К 20-летию религиозной свободы: призвание в Сибирь…

СКГ Апрель 13, 2011

Отец Ярослав Митжак, ныне являющийся настоятелем католического прихода в г. Сургуте, принадлежит к первому поколению «священников-иностранцев», приехавших в начале 90-х помогать возрождению католичества на российской земле. Сегодня он делится с читателями «СКГ» своим свидетельством.

Я и сам не знал, будучи еще семинаристом, почему иногда читаю Священное Писание на русском языке. Я даже не помню, откуда оно у меня появилось. Русский язык еще в школе давался мне довольно легко. Хотел ли я ехать в Россию? Нет! Не тянуло меня туда. На запад, юг, пусть даже и на север, но только не на восток. Почему? Не знаю. Всё, что находилось за восточной границей Польши,
казалось мне очень непривлекательным, даже пугающим.
Я стал священником 13 июня 1992 года, в день святого Антония Падуанского. Еще до окончания семинарии в городе Седльце на востоке Польши, всего в 100 км от белорусского Бреста, ректор предложил мне продолжить учебу. Я тогда ответил, что хотел бы сначала «побыть священником» в приходе. Меня назначили викарием в небольшой деревенский приход, а через год перевели в город, где кроме меня работало еще три священника. Профессора семинарии при случайных встречах спрашивали, почему я дальше не учусь. В конце концов я задумался и подал прошение епископу, дабы он разрешил мне продолжать образование. С ректором семинарии я тоже переговорил и объявил ему, что теперь готов учиться. Ректор спросил: «Где?». Я ответил: «В Риме».

Тем временем начался третий год моего священства. Было 4 сентября 1994 года. Я заехал навестить моего духовного наставника, бывшего профессора семинарии. Его не оказалось дома, зато я встретил другого священника, который тоже заехал навестить своего профессора, и это был отец Казимир Юзьвик, как раз приехавший из России в отпуск. Мы были знакомы и раньше. За чашкой кофе отец Казимир рассказывал о своей работе в Сибири. Он провел там уже два года. Я не знал, где находятся города, названия которых он упоминал, зато глубоко задумался, услышав слова: «И нет другого священника, чтобы поговорить, когда возвращаешься из поездки по области, даже исповедаться некому». Я подумал: у меня другой священник живет через дверь, а в радиусе 50 км нас, наверное, больше двадцати. И вдруг мне стало как-то тепло. Не нахожу другого слова, просто «тепло», и это – я четко осознавал – не было от выпитого кофе. Потом я еще три месяца размышлял и просил Бога послать мне знамение. Я открывал Священное Писание в поисках ответа. Мне постоянно попадались отрывки о путешествиях. Каждый раз, когда я открывал Библию на первой попавшейся странице, апостол Павел куда-то ехал или рассказывал о своих путешествиях.

24 декабря 1994 года, в Сочельник, я принял окончательное решение. Я понял, чего хочет от меня Бог. Причем, в конечном счете, мне помогла несколько необычная (а кому-то она может показаться и странной) постановка вопроса. Кстати, советую всем её использовать при принятии ответственных решений, при необходимости совершения жизненно важного выбора. Итак, я подумал: «Вот, теперь мне нужно решить, ехать в Сибирь или ехать в Рим… Допустим, что пойти избранным путем я всё равно не смогу, поскольку через час умру. Но после принятия какого решения мне будет не стыдно взглянуть в глаза Богу?» Я тут же понял: если выберу Рим, то мне будет стыдно встретиться с Господом. И я решил: Сибирь! В ту же минуту я почувствовал умиротворение, будто тяжелый груз упал с плеч. Но чувство – чувством, а последнее слово – за епископом! Если епископ отпустит, значит, Бог так хочет. Я поехал к епископу. Отпустил. Я вернулся домой, в приход, а через несколько дней оказалось, что Божии знамения, о которых я так просил, еще не закончились.
Пришло письмо от моей двоюродной сестры, монахини, которая знала о моих колебаниях по поводу Сибири. Я уселся в кресло, а был это поздний февральский вечер 1995 года, и стал читать письмо, вдруг запнувшись на предложении: «Молюсь за Тебя, чтобы Бог послал тебе такое знамение, после которого у тебя не останется сомнений относительно твоего выбора». И тут зазвонил телефон. Я отложил письмо и взял трубку. Звонил знакомый священник из Рима. «Здесь наши епископы и ректор семинарии, — сказал он. — Они решают вопрос присуждения стипендий на учебу в Риме. Тебе хотят дать стипендию, но оказывается, что ты уже насчет России что-то решил. Меня попросили узнать точно, хочешь ли ты учиться?» «Нет, я точно еду в Россию», — твердо ответил я. На этом разговор закончился. «Ничего себе, Ты, Господи, даешь!» — пробормотал я про себя и почему-то добавил: «Не хватает только, чтобы меня Папа Римский благословил». Кстати, еще об этом звонке из Рима. Я сразу понял, для чего он был нужен – чтобы я, будучи уже в России, не поддался искушению подумать, будто я в Сибири случайно, просто потому, что с учебой не получилось. Оказывается, получилось, но Господь указал мне иной путь!

Мне нужно было оставаться в своем польском приходе до начала летних каникул. Настало лето. Я с нетерпением ждал приезда священника из Сибири, чтобы вместе с ним уехать. Оказалось, что это вновь будет отец Казимир, но в отпуск он собирается только в сентябре. У меня начались самые длительные в моей жизни каникулы, и я решил их хорошо использовать. Я поехал в Германию, чтобы попрактиковаться в немецком языке. Я подумал, что мне пригодится этот язык, а знание русского само придет, когда я окажусь в России. В Германии меня нашел мой однокурсник, который предложил поехать с ним в конце лета в Рим, где он учился. Мы приехали в Рим 31 августа. И Бог захотел, чтобы я «случайно» встретил там, причем сразу, еще одного знакомого, благодаря которому получил приглашение на Папскую Мессу. На следующий день, 1 сентября 1995 года, после святой Мессы в Папской резиденции в Кастель Гандольфо, я получил благословение от Иоанна Павла II. Я сказал Папе: «Я еду в Сибирь, благословите меня на мое служение там!» Папа спросил: «Что ты там будешь делать?» — я не ответил, и Папа продолжил: «Я знаю, что ты там будешь делать, и благословляю тебя». Святой Отец благословил меня и освятил крест святого Бенедикта, который был у меня с собой. Этот крест, вместе с благословением Папы, вот уже более пятнадцати лет сопровождает меня в Сибири. Иногда я шучу: «Может я бы и вернулся, уехал из Сибири, но вот благословение мешает!» Я часто вспоминаю ту встречу с Папой и его таинственные слова: «Я знаю, что ты будешь делать». В следующий раз я поехал в Рим уже после смерти Папы и долго молился на его могиле. Я не скрываю, что плакал. И при этом всё пытался проникнуть в глубинный смысл сказанных им слов. Я точно знаю, что Иоанн Павел II помогает мне своим заступничеством и сопровождает меня в служении. Я верю в «святых общение», и уверен, что когда после его беатификации 1 мая я вместе с общиной буду молиться перед его образом, плоды его заступничества станут еще ощутимее.

Каким же было начало моего знакомства с новой епархией, с новым епископом, с Россией, с Сибирью?
Весной 1995 года я, с помощью преподавательницы русского языка, написал письмо епископу Иосифу Верту в Новосибирск, сообщая ему о том, что хочу работать в Сибири. Вскоре пришел ответ: епископ предлагал мне приехать и осмотреться, да и сам он хотел присмотреться ко мне. В новом письме я настаивал, что вопрос – не в условиях, которые ждут меня в Сибири. Это вопрос моих отношений с Богом: я уверен, что Бог призывает меня в Сибирь. На этом наша переписка закончилась. В день отъезда, 23 сентября 1995 года, меня благословили мои родители. Для поляков старшего поколения слово «Сибирь» ассоциируется со ссылками и лагерями, с почти верной смертью. Этот момент нужно учитывать. Мама сказала: «Как человек, а тем более как мать, я бы хотела, чтобы ты туда не ехал, но как христианка, говорю тебе: делай то, что велит тебе Бог!» Родители вручили мне деревянное распятие и я отправился в путь. На вокзал меня отвез друг, священник, который по дороге сказал такие слова: «У меня чувство, как будто я отвожу молодоженов на свадьбу – тут начало нового жизненного пути». Кстати, через два года он сам покинул Польшу ради служения на Украине.
Первой меня встретила Москва, причем не очень приветливо: холодно, сыро, большие, серые, бетонные стены домов, монументальные памятники, взирающие на меня сверху вниз. Я почувствовал себя маленьким человечком, которого этот бетон хочет задавить, хотя бы потому, что не понимает, зачем я сюда приехал. Потом я провел какое-то время в Томске, где о. Казимир познакомил меня с приходом, который как раз покидал, чтобы отправиться в Тюмень. Там я стал интенсивно общаться с молодежью, и на душе стало как-то светлее. Я и сам был еще молод: мне тогда было 28 лет. Через несколько дней после моего приезда началась пастырская конференция в Новосибирске. Священников приехало совсем немного, а ведь епархия была огромной: тогда она включала еще и Восточную Сибирь, и Дальний Восток. Отец Энтони Бранаган встретил меня с улыбкой и спросил: «Как тебя зовут?». «Ярослав», — ответил я. Он сказал: «Хорошо». А мне и правда стало хорошо. Еще я вспоминаю свой первый разговор с епископом на польско-русско-немецком языке. Мне вручили Декрет с назначением викарным священником в Екатеринбург. Через несколько дней, после первой святой Мессы на Урале, после первых слов проповеди, которую меня попросили сказать перед благословением, после того, как в зале Дома Культуры, где собрались католики, я услышал пение: «Земля безводна и пустынна…», я записал в своем дневнике: «Я здесь дома…»

Екатеринбург, Нижний Тагил, Тобольск, а теперь Сургут и весь Север… Удивительно! Как быстро пролетели эти годы, и в то же время книга воспоминаний была бы достаточно толстой, если бы ее написать. Наверное, и стоило бы написать, справедливости ради, истории ради, свидетельства ради.
Здесь, на Севере, любишь человека не за то, что он католик, но просто любишь, и делаешь для него всё, что получится. Может, Бог даст, он станет верующим. А если не любишь, то тебе здесь нечего делать. Здесь понимаешь, что есть Церковь, потому что видишь её такой, какой она была в начале христианства, когда взрослые люди только начинали знакомиться со Христом, и храмов не было, и собрания были в частных домах. Здесь в деревне, до которой сотни километров, тебя ждет старушка. Она собирается умирать, но держится, пока ты не приедешь, чтобы принести в ее дом Господа. А потом она умрет спокойно, со счастливой душой, и частица этого счастья останется и в твоем сердце.
Я всерьез подумываю начать писать книгу своих воспоминаний и уверен, что она будет гораздо интереснее и поучительнее, чем ненаписанный римский докторат. Я благодарю Бога за то, что Он призвал меня…