4 августа. Святой Иоанн Мария Вианней, священник. Память

4 августа. Святой Иоанн Мария Вианней, священник. Память

saint_john_vianney19 июня 2009 года, в торжество Сердца Иисуса, Папа Бенедикт XVI провозгласил начало Года Священника в ознаменование 150-летней годовщины со дня смерти Иоанна Марии Вианнея. Среди людей, причисленных Церковью к лику святых, есть очень много священников: кротких и мужественных, любящих и беспредельно преданных своему долгу, обладающих яркими харизмами, оставивших свой «материальный» след в истории в виде существующих и поныне монашеских орденов, обществ посвященной Богу жизни, церковных братств и благотворительных организаций. Но почему же «Год Священника» был приурочен именно к завершению жизненного пути скромного сельского настоятеля, известного под именем «Арсского пастыря»? Ведь он не был основателем монашеского ордена или внутрицерковного движения, не написал блестящих богословских трудов, не творил чудес, попирающих законы природы… Однако именно он стал живым олицетворением самой сути католического священника, и потому его считают небесным покровителем священников, трудящихся на приходах, а впервые за всю историю отмеченный в Католической Церкви Год Священника – годом святого Иоанна Марии Вианнея.

Среди многочисленных биографов святого арсского пастыря был и Анри Геон, французский поэт и драматург XIX века. Этот автор отмечает, что жизнь святого пастыря столь бесхитростна и удивительна, что хочется рассказать ее, как сказку. И эта сказка, — пишет он, — звучала бы так:
«Жил-был во Франции, в окрестностях Лиона, маленький верующий крестьянин, который с самых малых лет любил одиночество и Бога благого. А поскольку те парижские господа, которые устроили революцию, не разрешали народу молиться, мальчик со своими родителями ходил слушать Литургию в хлебный амбар. Священники тогда скрывались, а если их ловили, то им по-всамделишнему отрубали голову. Поэтому мечтал стать священником. Но хотя он умел молиться, ему не хватало образования. Он сторожил овец и возделывал землю.
Он слишком поздно поступил в духовную семинарию и провалил все экзамены. Но призваний тогда было мало и, в конце концов, его всё-таки взяли. Он был назначен приходским священником в село Арс и оставался там до самой смерти. Он был последним из сельских священников в последней из французских деревень. Но он был прирожденным священником, а это случается не часто. И призвание его было столь исключительным, что в последней французской деревне оказался первый священник Франции, и вся Франция пустилась в путь, чтобы увидеть его.
Так вот, он обращал всех, кто приходил к нему и, если бы не умер, то обратил бы всю Францию. Он исцелял душевные и телесные недуги. Он читал в сердцах, как в книге. И Пресвятая Дева посещала его, а дьявол строил ему козни, но не мог помешать ему быть святым.
Он стал каноником, потом – кавалером Ордена Почетного Легиона, потом его считали святым.
Но пока он был жив, он так и не понял, почему.
И это прекраснейшее доказательство того, что он действительно заслужил эту славу.
Все это происходило в XIX веке, который в раю, где знают людям истинную цену, называется «веком арсского пастыря». Но во Франции об этом даже не подозревают».

В приведенном рассказе чувствуется рука художника, который немногими точными штрихами рисует почти исчерпывающий образ своего героя. Но автор сразу же оговаривается, что за этим простодушным повествованием скрывается глубокая личная драма, весь трагизм которой на первый взгляд не заметен. Все, о чем упоминалось, справедливо. Крестьянскому мальчику из окрестностей Лиона было семь лет, когда в Париже был установлен радикально-революционный режим, были изгнаны католические священники, а тысячи их были убиты. Это время вошло в историю под именем якобинского террора. Направляясь усмирять лионское восстание, войска революционного правительства прошли через деревню Дардийи, где жил маленький Жан-Мари. Церковь была закрыта. Приходской священник сперва принес все клятвы верности республике, которых от него потребовали, а потом сложил с себя сан. Время от времени семья Вианней, рискуя жизнью, давала приют подпольным священникам. Жан-Мари принял свое Первое Причастие в тринадцать лет, в комнате с закрытыми ставнями, загороженными телегой с сеном, тогда как несколько крестьян охраняли вход в дом. Это было время так называемого «второго террора». Не правда ли, знакомая картина!? Сколько раз нам приходилось слышать подобные рассказы от наших старших современников, переживших времена большевицкого террора!

По собственным словам Жана-Мари, призвание к священству проявилось у него очень рано, «после одной встречи с духовником», когда он понял, что стать священником значит быть готовым умереть за свое служение. Но если мальчиком он не мог ходить в приходскую церковь, то тем более он не мог ходить в школу, которой просто не существовало.
Когда он впервые сел за школьную парту, ему было 17 лет. Он безуспешно пытался учиться. Ему помогал его друг-священник, веривший в его призвание, но результаты были плачевны. Потом сам арсский пастырь скажет, что этот священник пять или шесть лет подряд старался чему-нибудь его научить, но это был напрасный труд, поскольку, несмотря на все старания, в голове юноши не укладывалось решительно ничего.
Все же поступивший в семинарию Жан-Мари должен был приступить к изучению философии и богословия. Эти дисциплины изучались на основе латинских текстов с латинскими же комментариями. Трудности стали абсолютно непреодолимыми. Нашему герою никак не удалось бы избежать исключения, если бы приходской священник из Экюйи, очень чтимый в епархии, не добился бы для него всевозможных льгот при учении и сдаче экзаменов, а позднее не помог бы ему рукоположиться, пригласив к себе викарием. Позднее, рассказывая об этом человеке, сыгравшем столь значительную роль в его собственной судьбе, Жан-Мари в свойственной ему самоироничной манере выразился так: «За ним есть прегрешение, в котором ему будет трудно оправдаться перед Богом: он помог мне рукоположиться».

Жан-Мари был рукоположен в возрасте 29 лет, в 1815 году. И вот тут-то и начались самые настоящие чудеса. Молодой священник не расстается с мыслью о том, что для своих прихожан он должен быть добрым пастырем.
Прежде всего, он считает, что должен научить их истинам веры. Между тем, религиозность народа была самым существенным образом подорвана десятилетиями революционных потрясений. Предшественник Жана-Мари в селении Арс в одном из своих донесений писал, что местное население настолько невежественно, в том числе и в вопросах религии, что «большинство детей не отличается от животных ничем, кроме Крещения». То же самое справедливо и для взрослых мужчин, которые вовсе отошли от Церкви или же посещают храм крайне редко, оставаясь притом безразличными к происходящему.
В такой ситуации казалось естественным опустить руки и просто плыть по воле событий. Вместо того, новый настоятель принимается настойчиво искать встреч со своей паствой. Он лично знакомится с каждым из своих прихожан. Он удерживает народ в церкви часовыми проповедями. Иногда он не находит слов. Иногда волнуется. Иногда прерывает проповедь и, указывая на дарохранительницу, говорит голосом, который не может не потрясти: «Он там». Он со своими прихожанами «на ты», он говорит с ними их языком, прибегая к понятным для них сравнениям.
Арсский пастырь, оказавшийся неспособным усвоить отвлеченную богословскую премудрость, вовсе не был глуп. Его проповеди написаны живым языком и обладают удивительной силой убеждения. Вот как он на примере типичной семьи обличает леность на молитве: «Дома им никогда не придет в голову прочесть «Благослови» перед едой, или поблагодарить Бога по окончании еды, или прочесть молитву «Ангел Господень». А если они и молятся по старой привычке, то при взгляде на них вам станет не по себе: женщины читают молитвы, хлопоча по дому и громко обращаясь к детям и слугам, мужчины вертят в руках шляпы и береты, как будто бы смотрят, не прохудились ли они. Они думают о Господе так, как будто уверены, что Он не существует или представляет собой что-то смехотворное».
О любви Божьей он говорит так: «Господь наш на земле подобен матери, несущей дитя свое на руках. Это дитя злое, оно пинает мать, кусает, царапает ее, но мать не обращает на это никакого внимания: она знает, что если бросит его, то дитя упадет, потому что не может ходить самостоятельно. Таков наш Господь: Он терпеливо переносит все наши выходки, всю нашу наглость, Он прощает нам все наши глупости и, несмотря на нас самих, сострадает нам».
О человеческой гордыне атеистов он замечает: «Вот человек, страдающий, раздираемый сомнениями, возмущающийся. Он хочет владычествовать надо всеми, он считает, что представляет собой ценность. Кажется, он хочет сказать солнцу: «Уйди с неба, я буду вместо тебя светить миру…». Настанет день, когда этот горделивый человек обратится всего лишь в горстку пепла, и река за рекой унесет его прочь… до самого моря».
Арсский пастырь не пытается угодить своей пастве, он сурово обличает ее: «Мы ждем, не дождемся, как бы отделаться от Господа, как от камушка в башмаке», или же: «Несчастный грешник подобен тыкве, которую хозяйка разбивает на четыре части и видит, что она кишит червями», или: «Грешники черны, как печные трубы».
Однако одно только чтение его проповедей не дает адекватного представления о силе их воздействия. Достоверно известно, что, выходя из церкви, люди свидетельствовали: «Ни один священник никогда не говорил нам о Боге так, как наш», а его епископ замечал: «Говорят, арсский священник неучен – не знаю, верно ли это, но достоверно знаю, что Святой Дух просвещает его».

Жан Вианней иконаПастырская деятельность о. Жана-Мари разворачивается в трех направлениях, в которых он видел признаки глубокого кризиса веры во Франции той эпохи.
Во-первых, это работа по церковным праздникам и привычка к богохульству как самые разительные признаки практического атеизма – фактического отрицания Бога, вера в Которого исповедуется на словах.
Арсский пастырь не успокоится, пока не сможет в отчетной книге прихода записать, что в праздничные и воскресные дни прихожане работают «редко», а приезжие с огромным удивлением отметят, как три возчика пытаются справиться с разъяренной лошадью, опрокидывающей телегу, не выходя из себя и не сквернословя. Эта сцена их так поразила, что они описали ее в дневнике путешествия.
Во-вторых, святой пастырь объявляет войну кабакам, которые он характеризует как «заведения, чей хозяин — дьявол, школу, где ад излагает свое учение, где продаются души, где разрушаются семьи, где подрывается здоровье, где вспыхивают ссоры и совершаются убийства». В его деревне на 270 жителей приходилось четыре кабака, два из которых – в непосредственной близости от церкви. Проповедь и деятельное вмешательство приходского священника привели к тому, что сперва были закрыты два кабака рядом с церковью, а потом и два остальных. В будущем попытки открыть новые питейные заведения будут обречены на провал.
Третья проблема приходской жизни – это танцы: арсский пастырь говорит, что «дьявол окружает танцы, как садовая ограда», а люди, туда входящие, «оставляют своего Ангела-хранителя у дверей, тогда как его место заступает бес, так что в определенный момент в зале оказывается столько же бесов, сколько и танцующих». В те времена крестьянские балы и странствования танцоров из одного села в другое были почти единственным средством распространения сомнительных нравов, которому не могла противостоять семья. И как бы ни изменился мир, нечистота молодежи, супружеская неверность и вожделение, разжигаемое некоторыми танцами, никогда не были христианскими добродетелями и не являются таковыми и сегодня.

Но эти социальные пороки мало-помалу почти полностью исчезают, ибо народ любит и уважает святого человека – Жана-Мари Вианнея, который молится за него и за него налагает на себя покаяние.
И здесь мы переходим к рассказу о главном деле святого пастыря – его деятельности как исповедника. Около 1827 года начинает распространяться слух о его святости. Сначала к нему приходит от пятнадцати до двадцати паломников ежедневно. В 1834 году их уже тридцать тысяч в год, а в последние годы его жизни их будет от восьмидесяти до ста тысяч.
Пришлось установить регулярное транспортное сообщение между Лионом и Арсом. Более того, пришлось открыть на лионском вокзале специальное окошко, где продавались билеты в Арс и обратно, сроком действия в восемь дней, поскольку для того, чтобы попасть на исповедь, нужно было ждать в среднем неделю.
Так началась великая миссия арсского пастыря – «мученика исповедальни». В последние двадцать лет своей жизни он проводил в исповедальне в среднем 17 часов в день, начиная исповедовать летом с часа или двух часов ночи, а зимой – с четырех утра и до позднего вечера. Он прерывал исповедь только для служения Литургии, чтения бревиария, катехизиса и на несколько минут для еды.
Летом в церкви было так душно, что паломникам приходилось по очереди выходить на улицу, чтобы не упасть в обморок, а зимой в церкви была лютая стужа. Один из очевидцев рассказывает: «Я спросил его, как он может столько часов оставаться на таком морозе, никак не укутав ноги от холода. «Друг мой, — ответил он мне, — дело в том, что со дня Всех Святых и до Пасхи я ног вообще не чувствую»».
Но оставаться в церкви, как бы прикованным толпой к исповедальне в любую погоду и в любое время суток было еще не самой большой жертвой и страданием. Страданием была та волна грехов и зла, которая захлестывала его, как лавина грязи. «Все, что я знаю о грехе, — говорил он, — я узнал от них». Он слушал кающихся, читал в их сердцах, как в открытой книге, но главное – он их обращал. Иногда он успевал сказать кающимся только несколько слов, а в последние годы жизни у него был такой слабый голос, что его едва было можно услышать. Однако кающиеся отходили от исповедальни потрясенными.
«Если бы Господь не был столь благ! — говорил он. — Но Его благость так велика! Какое зло сделал вам Господь, что вы так с Ним обращаетесь!», или же: «Почему ты так жестоко оскорблял Меня? — скажет тебе однажды Господь наш. И тебе будет нечего ответить».
Очень часто, особенно тогда, когда грешники слабо осознавали свой грех и, следовательно, недостаточно раскаивались, святой пастырь сам начинал плакать. Этим же объясняется и тот крайне суровый образ жизни, который он сам себе предписал. Он спит всего несколько часов в день на голых досках, он в течение нескольких дней питается вареным картофелем из небольшого чугунка, он занимается самобичеванием до потери сознания… Он делает это потому, что он – приходской священник и, следовательно, должен испрашивать прощения за грехи своих чад; потому, что именно он должен исполнять ту епитимью, которая была бы для грешников слишком тягостной, хотя и заслуженной.

Никто другой, как Жан-Мари Вианней так живо не чувствовал величие священнического призвания, но также и связанную с ним ответственность. С одной стороны, он говорил: «Что такое священник, мы сможем понять только на небе. Если бы поняли это на земле, мы умерли бы, не от страха, но от любви… После Бога священник – это все. Оставьте приход на десять лет без священника, и люди будут поклоняться зверью!». Но, с другой стороны, он добавлял: «Как страшно быть священником! Какое сострадание вызывает священник, который свершает Литургию как что-то привычное! Как несчастен священник, чья нравственная сущность не соответствует его служению!».
Подобно апостолу Павлу и многим другим святым, арсский пастырь приписывал все свои достижения исключительно Богу, а не собственным усилиям или достоинствам. «Я думаю, — говорил он, — что Господу было угодно избрать из всех приходских священников самого тупого, чтобы совершить наибольшее из всех возможных благ. Если бы Он нашел еще худшего, Он поставил бы его на мое место, чтобы явить Свое великое милосердие», или: «Благой Бог, Который не нуждается ни в ком, использует меня для Своего великого дела, хотя я – неученый священник. Если бы у Него под рукой был другой приходской священник, у которого было бы для самоуничижения больше оснований, чем у меня, Он взял бы его и через него сотворил бы в сто раз больше добра».

Жан-Мари, безусловно, обладал чувством юмора. Однако в его самоиронии не было ни капли фальшивого, показного, ни грамма самолюбования. Он вполне искренне считал себя недостойным своего служения. Трижды он пытался бежать с прихода, чтобы отправиться к епископу и просить его об отстранении от служения. В последний раз он попытался бежать, уже будучи известным всей Франции, за три года до смерти. Он подготовил ночной побег, но что-то заподозрившие прихожане устроили у церкви дежурство и перехватили его. Сначала они уговорили его прочитать с ними утренние молитвы, потом спрятали его бревиарий, а тем временем на площади у храма уже собралась толпа, преградившая ему путь. Люди с плачем опустились на колени: «Господин священник, если мы чем-либо огорчили вас, скажите, чем; мы сделаем все, что вам угодно, только останьтесь с нами». Жан-Мари позволил отвести себя в церковь, осужденный – в самом возвышенном смысле этого слова – сидеть в исповедальне, говоря себе: «Что будет иначе со всеми этими бедными грешниками?». Позднее он смиренно отвечал тем, кто напоминал ему о событиях той ночи: «Я вел себя как мальчишка!».
Отметим, что он бежал вовсе не от трудов, а из-за опасения, что недостоин своего служения. Кстати, далеко не все французские священники того времени радовались славе своего собрата. Настоятель в соседнем селе, раздосадованный тем, что его прихожане ходят на исповедь в Арс, написал раздраженное письмо: «Когда священник имеет такое смутное понятие о богословии, ему бы не следовало даже входить в исповедальню». А арсский пастырь ответил: «Мой дражайший и возлюбленнейший брат! Как я должен любить Вас! Вы единственный, кто хорошо меня понял. Так похлопочите же перед епископом, чтобы меня освободили от должности. Будучи лишен места, занимать которое по причине моего невежества я недостоин, я смог бы удалиться от мира и оплакивать свою жалкую жизнь».

st_jean_marie_vianneyЖан-Мари Вианней дожил до 73-хлетнего возраста. Он превратился в старца с длинными седыми волосами, тело его иссохло и стало как бы прозрачным, глаза стали еще глубже и лучезарней. Он умер жарким летом 1859 года, 4 августа, без агонии, без страха, «как лампада, где больше нет масла», и, по свидетельству очевидца, «в его глазах было необычайное выражение веры и счастья».
Папа Иоанн Павел II, посещая с пастырским визитом Францию, произнес проповедь на арсской площади. Эта проповедь предназначалась для священников, проходивших духовные упражнения. Перефразируя название известного итальянского романа «Христос остановился в Эболи», но придавая ему противоположный смысл, Папа сказал: «Христос действительно остановился в Арсе в то время, когда приходским священником там был Жан-Мари Вианней. Да, Он остановился там в прошлом веке и увидел толпы мужчин и женщин, усталых и изнуренных, как овцы, не имеющие пастыря. Христос остановился здесь как добрый пастырь. «Добрый пастырь, пастырь, который по сердцу Богу, — говорил Жан-Мари Вианней, — это величайшее сокровище, которое Бог может даровать приходу, это один из драгоценнейших даров божественного милосердия»».

Святой Иоанн Мария Вианней имел особую харизму: он совершенно растворился в своем служении, растворился до такой степени, что стал «только священником» – служителем Божьим. Вся его личность целиком отождествилась с даром священнического служения. Потому-то его и считают покровителем всех приходских священников в мире. Он сгорел в огне своего служения, поглотившего всю его жизнь без остатка. Празднование его памяти – это самый лучший «эпиграф» к рассказу о священническом служении вообще.

Print Friendly
vavicon
При использовании материалов сайта ссылка на «Сибирскую католическую газету» © обязательна