«Мое служение представляется мне созвучным служению Матери Терезы…»

Большую группу клириков нашей епархии (как, впрочем, и других российских католических епархий) составляют священники, приехавшие в нашу страну из-за рубежа. Ведь после 70 лет официального атеизма и фактического запрета на деятельность Католической Церкви «своих» священников на всё еще катастрофически не хватает. Впрочем, священники-иностранцы, служащие в России помногу лет, давно уже стали для нас «своими». В наших приходах трудится сразу несколько поколений таких священников. Кто-то выбрал свой путь служения католикам России еще в 30-х или начале 50-х годов прошлого века. Это – наши ветераны о. Алексей Стричек и о. Иосиф Маха. Другие приехали в Россию, имея большой стаж пастырской работы у себя на родине и в других странах, как о. Майкл Десджардинс. А вот о. Дитмар Зайфферт, настоятель прихода в г. Куйбышеве Новосибирской области, принадлежит к сравнительно молодому поколению: и по возрасту, и по стажу священства. Сегодня именно он пришел в нашу редакцию, чтобы рассказать о своем служении, о «российских впечатлениях» и о себе.

— Дорогой отец Дитмар! Специфика Вашей ситуации в том, что Вы – немец по национальности, родившийся в Германии, гражданин Германии, приняли священническое рукоположение в России, для служения российским католикам. Каким же был Ваш путь к призванию?

— Я вырос в католической семье. Это были именно «практикующие» католики, мы всей семьей читали утренние и вечерние молитвы, ходили на Мессу. Моя деревня (800 жителей), хотя и расположена в протестантской земле Баден-Вюртембург, – чисто католическая. У нас и время-то отсчитывалось по церковному календарю, ритм литургического года определял ритм нашей повседневной жизни. О призвании к священству я задумывался с детства. Меня очень привлекала духовная жизнь. Я любил молиться вместе с мамой, посещать храм, ходить в паломничества. И сразу же по окончании гимназии, в 1981 г., я поступил в семинарию.

Я выбрал семинарию в городе Айхштедт, в Баварии, поскольку там, как мне казалось, был более высокий уровень преподавания богословия. Я учился в семинарии 6 лет, но из них один год провел близ Фатимы (Португалия). Вот тогда-то и было положено начало моей духовной связи с Россией. Я был членом группы «живого Розария», и у нас была обязанность молиться одну «тайну» ежедневно за обращение России. Разве это не знак моего «российского призвания»?

— Однако Вы не приняли рукоположения сразу после окончания семинарии?

— Для этого были свои причины. Я не чувствовал себя готовым к служению священника, а потому, пройдя альтернативную службу в Мюнхене (я работал в госпитале «медбратом»), решил приобрести светскую специальность. В итоге, стал программистом.

— А когда Вы вновь обрели призвание?

— Как ни парадоксально, но этому способствовала антиклерикальная среда, в которой я очутился, работая по новой специальности. Когда на Церковь, духовенство, позицию Церкви по животрепещущим проблемам современности со всех сторон шли нападки, я ощущал себя обязанным защищать Церковь и ее учение. С другой стороны, мне было очень жаль моих коллег-атеистов. Их жизнь, в которой не было ничего, кроме денег и развлечений, казалась мне очень пустой, неинтересной. Сам я был тогда состоятельным человеком: у меня была хорошая квартира, новый автомобиль. Но самого главного не хватало…

Однако по-прежнему надо мной довлело сознание, которое когда-то помешало мне просить о рукоположении: «ты не способен к священству», «ты его не достоин». Всё поменялось после одного паломничества в святилище Девы Марии и встречи с одним человеком, профессором из Австрии, который оказывал помощь Челябинскому приходу. Вот тот человек и предложил мне поехать в Россию. Он рассказал мне о сибирском епископе Иосифе Верте, который остро нуждается в священниках.

— Вы сразу откликнулись на это предложение?

— Нет, не сразу. Какое-то время я продолжал работать программистом, но о служении в России задумывался очень серьезно. В 1999 г. меня пригласили на освящение нового храма в Челябинске.

— Каковы были Ваши первые российские впечатления?

— Всё было очень загадочно и непонятно. Я и русским языком тогда еще почти не владел. Но тогда, после торжественной литургии в Челябинске, я впервые встретился с Владыкой Иосифом Вертом и описал ему свою ситуацию. «А ты можешь представить себя священником, трудящимся в России всю свою оставшуюся жизнь?» — спросил он меня. «Возможно…», — ответил я. Тогда Владыка Иосиф предложил мне приехать на более длительный срок, чтобы познакомиться поближе. Мы договорились, что я приеду на 4-5 недель, взяв на работе очередной отпуск.

— Каким образом созрело Ваше окончательное решение?

— Ныне, оглядываясь назад, на прожитые годы, я могу утверждать, что Бог исподволь, неторопливо, но настойчиво, вел меня к этому решению. Вот, например, такой случай. Еще до своей первой поездки в Россию я делал духовные упражнения в одном бенедиктинском монастыре. А там на полке стояла статуэтка «Сердце Иисуса» с отбитыми руками. Я попросил монахов отдать ее мне. Они тут же согласились. «Она только место занимает», — сказал один из них. И вот, я забрал статуэтку домой, отреставрировал ее. И вдруг говорю маме: «Я уверен, что эта фигурка окажется в России». Через несколько месяцев я поехал в Россию сам. Значит было что-то, вложенное в меня Богом, о чем я до поры до времени не догадывался.

Само же решение принималось постепенно. Просто открывались двери, одна за одной… Я провел четыре недели в курии в Новосибирске. Мы дважды встречались с Владыкой Иосифом в Германии, когда он приезжал туда по церковным делам. В итоге, пришли к такому соглашению: я беру на работе годичный отпуск за свой счет и приезжаю в Сибирь, чтобы провести этот год здесь, работая в Церкви. Тогда была зима 2000-го «юбилейного» года. Температура – 45 градусов, естественно, со знаком «минус». Весь год я провел на разных приходах Преображенской епархии, оказывая помощь их настоятелям. Моя деятельность была очень многообразной…

А когда год закончился, Владыка согласился принять меня в качестве кандидата в священники своей епархии. Я написал письмо в Германию, в котором заявил, что увольняюсь с работы.

— Когда состоялось Ваше рукоположение?

— 26 мая 2002 г. Это был день Святой Троицы. И одновременно – день памяти выдающегося священника, св. Филиппа Нери, который мне особенно близок.

— Вы не были священником в Германии, но, наверняка, знаете их служение. В чем его отличие от священнического служения в России? Конечно, призвание священника одно, но есть, наверное, какая-то местная специфика?

— Я убежден, что католический священник должен быть готов служить везде. И я вовсе не считаю себя священником «только для России». Однако суть вопроса мне понятна…

Для меня очень важно и дорого, что здесь я работаю с простыми людьми. Я езжу по деревням, я узнаю об их проблемах и сам становлюсь одним из них. И тогда в моем сердце пробуждается чистая, лучащаяся тихим светом радость.

Пусть это звучит отчасти дерзко, но мое служение бедным бабушкам по деревням представляется мне созвучным служению Матери Терезы. Ведь эти деревенские бабушки и есть «беднейшие среди бедных». Кто теперь заботится о деревне? Я чувствую себя духовно близким этим заброшенным, униженным людям.

И еще мне очень импонирует то обстоятельство, что в России можно говорить правду о Христе и Евангелии, представлять церковное учение таким, какое оно есть, грех называть грехом… В странах Западной Европы делать что-то подобное очень трудно. Авторитет Церкви там агрессивно отвергается, если он вступает в противоречие с установками современной культуры, формируемой либеральными СМИ.

— Можно ли сравнить «типичного немецкого» и «типичного российского» католика?

— Как я уже сказал, здесь я работаю, в основном, с простыми людьми. Средний социальный, материальный, образовательный уровень немецкой паствы выше. Но потребность в Спасении – одна и та же у всех людей. И сущность миссии священника не зависит от того, где он служит. Пастырское служение вдохновляется любовью ко Христу и Церкви. А его цель – приблизить людям Иисуса, привести их к Нему.