К 20-летию религиозной свободы: Рассказывает художник Владимир Бычинский

СКГ Август 02, 2011

Профессор Красноярской Суриковского института Владимир Николаевич Бычинский – автор всех четырех живописных полотен, украшающих Кафедральный собор Преображения Господня в Новосибирске, в том числе и главного запрестольного образа, представляющего собой точную копию бессмертного творения Рафаэля «Преображение». Владимир Николаевич приехал в Новосибирск в связи с установкой в храме последней из его работ – образа Иисуса Милосердного, который был освящен в праздник Божия Милосердия – 1 мая с.г. Владимир Бычинский побывал в редакции «Сибирской Католической Газеты», где рассказал о своем пути в «духовную живопись» и своем сотрудничестве с Преображенской епархией.

Моему сотрудничеству с Преображенской епархией предшествовала долгая – более 20 лет – практика. Я – заведующий кафедрой живописи в учебном заведении, которое сам когда-то закончил. В последнее время ежегодно провожу около двух месяцев в Санкт-Петербурге, участвуя там в мастер-классе Эрмитажа, цель которого, согласно учебной программе нашего института – музейное копирование. Программа предполагает копирование во многих музеях. Мы, в частности, были в Пушкинском музее, в Русском музее, но в конечном итоге остановились на Эрмитаже. Здесь появилась реальная возможность копировать работы старых мастеров, вникая в их секреты. Очень многое в этой области держится на утраченных секретах, таких, о которых вам в наше время никто не расскажет. Вначале дело шло очень тяжело, но постепенно всё пришло в норму. Работники Эрмитажа – это теперь наши лучшие друзья. Между тем, 99% западноевропейского искусства имеет духовную первооснову, зиждется на библейских и евангельских сюжетах. К настоящему времени мы со студентами успели скопировать практически всё, что есть в коллекции Эрмитажа.
Интересно, что наши студенты предпочитают выбирать для копирования не какие угодно картины, а те, сюжет которых связан со значимыми для них областями жизни. Например, большой популярностью пользуется сюжет Святого Семейства. Иногда происходят прямо-таки мистические вещи. Вот была у нас одна студентка, которая вышла замуж и родила мертвого ребенка. Это обстоятельство ввергло ее в тяжелую депрессию: она страшно исхудала, бросила институт. Ее мама – врач по профессии – всё же смогла поставить ее на ноги. Спустя два года эта студентка вернулась, восстановившись на третий курс – а как раз на третьем курсе у нас начинается копирование. Она поехала в Петербург и выбрала для копирования картину Рембрандта «Святое Семейство». Сюжет ее таков, что рядом с Младенцем Иисусом находятся еще два младенца-ангела, а еще один ангел смотрит с небес в окошко. Со своей работой девушка справилась блестяще. Теперь у нее уже трое детей, ее семья очень счастлива. Вот так в ее реальной жизни почти буквально был воспроизведен образ с картины!
И подобных примеров очень много. Девушки, мечтающие создать семью и иметь детей, обычно выбирают для копирования Мадонну с Младенцем, а студенты-мужчины часто предпочитают воинов. Я уверен, что полотна выдающихся мастеров – это живые существа, обладающие своей энергетикой, и они оказывают вполне реальное воздействие на человека. И работа копииста лишь в том случае будет приемлемой, если он сможет глубоко вжиться в передаваемый им образ, попутно прочтя много источников, повествующих как об истории появления данного полотна, так и об его сюжете.

А мое сотрудничество с Преображенской епархией началось так. Я уже в течение восьми лет практиковался в копиистике, вся моя квартира была увешана и заставлена сделанными мною копиями, но заказов я не имел. И вдруг неожиданно появляется католический священник Станислав Помыкало. Меня рекомендовала ему одна из общих знакомых – художница, исповедующая католичество. Отец Станислав сообщил, что для строящегося в Новосибирске католического Кафедрального собора необходимо изготовить копию полотна Рафаэля «Преображение» в натуральную величину. Оригинал шедевра находится в Ватикане, в пинокотеке, а копия, исполненная в технике мелкой римской мозаики, – в соборе Св. Петра.
Мне было предложено сделать копию, отталкиваясь от фотографии полотна в цветном календаре, и я выразил сомнение, что смогу сделать это по-настоящему профессионально. В конце концов, мои заказчики сумели разыскать и предоставить мне очень хорошего качества слайды фрагментов картины и расположенных на ней фигур, поворота их голов, рук, взятые из Ватиканской библиотеки и использовавшиеся при реставрации Рафаэлева творения. Этого мне было достаточно и я принялся за работу.
Проблемой стало то обстоятельство, что полотно (три с лишним на пять с лишним метров) не вмещалось в моей мастерской. Пришлось делать отдельно сначала верхнюю часть, потом нижнюю. Пока я писал верхнюю часть, начали происходить самые невероятные вещи. Начав воплощать в красках образ Христа, я обнаружил, что Он получается совсем непохожим на образ оригинала. Из под моей кисти выходит совершенно другое существо! При написании головы Христа меня постоянно бросало в жар. Было ощущение, что я постоянно нахожусь под палящим южным солнцем и мне то и дело приходилось принимать холодный душ. Легче стало только при работе над нижней частью, которую я писал, сидя на посылочном ящике.
Короче говоря, исполнение той копии стало для меня серьезным испытанием. Впрочем, отец Станислав заранее предупреждал, что эта работа станет серьезным этапом моей жизни, что по ее окончании я стану несколько иным человеком, чем был до того. Так и случилось! Возможно, мои состояния по ходу работы были связаны с моей недостаточной духовностью. Я убежден, что художник, берущийся за копирование духовных шедевров, и сам должен быть человеком высоко духовным. Я ведь в этот период еще и попал в автокатастрофу, стоившую мне многих травм и переломов. Такое вот было испытание! Нижнюю часть картины я дописывал в аппарате Илизарова. А одна моя рука до сих пор скрючена, причем абсолютно так же, как рука младенца, которого на картине держит старик. Даже и анатомические изменения те же самые (я специально исследовал этот вопрос). Такие мистические вещи со мной происходили.

Самый ответственный момент настал при установке картины. Огромный рулон я отправил в специальном ящике из Красноярска в Новосибирск. А здесь уже был готов подрамник, сделанный из очень высококачественного дуба. Его поставила какая-то местная мастерская, специализирующаяся на изготовлении пианино. Холст натянули, картину с рамой водрузили, и я просто ахнул, такое это было эффектное зрелище!
Замечу, что в работе Рафаэля «Преображение» есть масса анатомических нарушений. Вероятно, художник допустил их сознательно, ради большей эффектности. А я при работе над копией явственно ощутил: ты делаешь не то, что хочешь. Тебя словно бы ведет какая-то рука. И еще одна интересная особенность. В процессе работы ко мне приходили в гости друзья и фотографировались на фоне полотна. И оказалось, что на получившихся фотографиях они прекрасно вписались в ландшафт картины, как его непосредственные участники. Это и есть свойство шедевра духовной живописи: любой из нас может найти в его композиции самого себя или включиться в эту композицию. С полным основанием могу утверждать: та моя работа с копированием Рафаэля (с учетом болезни она продолжалась 8 месяцев) сделала меня совершенно другим человеком, дала возможность пережить невероятные вещи.

Очень дорога мне и репродукция картины Рембрандта «Возвращение блудного сына» (Ред.: в Кафедральном соборе она установлена у исповедальни). Мне захотелось ее скопировать, как только я ее впервые увидел в Эрмитаже. Но Рембрандт – художник для копирования очень сложный. У него нет такого четкого, контурного рисунка как у Рафаэля. У него сам мазок лепит форму, так что приходится копировать мазки. И глубина полотна значительна – 2,8 мм. На первом этапе копирования приходится делать практически то, что делает скульптор – создавать фактуру, формировать рельеф с его впадинами и буграми. Еще Рембрандт применял стеклянную пудру для усиления цветовых эффектов. Поверх пористой фактуры с месивом красок и торчащим стеклом он накладывал по 20-30 слоев живописных глиссировок. Его картины – это практически голография (объемное, трехмерное изображение), здесь и скрыт секрет их особенного воздействия. Ни один другой художник никогда не мог ничего подобного добиться.
Или вот еще такая деталь. Отец на картине прижимает к себе стоящего на коленях сына, а руки отца – разные, одна – больше, другая – меньше. Тем самым передается динамика движения. А вот по мнению отца Станислава, одна рука – мужская, а вторая – женская. Ведь Бог – и Отец, и Мать, объединяет в Себе как мужские, так и женские черты.

Третья моя работа – образ св. Казимира (Ред.: установлен в 2009 г., в связи с празднованием 100-летия со дня освящения первого в Новосибирске католического храма, носившего имя этого святого). Конкретики в тех изображениях, которые удалось найти, было мало, так что композиция полотна – по существу моя, почти целиком оригинальная. И что ж вы думаете? «На выходе» у меня получилась красивая девушка. Надо мной даже смялись. Сам-то я убежден, что между юношей и девушкой, пока они молоды, не такая уж и большая разница. Правда, потом я всё-таки придал моему герою некоторые штрихи мужественности, заострив скулы, сделав более жесткими черты. Зато молодым монахиням Кафедрального собора образ очень понравился: «Наконец-то у нас появилось изображение святого, перед которым приятно молиться!» — сказали мне они, когда полотно было установлено. Эта работа доставила мне огромное удовольствие.

А вот последняя моя работа – образ Христа Милосердного – оказалась нелегкой для исполнения. Здесь существовал канонический образец, которого необходимо было держаться. Отец Станислав нашел некий богословский трактат, в котором оговаривались семь условий правильного исполнения данной работы. Святая Фаустина Ковальская, которой являлся Христос Милосердный, постоянно видела Его в сумерках. Это был не день, это была не ночь, это были именно сумерки! Это – сиреневый оттенок, борьба холодного с теплым. В такой ситуации человеческая фигура теряет контрастность, огромное значение имеют здесь нюансы. В этом – всё волшебство! Другое условие – Иисус должен взирать сверху, как бы с Голгофы. При этом на каноническом и официально освященном польском образе глаза Иисуса полуприкрыты, а пожелание отца Станислава состояло в том, чтобы глаза были видны. Очень тяжело мне далось изображение миндалин глаз.
Кисть руки, которую Иисус поднял для благословения, находится выше плеча, хотя в «указаниях» говорилось, что она должна быть на уровне плеча. Я проверил это требование на живых моделях и обнаружил, что при подобном жесте рука всегда будет выше плеча, если только она не вывернута и не протянута вперед. Оказалось что упомянутые «семь условий» на практике соблюсти очень трудно.
Я долго размышлял и наконец «увидел» эту фигуру. Она выходит из сиренево-голубого «вечернего» пространства, дотрагивается левой рукой до области сердца, и оттуда изливаются яркие лучи. Это – «эффект лампы», есть такой принятый в изобразительном искусстве термин.
Самым сложным для исполнения элементом стала голова Иисуса. Отец Станислав заметил, что принятый на Западе канонический образ Христа Милосердного – слишком «сладкий», не соответствует русской традиции духовной живописи. В итоге было решено писать лицо Иисуса с реконструкции Туринской Плащаницы. Но в такой реконструкции я видел лишь технологический, а не художественный процесс. В лике, возникшем в результате реконструкции, отсутствует душа. Мне стало страшно: ведь я пишу лицо мертвого человека! А я хотел изобразить Воскресшего – светлый, яркий, несущий тепло образ. В конце концов, я вновь (хотя и отчасти) вернулся к польскому первоисточнику. Получился своего рода «компромисс».
В образ, водруженный на свое постоянное место в нише возле Дарохранительницы, я в последний момент внес некоторые поправки, связанные с игрой световых оттенков. Мне кажется, что в окончательном итоге получилась очень неплохая работа, насыщенная атмосферой мистической тайны.

При написании других, «светских» работ, я никогда не испытывал и не испытываю тех специфических переживаний, которые связаны с созданием произведений духовной живописи. И «отдача» в этом случае исключительно сильна: очень много сил духовных и душевных вкладывается в воспроизведение религиозных сюжетов. Эту работу невозможно исполнить без внутреннего сосредоточения, без внутренней аскезы. Есть и вполне реальные силы, которые осязаемо мешают этой работе. А еще ты, ни больше, ни меньше, чувствуешь ответственность перед Самим Господом Богом. А это обязывает!