной давно, не менее десяти лет назад…
Может быть, тогда начнем от самых истоков? Где Ваша родина? Какой была Ваша семья?
Я родом из юго-восточной Польши, из города Перемышль близ украинской границы, в 80 км от Львова. У меня две сестры. Семья наша – католическая на протяжении многих поколений, но нельзя сказать, чтобы отличалась исключительной набожностью. Тем не менее, воспитан я был в религиозном духе, и это повлияло на всю мою последующую жизнь.
Недалеко от нашего дома располагалась обитель францисканцев, там был храм, действовал приход… И когда мне исполнилось 8 или 9 лет, я начал прислуживать в храме. В те годы в этой же обители работал францисканский новициат. Сюда приезжали кандидаты на вступление в Орден, проводили здесь год, а потом уезжали в другие монастыри для продолжения формации. Я знакомился с этими ребятами, наблюдал за их жизнью… В какой-то момент появилось желание жить как они.
И когда впервые возникло такое желание?
С детства, задолго до совершеннолетия. В детстве я играл с сестрами в св. Мессу. Я «причащал» сестер рождественской облаткой. Мне было тогда лет 9-10. А в 12 лет я уже всерьез намеревался стать францисканцем.
В 15 лет, после окончания восьмилетки, я для завершения среднего образования поступил во францисканский лицей.
В коммунистические времена в Польше существовал францисканский лицей?
Да. В те времена в Польше работало десять частных школ. Все они так или иначе были связаны с Церковью. Была одна такая школа для девочек в Кракове. А у нашего Ордена было две таких школы.
В 15 лет я уехал из дома и поступил в лицей в предместье Кракова. Это был специальный лицей для мальчиков, у которых было намерение позднее вступить в Орден. Учились мы по программе классического лицея гуманитарного направления, с изучением древних языков. Курс обучения был рассчитан на четыре года. Выпускники были уже совершеннолетними, а потому могли принимать самостоятельное решение, куда идти дальше. Для меня этот вопрос был давно решен…
То есть призвание было буквально впитано Вами с воздухом детства?
Да, я поступил в новициат в маленьком местечке южной Польши. Новициат обычно располагается в тихом месте, где есть условия для размышления, молитвы и, конечно же, где востребован физический труд. Сам я человек городской. Всё свое детство я провел рядом с железнодорожным вокзалом, мы часто играли на его платформах, бегали по рельсам. 
А деревня была для меня чем-то чужим. Ведь даже мои бабушка с дедушкой всю жизнь провели в городе. Но, поступив в новициат, я оказался в деревне, где нужно было физически трудиться весь год, причем довольно много трудиться. Мы и садили, и собирали, и косили, и ухаживали за курами… В наше время значительно больше механизации, а тогда (85-86 гг.) почти всё нужно было делать вручную. У соседа-фермера был трактор, а у нас его не было. Мы брали трактор в аренду, а взамен отрабатывали на его поле.
Нас была большая группа, человек двадцать, в наши дни, наверное, нет столько призваний. Такая «бригада» многое могла сделать. В целом это был прекрасный год: я еще глубже познакомился с францисканской духовностью и укрепился в своем призвании.
Можно было выбирать, остаться навсегда просто братом или стремиться к священству. Я выбрал второе, и это привело меня в семинарию в Кракове. Курс семинарии продолжался шесть лет, а тем временем наступила «перестройка» и начал опадать «железный занавес». В 1988 г. появилась возможность выехать для продолжения образования в Иерусалим. Четырехлетний курс богословия я проходил уже в Иерусалиме. Туда меня вместе с одним моим другом направили настоятели нашего Ордена. Разумеется, этот опыт оказал сильнейшее влияние на всю мою последующую жизнь.
Вы и рукоположены были в Иерусалиме?
Да. Я прошел там низшие посвящения в чтецы и аколиты, принес свои вечные монашеские обеты. В диаконы меня рукополагали в Гефсиманской базилике, а в священники – в храме Святейшего Искупителя, главном храме францисканской Кустодии Святой Земли.
Близко познакомившись со святынями Палестины, я сам стал гидом по Святой Земле, несколько раз организовывал паломничества туда и руководил ими. Я овладел иностранными языками и, что очень важно, получил опыт жизни в подлинно международной общине. Здесь нужно принять во внимание, что Польша была тогда достаточно закрытой страной. И связи польской провинции нашего Ордена с францисканскими общинами во всём мире были тоже весьма ограниченными: отсутствовали современные средства коммуникации, как интернет, а выезжать заграницу было запрещено. Между тем, в Иерусалим приезжали братья со всего мира, с разным менталитетом, можно было увидеть различные стили жизни, различные традиции… Для меня всё это стало самым настоящим открытием.
Мы принимали самое активное участие в главных богослужениях церковного года: в литургии Пасхи в Иерусалиме, включая церемонию святого огня, литургии Рождества в Вифлееме, литургии Благовещения в Назарете, литургии Пятидесятницы на Сионе…, в течение четырех лет ходили по стопам Иисуса Христа. Это невозможно забыть! Как сказано в псалме: «Если я забуду, тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя!»
В жизни практически каждого человека была встреча или личность, оказавшая на него особое влияние. Был ли в Вашей жизни такой человек? Или такие люди? Судьбоносные встречи?
Первыми такими людьми были молодые священники в моем родном городе, которые умели работать с министрантами. Таких в моей жизни было двое. Они так умели заинтересовать, что после уроков у меня возникало спонтанное желание мчаться в церковь. Мальчики играют во дворе, а у меня желание побежать в монастырь и проводить время там. Нам давали различные задания: что-то там покрасить, собрать орехи с дерева… Создавалась такая теплая атмосфера, что ты начинал себя чувствовать частью этой семьи.
Более зрелая встреча – с отцом Аркадием, поляком из США, францисканцем, обошедшим пешком весь мир. Вот он действительно жил духом св. Франциска, в полной бедности, в молитве… Я встречал его уже пожилым человеком в разных местах, в том числе и в Иерусалиме. Когда я был в новициате, в одном из францисканских монастырей было большое торжество: привезли икону Матери Божией Короны. На этот праздник пришел отец Аркадий и давал свое свидетельство. А я, как новиций, который только начинал свой путь, внимательно слушал его и притом видел, что многие его не понимают. Ведь он – не от мира сего. Миряне имеют свои принципы жизни: зарабатывать деньги, делать карьеру, а этот человек шел пешком (иногда, если его подбирали, мог какой-то отрезок пути проехать на автомобиле), ничего не имея с собой, питаясь людским подаянием, от одного святилища до другого. 
Он имел специальное разрешение на такой образ жизни «вечного паломника». И вовсе не брал в руки денег. На его примере я убедился, что можно жить идеалами св. Франциска Ассизского даже и в наше время. Он зажег во мне огонь этого идеала, так что для меня пребывание в Ордене стало чем-то более дорогим, чем даже священство.
Желание быть в Ордене пришло к Вам раньше, чем мысли о священстве?
Скорее, всё-таки, это было одновременно. Но я никогда не видел себя епархиальным священником. Священнический и монашеский образ жизни были для меня одним целым. Я всегда был уверен, что это – «мое». Наверное, это и есть призвание. Наивно представлять себе призвание как внезапный голос с неба: «Иди за Мною!»
Вы полностью определились со своим призванием еще до приезда в Иерусалим?
Конечно. Ведь у меня за плечами к тому времени был уже новициат, была часть учебы в семинарии.
Первый этап Вашей священнической биографии был связан с Украиной. Это было решение Ордена?
Прежде всего, это было мое решение. Когда приближалось время моего рукоположения в священники, я написал своему настоятелю в Польше письмо, где заявил, что хотел бы работать на Украине. Возможно, сыграло роль то обстоятельство, что мой родной город располагается в 9 км от украинской границы. Но я, естественно, прежде всего, думал о проживавших на этих территориях поляках.
У нас тогда было ощущение, что мы живем словно бы на краю мира. Все поезда, все автомобильные дороги шли только на запад. А что там, на востоке? Ведь мы туда не ездили, и к нам оттуда никто не приезжал. Было интересно увидеть это «зазеркалье». И это детское любопытство продолжало жить во мне все годы учебы.
Были, конечно же, и другие побудительные мотивы. Так, еще будучи учеником 7-го класса, я прочитал книжку о. Владислава Буковинского, который большую часть своей жизни отдал католикам, проживавшим в Казахстане и Сибири (я очень хочу принять участие в церемонии его беатификации в сентябре этого года, поскольку это еще одна личность, оказавшая, хотя и заочно, на меня большое влияние). И с 86-го года у нас установились постоянные контакты с братьями из Литвы, тогда входившей в СССР. Там тоже были францисканцы. Мы воспринимали в то время и Литву, и Украину, и Россию как одно большое целое, как одну неведомую восточную страну, которая нуждалась в нашем служении.
Мои настоятели выразили тогда удивление этим моим пожеланиям: как это после четырех лет жизни в благополучном с материальной точки зрения Израиле ты хочешь в нищий, кризисный СССР? Они предложили мне поработать первый год после рукоположения в Польше, в приходе при одном из монастырей, как это обычно у нас принято, а уже потом принимать решение. Так и произошло. Но, вернувшись в Польшу, я уже имел разрешение настоятелей, что через год поеду на восток.
В 92-м, когда меня рукополагали, СССР уже распался, и возникла независимая Украина. И туда поехали первые наши братья. Я поехал на Украину в 93-м, присоединившись с еще одним братом к священнику-францисканцу, служившему в Ковеле на Волыни, чтобы таким образом создать францисканскую общину.
Спустя год я переехал во Львовскую область, где нам передали существовавший до 39-го года францисканский монастырь, при котором мы тоже воссоздавали общину. Там я провел три года. Вообще в это время как раз учреждалась провинция нашего Ордена на Украине. Не только на западной, но и в центральной Украине было уже много наших братьев, и все общины и обители воссоединялись в единую провинцию.
И тут я получил письмо от генерального настоятеля Ордена, в котором он предлагал мне переехать в Россию. Разумеется, когда к тебе обращается столь высокопоставленное лицо, ты воспринимаешь это как предложение, от которого невозможно отказаться.
И как Вы восприняли это предложение?
Нормально. Я бы даже сказал, что это было предложение, которое мной подсознательно ожидалось. Хотя я не думал, что окажусь в итоге в Сибири. Возможно, если бы сказали сразу «поедешь в Сибирь», я был бы не так рад. Но речь поначалу шла о Петербурге.
Однако в Петербурге я провел всего лишь полгода (это был 97-й год). А потом был Новосибирск, куда я приехал на Пасху 98-го, и этот период продолжается по сей день. Месяц тому назад я отпраздновал своеобразное «совершеннолетие»: 18 лет в сибирской земле! Такова жизнь в Ордене: возникают какие-то новые проекты, дела, создаются новые общины, и становятся нужны люди, которые могли бы всё это реализовывать.
Вы предполагали тогда, что этот этап продлится 18 лет и больше, или же считали его очередным, проходным?
Конечно не думал, что так затянется. У нас ведь в Польше представления о Сибири своеобразные, хотя и ожидаемые: это такое дикое, холодное место, где ходят медведи. Как-то ускользает от понимания, что Новосибирск – это город по населению равный Варшаве. К тому же, все мои прежние назначения были достаточно краткими: год, год, три года, полгода… Но францисканцу и не следует строить долгосрочных планов на будущее. В любой момент могут позвонить и сказать: «Знаешь, а не переехал бы ты…» У нас есть община и восточнее Новосибирска: в Уссурийске под Владивостоком, так что простор для движения есть (улыбается). Но время бежит быстро, и эти 18 лет в Новосибирске пролетели так, что я и сам не заметил. Всё как в один день.
Но ведь за эти 18 лет Вы исполняли различные служения. Можете их охарактеризовать?
Слава Богу, что у меня были разные служения. Любой человек нуждается в разнообразии. Это психологическая потребность: менять время от времени род занятий, перечень обязанностей, среду… 10 лет я был настоятелем прихода, с 1998 по 2008 год, а потом лично попросил перевода на другое служение. У нас в то время было уже достаточно служений и вызовов: кроме прихода в левобережной части Новосибирска, еще приход в Бердске и поселки вплоть до Алтайского края. Будучи настоятелем в Новосибирске, я еще в течение трех лет отвечал за всех францисканцев России и Казахстана, и это было связано с посещением наших общин в этих странах.
Затем Владыка Иосиф предложил мне быть канцлером Курии, и это служение я исполнял в течение нескольких лет. Одновременно всё это время и по сей день я являюсь представителем в епархии Архиепархиального Церковного суда, который занимается вопросами брака. И еще последние шесть лет я был тесно связан с работой «Каритас». Сначала возглавлял епархиальную комиссию, курирующую работу «Каритас», а затем, после отъезда сестры Елизаветы Якубовитц, стал директором этой организации. 1 сентября нынешнего года наступит третья годовщина моего директорства.
С какими сложностями Вы сталкивались за эти 18 лет служения в России? Что было самым непростым?
Я только понемногу и небыстро интегрировался в российскую общественную среду. Вот такой смешной пример. Только приехав в Россию, я свободно раскатывал по городу на автомобиле. Тогда еще было очень мало машин, и дороги были почти пустые. И место для стоянки можно было очень легко найти. Потом машин становилось всё больше и больше, но этот процесс шел постепенно и как бы незаметно. И у меня спрашивали: «Как это ты так лихо водишь машину, я бы так не смог». А я отвечал: «Знаешь, если бы я приехал сегодня, я бы, наверное, тоже не смог. Но я же здесь 18 лет…»
Этот пример – прекрасная иллюстрация моей жизни в России в целом. Такая постепенная адаптация, хотя проблемы, конечно же, всегда остаются. Вот, например, язык. Мне было очень трудно сразу по приезду, потому что за четыре года на Украине я выучил именно украинский язык. Русский и украинский языки достаточно близки, поэтому, когда я пытался говорить по-русски, получалось по-украински. Но теперь, скорее, обратная картина: по-украински я всё понимаю, но едва ли скажу хотя одну фразу.
А каковы Ваши литературные предпочтения? Польские, русские? Было ли какое-то произведение, которое произвело на Вас наибольшее впечатление?
Из русской литературы «Преступление и наказание» Достоевского. Я прочитал этот роман как раз тогда, когда жил в Петербурге. И специально ходил по местам, упомянутым в романе.
В программе школы в мое время был обязательный русский язык с 5-го по 12-ый класс (правда, учили мы его без особого энтузиазма), было кое-что из Пушкина, например, «Евгений Онегин», отрывки из которого нужно было учить наизусть, много рассказывали о дружбе Пушкина и Адама Мицкевича, а однажды на экзамене мне достался вопрос: рассказать о наиболее известных зданиях Невского проспекта, таких как Исаакиевский собор, Александро-Невская лавра, Адмиралтейство… Или еще была тема: реки Сибири. Но, разумеется, я тогда и представить себе не мог, что однажды окажусь в этой самой Сибири и буду жить на берегу одной из этих великих рек.
Но, наверное, за эти 18 лет были не только огорчительные, но и приятные моменты. Чем Вы можете гордиться, чему радоваться, что на самом деле греет Вашу душу?
Конечно же, было немало хорошего. Греет душу, что я в пятьдесят лет – «дедушка». Когда я 18 лет назад приехал в Новосибирск в моем приходе и в приюте Св. Николая была группа детей, подростков, юношей и девушек. Я, тогда еще достаточно молодой священник, активно включился в работу с детьми и молодежью. Кто-то из них потом пошел своим путем и исчез из поля зрения. Но есть и такие, кто остался с нами в приходе и уже обзавелся собственной семьей и детьми. Вот недавно я крестил ребенка, а потом присмотрелся к маме и вспомнил: «А ведь я тебя тоже крестил! И этих крестных тоже я крестил!» Такие моменты очень приятны. Они становятся возможны, когда ты работаешь на одном месте долгое время, а потому можешь сам видеть всходы когда-то посеянного тобою семени. Радостные моменты – и когда слышишь слова благодарности за оказанную социальную помощь, позволившую наладить жизнь. Бывает, такая помощь оказана тобой 10-15 лет назад.
Наш приход сильно преобразился за эти годы. Я сразу по приезде еще застал здесь большую группу немцев, которых теперь нет вовсе. Обычное для нас явление, это когда появляются какие-то люди на какой-то период времени, а потом исчезают. Но мы прекрасно понимаем, что католические общины в России – это маленькие группы с не совсем стабильным составом. Наверное, так оно и будет всегда. Хотя, с другой стороны, есть и отдельные верные, и целые семьи с глубокими католическими традициями. Они были до моего приезда, есть теперь и останутся в будущем.
Помню такой случай. Среди буднего дня, когда храм был закрыт, а я что-то делал во дворе, пришла женщина, и на вопрос: «Кто Вы?», рассказала, что когда-то она жила в этом районе, ходила в наш храм еще в советское время, а в начале 90-х вместе со всей семьей выехала в Германию. И вот она благодарила меня за храм, который, по ее словам, стал выглядеть лучше, чем тот, который она помнила, за то, что приход не умер, что в католическую церковь по-прежнему приходят люди… «Всё это дает мне ощущение стабильности», — добавила она. И дала совет: «Вы не смотрите ни на что, оставайтесь здесь, работайте, а у Бога – свои цели и Он подаст и силы, и всё необходимое».
У Вас есть какая-то сокровенная мечта, которой Вы бы хотели поделиться с нашими читателями?
Мечта, как и у многих людей, такая, чтобы был мир во всём мире. Но, видимо, на земле это в полной мере недостижимо. И не всегда изменения бывают в лучшую сторону. Мне кажется, что 18 лет назад Россия была более открыта другим культурам, отношениям с Европой. Ведь Россия – это часть европейской цивилизации, часть христианского мира. Мне бы очень хотелось чувствовать себя в России не чужим. Наш мир очень мал. И наступает время, когда для европейских народов должно перестать играть роль, откуда ты. Все должны стать одной семьей. Это касается и отношений католиков с православными. Встреча Папы и Патриарха, разумеется, вселяет надежду, осталось только дождаться, пока это распространится на все слои общества, проникнет в самую глубину сознания.
Что бы Вы хотели пожелать российским католикам?
В последние годы мы много говорили об идентичности Католической Церкви в России. Она имеет свои корни в разных национальных традициях и культурах. Но молодые люди чаще всего чувствуют себя вполне русскими и гражданами своей страны – России. Им нужно смелее заявлять свою точку зрения, не бояться говорить о том, какой они хотят здесь видеть Католическую Церковь. Им следует понемногу брать в свои руки ответственность за Церковь. Лицо Католической Церкви в России должно становиться всё более и более «русским».
Спасибо! Мы от всей души поздравляем Вас с юбилеем, и хотим выразить благодарность Богу за то, что в нашей жизни была встреча с Вами. Еще раз спасибо!
Беседовал Александр Эльмусов
