«Я вижу, что Бог руководит моей жизнью». Большое интервью с о. Коррадо Трабукки, OFM (часть вторая)
Предлагаем читателям окончание (вторую часть) большого интервью отца Коррадо Трабукки, OFM, которое он дал «Сибирской католической газете».
(Читайте также первую часть интервью — «Желание посвятить свою жизнь служению в Церкви сформировалась у меня очень рано»)
***
— Призвание к священству – это одно, а ведь возникло еще и призвание отправиться на Восток, в Россию. Как это произошло?
— Решение отправиться в Россию было принято в связи с окончанием всё того же Францисканского университета «Antonianum» и получением полноценного экуменического богословского образования.
Я уже был знаком с особенностями Лютеранской и Англиканской Церквей. Но ещё был серьезный интерес к неведомому для меня Православному миру. И одним из главных героев этого мира для меня являлся Патриарх Афинагор I. Очень большое впечатление произвела тогда знаменательная встреча в Иерусалиме блаженного Папы Павла VI и Вселенского Патриарха Афинагора I, состоявшаяся в январе 1964 года.
Потом была ещё одна историческая личность, митрополит Никодим (Ротов), который принял участие во II Ватиканском Соборе. Я тоже о нём тогда что-то слышал в новостях, следил, мне было это интересно.
Был момент, когда я начал изучать историю России. Как смог, познакомился тогда с духовной традицией вашей страны, с её святыми – русскими людьми, православными.
Далее состоялось знакомство с некоторыми православными священниками, церковными общинами. Я несколько раз приезжал в Москву, чтобы изучать русский язык, углублять свое знание языка. Как правило, это было летом. И я углублял и углублял свой опыт.
Так я познакомился с известным православным священником-миссионером Александром Менем, которого потом убили. Я даже перевел, немного переработав, его книгу «Практическое руководство к молитве». Правда, это было уже потом, после нескольких лет знакомства.
Причем, тут надо снова вернуться к нашему Францисканскому ордену. В 90-е годы прошлого века, когда наступила послегорбачевская эпоха, наш орден вместе с другими католическими орденами поддержали проект Папы по активизации помощи католикам, живущим на территории России. В ордене знали о моём глубоком интересе к России. И генерал ордена предложил мне поехать в эту страну, чтобы практически, пастырски помогать российским немцам и другим католическим общинам. Совместить приятное, так сказать, с полезным.
Помню, как я готовился к моей первой поездке в Сибирь. Последний день перед отлетом, 15 июля 1995 года, молился святому Бонавентуре. 16 июля утром вылетел из Италии и благополучно приземлился в аэропорту Толмачёво.
Когда мы выезжали с аэродрома, я увидел пасущуюся в поле корову и подумал тогда: «Надо же! Прямо, как будто вернулся в родные Альпы!». Хотя по прибытии на место это оказались вовсе не «Альпы» (смеётся). Но зато в 90-е годы здесь ещё у кого-то из соседей кричал по утрам петух. Паслись даже козочки… Теперь-то, вон – даже асфальт уложили до самого крыльца.
А тогда здесь в Новосибирске меня встретила немецкая католическая община, бабушки. Каждый день я служил мессу по-немецки. Восемь лет я служил по-немецки, потому что здесь ещё были эти бабушки. И по-русски тоже служил. Но больше всего народу было по воскресеньям на «немецкой» мессе в 10 часов утра.
Ещё я, как только приехал в июле, служил два месяца мессы для немецкой общины в Тальменке, потому что настоятель летом уехал в отпуск.
Я хорошо помню свое участие в первых похоронах здесь. Была такая Наташа, немка. И вот, она умерла. А жила она в Кольцово. И только она говорила по-немецки среди своих близких. Я с ней общался на немецком языке, пока она была жива. А когда Наташа умерла, меня её близкие позвали на отпевание. А они-то немецкого — совсем не знают! И я по-русски очень слабо – почти ни «бум-бум»… Вот это было что-то!!! Там было много людей, более 500 человек. Они вместе с этой женщиной работали на птицефабрике. Приехали мы на кладбище – это тоже для меня было не привычно: много деревьев, практически, лес. В Италии кладбища другие. Они маленькие, аккуратные. Или, наоборот, большие монументальные фигуры. Но пространство и организация кладбищ выглядят по-другому.
Много встреч было с больными. Я должен был общаться с ними по-немецки. Правда, неожиданно для меня, оказалось, что эти немцы говорят на особом диалекте. Это не был привычный для меня «хохдойч». Поэтому на первых порах это тоже стало определенной трудностью.
И одновременно надо было всерьез заняться изучением русского языка. Но я не пошёл не в какие школы. Изучение заменил ежедневный опыт, постоянное общение с людьми.
Через 6 месяцев меня спросили, хочу ли я остаться. И я остался. Работы было много: в качестве настоятеля монашеской общины, отвечал за хозяйство, помогал в работе с местными немцами. В 1996 году добавилась Католическая школа. Её начинал организовывать мой собрат по ордену, но он уехал. И мой генерал попросил меня продолжить эту работу. Уехавший брат потом шутил: «Я рождал ребёночка, а тебе — воспитывать».
В 1997 году мне предложили возглавить францисканский регион России и Казахстана. Поэтому ещё добавились поездки в Казахстан.
— Российские историки культуры любят повторять, что францисканская духовность близка русской духовности. Как Вы считаете, это действительно так?
— По моему мнению, общей здесь является роль Святого Духа. Святой Франциск считал, что через настоятеля ордена говорит Святой Дух. Поэтому собрания нашего ордена, будь то выборы генерала, или другая важная тема, всегда планируют поближе к празднику Пятидесятницы. Потом, интересная мысль св. Франциска, который считал, что Святой Дух действует на творение: природа, видимый вокруг прекрасный мир, листья, трава, животные – они же все живые. В вашей русской литературе это все тоже есть. Так что есть здесь что-то общее, это точно.
Потом, мистическая чувствительность, предрасположенность. Умение глубоко и мистически ощутить Таинство. Такая богословская апофатика. И мы, действительно, в этом очень близки. Во всяком случае, мне это очень близко и понятно. Интеллектуалы, склонные более к катафатическому богословию, наверное, тоже имеют глубокие мистические чувства, но они у них по другому выражены. А вот у францисканцев и русских людей, православных… есть, есть тут что-то неуловимо, но глубоко родственное, какие-то близкие духовные связи. Есть!
— Ваш метод евангелизации окружающих?
— Первое – это использовать любые встречи с людьми. Находить общий язык, понять беды человеческие, поговорить о музыке, о болезни, о ранетках в саду-огороде. Главное, искренне желать общения.
Но я быстро понял здесь одну вещь. Святой Дух здесь начал работу задолго до всех наших приездов. Святой Дух готовил народ, людей. Поэтому здешние люди имеют особую теплоту сердца, их по-настоящему беспокоят серьезные вопросы. У меня есть множество примеров особого Промысла Божия здесь. Вот я хорошо помню, как в самом начале моего пребывания здесь в воскресенье утром пришёл один человек, мужчина. Стоит всю службу, потому что свободных мест для сидения нет. А потом, когда я с ним познакомился, оказалось, что это врач из Барнаула. Католик. Ехал поездом всю ночь, чтобы прийти к нам на службу, потому что, наверное, ближе храма нет. Вы знаете, у меня было впечатление, что вот, смотри, какие верующие люди! И я видел в этом действие Святого Духа.
Потом, методом евангелизации является само Слово Божие. Когда я могу Им делиться с людьми через чтение, объяснение. Читаю ли я литературу, и там оно присутствует. Вы понимаете, Слово Божие – везде разлито, распространено в мире. Здесь, к сожалению, я не имею способности очень глубоко чувствовать эти слова. Но я понимаю, что даже в этой моей ситуации Бог всё равно работает.
Ещё я понял, что проповеди не должны быть очень длинными. Сегодня люди отвыкли читать и усваивать большие тексты. Зато сечас много компьютеров, других медиа, и всё это может помогать в деле евангелизации. Ваша Сибирская католическая газета, например. Это все способы, чтобы люди открывались Богу.
Но самое главное, это метод францисканцев. Святой Франциск сказал: «Первым вашим методом является ваша жизнь среди людей. Ваш пример дружбы. Что вы не спорите, не враждуете друг с другом».
— А что самое ценное в общинной жизни?
— Я думаю, что самое ценное – это сама община!
— А что, на Ваш взгляд, самое трудное в общине?
— Уметь принять твоего брата – как дар Божий. Не редко встречаешь братьев, которые думают совсем по-другому, чем ты. И здесь нужно иметь способность к диалогу, иметь терпение, иметь любовь друг ко другу. Потому что, если тебя тоже так же терпят и принимают – это богатство общины. Община учит контролировать твою жизнь. Здесь невозможно жить только так, как тебе вздумается. Потому что община – это общение. Это значит – новости. Это значит – общая молитва. Кушать вместе, радоваться вместе. Спорить, ссориться, но потом мириться. Всё это – община.
И потом, каждому нужно уметь быть меньше «братьев меньших». А меньше – значит иметь смирение, уметь быть последним. Вот, кстати, интересно, что здесь ты всегда последний. Бог создал францисканцев, чтобы они были последними. Служишь ли, работаешь, но ты всегда знаешь своё место. И это интересно. Потому что тобою руководят последние. А ты на это даёшь свое согласие. Францисканцы – это радость общения, сладость.
— О нынешнем Папе. Его считают своим как иезуиты, так и францисканцы. Иезуиты – поскольку он из ордена иезуитов, францисканцы – по духу, по имени, которое он взял себе. Что Вы об этом думаете?
— Да, я согласен. Особенно близка францисканцам его внутренняя свобода. Он удаляется от всего, что ненастоящее, притворное. И это мне очень нравится. Потому что это свобода Святого Франциска.
Вообще, Папа Франциск показывает мне, что наконец-то пришло время Ватиканского Собора, который был 50 лет тому назад. Сейчас я вижу, что Ватиканский Собор действует, реализуется. Там, в Риме, все происходит точно по плану, задуманному отцами Собора. И нынешний Папа — полностью Папа Второго Ватиканского собора. И он исправляет то, что Церковь задумала исправить когда-то, когда Святой Дух дал ей новые силы во время Ватиканского собора. Это — плод II Ватиканского собора.
— Вы счастливы?
— Я спокоен. Я вижу, что Бог руководит моей жизнью. Смотрите: я 20 лет уже здесь. И не было ещё ни одного дня, чтобы я вдруг засомневался, начал говорить себе: «Зачем ты здесь? Куда ты попал?». Никогда! Это для меня, действительно, счастье.
Сегодня хорошая погода, завтра – нет. Снег, мороз. Но это – жизнь. И ты счастлив. Когда я иду по морозу в школу, мне достаточно встретиться с какой-нибудь бабушкой или мамой, и они скажут: «Добрый день! Как дела? Сегодня мороз!». И все бегают. Это значит я нахожусь здесь, у себя, в России.
Я рад, что эти 20 лет я прожил в России. Я надеюсь, что Бог меня не оставит. Я уже говорил, и теперь повторю: для меня было бы милостью Божией, если Он благословит мне здесь упокоиться. И быть похороненным здесь на кладбище. Остаться здесь навсегда. Потому что пастырь должен быть до конца со своей паствой. Может быть со мной так и будет – Ему решать.
— Получается, что Россия стала для Вас второй Родиной?
— Да. Это так… Я только сейчас, спустя 20 лет, начинаю чувствовать и понимать по-настоящему русский язык. Его глубинные смыслы, нюансы, обертоны. Какое-то слово… Как раньше по-итальянски: ты говоришь – ты чувствуешь не только произношение слова, но эмоциональность, стихию, точный внутренний смысл…
Я благодарен Богу за эту возможность – знать, встречаться, молиться, изучать тот мир, который вокруг нас. Что будет в дальнейшем, ещё не знаю. Но я знаю, что Святой Дух будет делать нам сюрпризы. Когда Афинагор I и Павел VI встретились – это было только начало. Потом я читал интервью, которое взял у Патриарха Афинагора Оливье Клеман, и был поражен этому открытому сердцу епископа… Это история…
И я «внутренний» – это тоже история. Это интересно! Я в Новосибирске 20 лет. Я – «внутренняя» история этого прихода, «внутренняя» история нашей епархии, «внутренняя» история школы, образования, экуменизма. Я не такой богатый внешне, но ощущаю, что внутренне — живой, что я всё равно расту — как незабудки — здесь, в своем Кировском районе. И благодарю за это Бога…
***
Материал подготовил Александр Эльмусов