Эксперт из Египта рассказывает о ситуации христиан на Ближнем Востоке

В воскресенье 24 октября в Риме завершится специальный Синод Епископов по Ближнему Востоку. В этом регионе христиане подвергаются систематической дискриминации, которая медленно, но верно, приводит к сокращению их числа. Задачей Отцов Синода является предложить средства, которые могли бы способствовать изменению ситуации, охарактеризованной халдейским архиепископом Киркука Луи Сако, как «постоянное кровопускание, делаемое христианам».
В своем интервью агентству Zenit эксперт по Ближнему Востоку священник-иезуит Самир Халил дает свой анализ историко-религиозной ситуации в этом регионе, формулирует наиболее жгучие проблемы и предлагает свои варианты их решения. Мы приводим это интервью с некоторыми сокращениями.

На Синоде много говорилось о геополитическом аспекте присутствия христиан на Ближнем Востоке и диалога с исламом. Это и в самом деле самый важный аспект христианского присутствия в этом регионе?
Конечно, быть меньшинством, не более, чем 10% от числа всего населения, нелегко. Подавляющее большинство жителей ближневосточного региона исповедует ислам, и наше существование зависит от согласия этого большинства, тем более, что ислам изначально был задуман не только как религия, но и как государство. В последние 30 лет большинство ближневосточных государств приняло исламистский путь развития, когда религия определяет все детали государственной и общественной жизни. В этих обстоятельствах мы прямо зависим от доброй воли мусульман и исламской государственной системы. Вот поэтому данный аспект и в самом деле представляется наиболее важным.

Вы – египтянин по происхождению, а живете в Ливане. Как эксперт по исламу Вы часто имеете дело с мусульманами. Как Вы оцениваете свои отношения с ними?
Следует различать отдельных мусульман и ислам как систему. На личном уровне возможен искренний диалог, то, что мы называем встречей и взаимопроникновением цивилизаций. Вот, например, вчера со мной по скайпу связался мусульманин-суннит, с которым мы случайно разговорились в самолете месяц тому назад. Тогда мы беседовали о Троице и молитве. И вот, теперь он говорит мне: «Доктор, я хочу представить Вас своей жене». Здесь нужно сказать, что на Востоке подобный жест означает, что отныне вы – член семьи.
Как это ни парадоксально звучит, иной мусульманин намного ближе нам, восточным христианам, чем иной европеец. Наша религиозная интуиция в чем-то различна, но во многом она же объединяет нас. Другое дело исламизм. Ведь это – политический проект, хотя и на базе религии.
Нам, восточным христианам, хотелось бы жить в государстве, в котором конституция уравнивает права всех религий. Но в подавляющем большинстве случаев конституции наших стран основаны в значительной мере, если только не на все 100%, на исламском праве. Здесь скрывается корень всех наших проблем. За исключением Ливана, даже такие официально считающиеся светскими государства как Тунис, Сирия и Турция культурно являются абсолютно исламскими, и поддержку в них имеют только мусульмане.

Исламское возрождение – это комплексный феномен, имеющий многоразличное выражение. Это и радикальный военизированный ислам, как в «ваххабизме»; это и неприятие Запада, как в организации «Братья-мусульмане», основанной в середине XX века Сейидом Кутбой; это и культурные предрассудки, отождествляющие вообще всё «западное» с христианством. Исламизм питают недавние военные акции США, которые рассматриваются как крестовый поход против ислама, и предвзятая позиция Запада в арабо-израильском конфликте. А что, всё-таки, является по Вашему мнению «первоистоком» политического исламизма и исламского фундаментализма?
С одной стороны, существует «исламистская волна», зародившаяся в начале 70-х. Всё началось в 1973 г., когда в результате арабо-израильской войны вчетверо выросла цена сырой нефти, и страны-экспортеры оказались с горой нефтедолларов. Саудовская Аравия не знала, что делать с этими деньгами, и в конце концов вложила их в строительство мечетей и исламских школ. Эта страна финансировала также организацию «Братья-мусульмане» в Египте. Цель этих усилий была очевидна: обратить египетское общество в ислам, поскольку оно было недостаточно исламским. Потом та же операция была проделана во всех странах Ближнего Востока. Так в начале 80-х «Братья-мусульмане» стали настолько многочисленны, что уже представляли прямую угрозу Сирии, и президенту Хафезу аль-Ассаду пришлось обуздать их силой.
Индонезию несколько десятилетий назад считали «раем» с точки зрения религиозной свободы в исламской стране. Многие католические священники были прозелитами из ислама. Теперь нечто подобное просто невозможно себе представить.
Подобным образом дело обстоит и в Нигерии. Количество провинций, внедривших у себя шариат, возросло с 4 до 12. В Европе мусульмане сегодня составляют 5% населения, а она уже чувствует себя подвергшейся вторжению и находящейся в опасности. Тревогу несколько дней назад забила канцлер Германии Ангела Меркель, заявившая о провале программы интеграции мусульман-эмигрантов в западное общество. Мусульмане не собираются никуда интегрироваться. Почему? Да потому, что у них уже есть свой религиозный проект, который несовместим с национально-религиозными проектами других государств.

И в этой сложной и критической ситуации, что уже сделал Синод и что он намеревается сделать?
Мы, христиане Востока, живем среди такого бурного явления как исламизм, который усиливается день ото дня, так что уже и на заседаниях Лиги арабских государств в повестке дня первым вопросом всегда стоит вопрос об исламе.
На Синоде очень много говорится об отношениях с исламом и обсуждается вопрос: почему христиане эмигрируют из «колыбели христианства», которой является Ближний Восток?
В арабском мире нет гонений на христиан, но есть дискриминация. Христиан не считают равными мусульманам. Мусульмане – это полноценные граждане, для них написаны законы. Все прочие тоже формально считаются гражданами, но конкретные законы – в той мере, в какой они проникнуты духом исламизма, – заведомо ставят их в проигрышное положение.
Свободы совести здесь по существу нет. Есть кое-какая терпимость. Другими словами, христиан, еще остающихся в «земле ислама», всё еще «терпят», но при этом подвергают очень многим ограничениям. Нельзя отказаться от ислама, чтобы перейти в другую веру. Вот эти ситуации и обсуждались в последние дни Отцами Синода.

Поставленный Вами диагноз раскрывает причины тяжелой ситуации христиан на Ближнем Востоке. Но есть ли из этой ситуации выход, или всё так и ограничится резолюциями и благими пожеланиями?
Выход только один: придать вес понятиям «гражданства» и «принадлежности к арабскому миру». Эти понятия признаются мусульманами. Движения, отстаивавшие эти понятия в начале XX века, имели успех, поскольку несли в себе новизну и указывали выход из тупика межплеменной розни. Но в последнее время эти понятия оказались на заднем плане, уступив место понятию «уммы» или исламской общины.
Так во времена президентства Насера и до середины 70-х идеологически доминировало понятие «Умма аль-Арабия», т.е. «арабская община». А со второй половины 70-х доминирует понятие «Умма аль-Исламия», «исламская община», в которой немусульманам места не находится.
Решение состоит в том, чтобы предложить и мусульманам, и христианам концепцию современного государства, причем не только в политической, но и в культурной плоскости.

Хорошее предложение. Но насколько оно реализуемо в конкретных культурных реалиях Востока? Как воплотить его в жизнь?
Именно этого касаются предложения Синода по Ближнему Востоку. Мы не собираемся предлагать некий «христианский проект» или даже проект «в защиту христиан» или «ради христиан». Мы не хотим позиционировать себя как меньшинство, нуждающееся в срочной защите. То, что мы говорим, отвечает и интересам многих мусульман, которые одобряют далеко не всё, что происходит у них на родине. Это касается и демократических принципов, и распределения богатств, и социальной справедливости, и правовой защиты личности, и состояния здравоохранения.
Ислам весьма чувствителен ко всем этим моментам. Многие мусульмане хотят свободы совести и слова не потому, что они собираются дистанцироваться от ислама, а потому, что они стремятся переживать ислам более личным образом.
В исламском мире есть тяга, хотя и не всегда высказываемая открыто, к модернизации и свободе. Вот, скажем, христианин может себе позволить критику своего патриарха или епископа, а мусульманин – нет. И не потому, что кто-то прямо ему это запрещает, а потому, что сама культура этому препятствует. Имамы и улемы (учителя), как и их взгляды, – принципиально вне критики.
Я убежден, что выход не в том, чтобы мусульмане стали «менее исламскими», а христиане – «менее христианскими», а в том, чтобы вера в большей мере переместилась в плоскость личной жизни, хотя и сохраняя при этом свое социальное измерение. И каждый человек должен жить в согласии со своей верой, как его наставляет Бог.

Предложение «здоровой секуляризации» едва ли пройдет в исламском мире, поскольку секуляризация, по-арабски «эльмания», ассоциируется там с отходом от Бога ради «мирской суеты». Вы думаете, что лозунг «гражданского общества» будет более успешным? Не кажется ли Вам, что Восток предпочтет лозунг «ислам – это решение», особенно перед лицом религиозного и морального разложения Запада, утраты им своей идентичности?
Запад и правда зашел слишком далеко, оказавшись на грани распада корней своей идентичности. Вспомним выступление Папы в Регенсбурге в 2006 г., критические стрелы которого были направлены, по существу, против западной цивилизации, которая со времен Просвещения отождествляет культуру с материализмом.
Вы правильно оцениваете пафос фундаменталистского ислама. Фундаменталисты рассуждают следующим образом: у Запада есть свой проект развития цивилизации, но его проект – это проект греха: сексуальные извращения и либертинизм, поощрение супружеских измен, распад семьи, аборты. Этот проект неприемлем с точки зрения ислама, который считает Запад греховным, далеким от Бога. Модернизация, предлагаемая Западом, стала синонимом атеизма и безнравственности. Христианство же отождествляется с Западом, а потому и ним тоже покончено. Потерпели неудачу, по всеобщему мнению, и другие западные проекты, как марксизм и социализм. А потому единственный выход – ислам. Ведь в прошлом, пока мы были верны исламу, то владели всем Средиземноморьем. Именно так рассуждал Каддафи в ходе своего недавнего визита в Италию: «К 2050 г. Европа будет по преимуществу мусульманской». Пожалуй, так оно и будет, если христиане не пересмотрят своего поведения.

Многие восточные христиане устали от увещаний оставаться у себя на родине, тем более, если эти увещания исходят от тех, кто хорошо устроился на богатом и свободном Западе. В 8-ой главе Деяний рассказывается о гонении на Церковь, в результате которого ее члены, кроме апостолов, покинули Иерусалим и рассеялись по различным странам. Это обстоятельство было позднее представлено как «кайрос», благодаря которому началась евангелизация всего мира. Вы не допускаете, что и текущая ситуация, провоцирующая массовый исход и рассеяние христиан, тоже может быть знамением времени?
Многие христиане на Востоке говорят мне: «Жить здесь очень трудно. Если так трудно приходится нам, то каково же будет нашим детям?»
Я отвечаю им тремя соображениями. Во-первых, мы никого не можем заставить остаться. Каждая семья сама имеет право решать, где и как ей жить. Это не дело священников, требовать, чтобы они во что бы то ни стало оставались.
Но здесь я перехожу ко второму рассуждению. Для личного блага, может быть, и лучше эмигрировать в Канаду, Австралию или Францию. Но это не лучше для общего (или общественного) блага. Если все так поступят, то Ближний Восток скоро вообще окажется без христиан, т.е. на земле, где родился Христос, не будет христиан. Следовательно, на нас, восточных христианах, лежит ответственность, нам доверена миссия.
И третье. Если все мы переедем в диаспору, то сможем ли там поддерживать свою восточную идентичность? Свою культуру и традицию невозможно сохранять дольше, чем на протяжении двух или трех поколений. А это, опять-таки, является не личной проблемой, а проблемой Вселенской Церкви. Если исчезнет восточная христианская традиция, это будет серьезной утратой для всей Церкви. Иоанн Павел II сказал, что у Церкви два легких – Восток и Запад. Если одно из них исчезнет, Церковь будет дышать только одним легким, и это уменьшит ее жизнеспособность.
В конечном счете, я говорю христианам: самое главное в том, чтобы вы сохранили вашу веру. Передавайте веру вашим детям, и если в тех странах, куда вы едете, многие христиане своей веры не сохранили, воспитывайте ваших детей в вере.
Да, в Книге Деяний, которую Вы процитировали, и в самом деле показано, как трудная ситуация дала шанс распространению веры. Но при этом было соблюдено одно условие: у гонимых христиан верой пылало сердце. А если мы эмигрируем, в глубине души желая лишь улучшить свое благосостояние, такая эмиграция никакой пользы Евангелию не принесет.
Важно, чтобы огонь Евангелия пылал в сердце. Если вы остаетесь в Египте, Ливане или Сирии, то нужно поддерживать этот огонь, чтобы передать его братьям-мусульманам. Если же вы едете в Америку или куда-то еще, то нужно передать его новым поколениям граждан.

Достаточно ли давать советы и пастырские наставления христианам Востока, чтобы убедить их оставаться на родине? Разве не следует, прежде всего, поддержать их материально, учитывая, что, например, в Ливане шииты пользуются значительной финансовой поддержкой Ирана, а сунниты – поддержкой стран Персидского залива, и благодаря этой поддержке они значительно улучшили свое материальное и социальное благосостояние?
Я полагаю, что наши проблемы на Ближнем Востоке – не финансовые. Возьмем, например, Ливан. У нас есть миллиардеры в каждом из районов Бейрута. Очень многие благотворительные проекты в Ливане поддерживаются христианами. А помощь, о которой Вы упомянули, – это часть политической пропаганды. Чего-то подобного Церковь делать не может, потому что она – не государство, и нет ни одной христианской страны, которая бы стала делать это.
Эмигранты, конечно, могут помочь, и есть много семей, которым помогают их живущие на Западе родственники, но это не то, что может решить проблему.
Если мы в чем и нуждаемся, так это в прозрачных и защищенных проектах, которые позволяли бы проследить маршрут средств, полученных от западных благотворителей, к конкретным адресатам. К сожалению, наше духовенство не всегда показывает хороший пример в том, что касается распоряжения материальными благами. Мы нуждаемся в покаянии, в преображении жизни, чтобы сделать ее более согласной с Евангелием.

Только две ближневосточные телевизионные сети (обе – ливанские) освещают работу Синода. И итальянские СМИ, как ни печально, пишут о нем мало. Почему это так? Из опасений, что всё, что будет предложено епископами, останется только на бумаге? Из безразличия к тому, чем живет и что говорит Церковь? Из отсутствия интереса к Ближнему Востоку?
Может быть, потому, что только немногие арабские журналисты следят за происходящим в Риме. Или, может быть, они думают: А что, собственно, епископы могут изменить в Ираке, Палестине или Ливане? Католики – это незначительное меньшинство в Египте, а потому коптам и мусульманам неинтересно, что там у них происходит. Что касается западных СМИ, то у них превалируют соображения потребительства. Они не изготовят продукт, пока не будут уверены, что его удастся продать и на нем заработать. К сожалению, сообщения в масс-медиа обусловлены не важностью освещаемых событий самих по себе, а ожиданиями аудитории. Поэтому светские скандалы и сексуальные похождения привлекают куда больше внимания, чем заседания Синода, на которых медленно нащупываются правильные решения.
Однако Ливан делает для освещения работы Синода очень много, и в этом отношении он заслуживает благодарности со стороны всех христиан Ближнего Востока.

Так какие же факторы смогут сделать работу Синода плодотворной?
Прежде всего, честность: нам нужно со всей четкостью и искренностью определить, что у нас получилось, что не получилось, а что можно улучшить. Христианам Востока следовало бы положительно воспринимать сам факт проведения Синода: есть тысячи часов работы; множество людей приложили свои усилия… Речь идет о нашем будущем: не будущем епископов, а будущем нескольких миллионов христиан, включая и некатоликов.
В своем выступлении мусульманский богослов Мохаммад Саммак подчеркнул ту роль, которую христианство играло в формировании идентичности Ближнего Востока, и согласился, что без него этот регион не будет тем, чем ныне является. Христиане играли заметную роль в древней и новой истории, обогащая арабское общество культурно, социально, политически и духовно. Чтобы эта роль не оставалась целиком в прошлом, а продолжала исполняться и в настоящем, все христиане – епископы и верные – должны пребывать в братском общении не только друг с другом, но и с мусульманами. И они должны также жить миссией – не в смысле навязчивого прозелитизма, а в смысле жизни Евангелием, этой Благой Вестью скромными возвещателями которой все мы являемся.

Перевод: Сибирская католическая газета